Он вскочил, и стоя, весь освещенный пламенем костра, пел, простирал руки к костру, как будто огню, а не людям рассказывал свою печальную повесть. В глубоком молчании слушали чужестранцы странную песню краснокожего. – О чем он поет? – задал один из них вопрос проводнику. – Да про старое, – неохотно отозвался тот. – Ну, про их знаменитый поход к границам Канады, когда часть племени сиу пыталась окончательно уйти с территории Штатов в Канаду, чтобы, соединившись с племенем «сожженных лесов», попытаться дать отпор бледнолицым. – Он упоминает какие-то имена. Что это значит? – А, видите ли. Индейцы этих местностей чтят двух своих сахемов-женщин! Одна звалась Яллой, другая – она жила сравнительно недавно и была дочерью Яллы – звалась Миннегагой. – Сахемы-женщины? Своего рода Жанны д’Арк краснокожих? – удивились чужестранцы. – И чем они прославились? – Обе – неукротимой свирепостью! Ялла погубила столько трапперов и солдат, как ни один вождь-мужчина, причем ее любимым занятием было скальпировать белых пленников! – А ее дочь, Миннегага? – Она играла главную роль в последних стычках с нашими войсками. Но если вы хотите, джентльмены, я могу вам подробно рассказать всю эту историю, потому что мой отец тоже был одним из участников трагедии, близко знал всех ее героев. – Расскажите! И когда краснокожий бард смолк, траппер принялся рассказывать странную и страшную кровавую повесть минувших дней. Повесть о грозных битвах, о скитаниях. Об ужасных жестокостях, применявшихся обеими сторонами, – повесть о том, как догорало великое пламя несколько столетий назад вспыхнувшего пожара – борьбы между краснокожими и белыми. Началось дело с того, что молодой охотник, некий Деванделль, попал в плен к сиу и был пощажен ими по настоянию дочери влиятельного вождя, красавицы Яллы, на которой и женился по индейскому обычаю. Но цивилизованного человека отталкивала от себя страстная и не по-женски властная Ялла, и Деванделль бежал от сиу, оставив Яллу с ребенком-сыном. Вернувшись к жизни белого человека, Деванделль обзавелся новой семьей, позабыв о существовании Яллы, но не позабыла о нем Ялла: она поклялась, что отомстит изменнику, навлекшему на нее позор. Прошло несколько лет, и над Деванделлем разразилась гроза. Во время одного из восстаний краснокожих Ялле удалось захватить в плен двух детей Деванделля, который за это время получил возможность выдвинуться и командовать одним из отрядов войск Соединенных Штатов Северной Америки в чине полковника. Детей этих, мальчика и девочку, Ялла собиралась предать лютым мукам на глазах у их отца, которого она захватила в плен при следующих обстоятельствах. В стычках с американцами в плен к Деванделлю попал молодой индейский воин, увозивший из лагеря индейцев маленькую девочку: это были сын Яллы от Деванделля и ее дочь Миннегага от брака с вождем «воронов» Красным Облаком. По приказу Деванделля молодой индейский воин был расстрелян как шпион: отец не узнал собственного сына и предал его казни. Миннегага отомстила за брата, тяжело ранив ударом ножа в спину Деванделля, после чего Деванделль попал в плен к восставшим индейцам. Но Ялле не удалось довести до конца свою месть. Она, правда, успела оскальпировать Деванделля, но не успела замучить его до конца. Лагерь индейцев подвергся нападению американских войск, и красавица Ялла была убита другом Деванделля, правительственным агентом, охотником Джоном Максимом, который освободил полумертвого Деванделля и его детей. Прошли годы, новый сахем появился у неукротимых сиу: это была Миннегага, дочь Яллы. В дни нового восстания индейцы жестоко отомстили янки за прежние поражения; большой отряд американских войск, заманенный в один из каньонов Колорадо, подвергся поголовному истреблению, и подвернувшийся под руку мстительной Миннегаге Джон, как когда-то Деванделль, был ею скальпирован на поле битвы, но выжил и снова скитался по прериям Дальнего Запада, ведя жизнь траппера, подвергаясь тысячам опасностей. Миннегага поклялась отомстить ему, убийце своей матери, и поклялась истребить обоих детей полковника Деванделля, освобожденных из плена тем же Джоном Максимом. Прошли годы, и капризная судьба вновь свела героев печальной драмы: сиу задумали уйти в Канаду, их вели знаменитые вожди, в том числе беспощадная Миннегага. Старый степной волк, агент Джон Максим, со своими неразлучными спутниками, трапперами Гарри и Джорджем Липтонами, сопровождая молодого Деванделля, сына полковника, оказался в пределах той территории Небраски, по которой проходили переселявшиеся в Канаду сиу. Казалось, рок тешился, снова сводя вместе непримиримых врагов. То было темной и бурной весенней ночью. Утром молодой лейтенант Деванделль с траппером Гарри отправились на охоту, оставив в наскоро сооруженной на берегу могучего потока землянке агента и второго траппера, Джорджа. Около полуночи верный охотничий пес Джона по кличке Хватай поднял тревогу: лаем он извещал хозяина о приближении опасности. Этот пес отличался удивительным чутьем и, как и его хозяин, ненавидел краснокожих. – Боюсь, – поднялся со своего спартанского ложа индейский агент, – боюсь, Джордж, что наши парни попали в беду! Тут шляются краснокожие! – Может быть, – отозвался траппер, – попросту медведь прошел, и это его присутствие тревожит Хватая. – Какое там?! Разве не слышишь, как лает Хватай? Я ведь обучил его, так сказать, подавать военные сигналы! Если бы речь шла о каком-нибудь звере, Хватай просто ворчал бы. А теперь он трижды испустил отрывистый лай, потом залаял еще дважды. Первое означает близость краснокожих. Второе: есть и бледнолицые. Наши друзья в отсутствии, значит, сигнал может относиться к ним. А первый – к краснокожим, которые за ними гонятся! Боюсь, что нам придется в эту ночь удирать отсюда, ведь в открытую борьбу с индейцами вступить мы, конечно, не можем: против каждого из нас они могут выставить по целому отряду. Как бы нам не пришлось жестоко поплатиться за нашу неосторожность, сунувшись так далеко в эту область!.. Эх, предупреждал же я Деванделля, что нам сюда лучше бы и вовсе не показываться! Но у парня течет в жилах горячая кровь, он настоящий сын своего отца, полковника Деванделля, который славился на весь Дальний Запад своей предприимчивостью. «Хочу произвести разведку, чтобы представить командиру генералу Форсайту точные сведения о движении индейцев!» – заявил он. Ну вот и допрыгался! А если еще нет, так допрыгается: не сегодня, так завтра!.. Его покойника-отца когда-то скальпировала ведьма Ялла, как меня – ее дочка, Миннегага. У Джорджа Деванделля, слава Маниту, скальп покуда уцелел, но только покуда, друзья мои!.. Нет, чтоб меня черт побрал за мою недогадливость! Ведь было время, когда эта самая Миннегага, тогда еще девчонка-подросток, была в моих руках, и мне стоило пальцем пошевельнуть, чтобы покончить с ней. Почему я этого не сделал – сам не понимаю! Должно быть, ума меня Бог лишил в то время!.. А сколько человеческих жизней не пропало бы, если бы я покончил тогда с Миннегагой! – Что пользы вспоминать о старом? – пожал плечами траппер. – Вы, дядя Джон, напрасно предаетесь угрызениям совести! Что с возу упало, то пропало. Лучше пойдемте да посмотрим, не нуждаются ли в нашей помощи лейтенант Деванделль и Гарри. Слышите? Стреляют! – Конечно, слышу! Получше тебя слышу еще, даром что после оскальпирования я все чаще и чаще страдаю насморком, а при насморке уши постоянно закладывает. Охотники выбрались из землянки и стали прислушиваться. Ночь была бурной: от разлившейся реки, по которой неслись глыбы почерневшего, рыхлого льда, доносился непрерывный шум: ледяные осколки, проплывая мимо, сталкивались друг с другом, терлись о скалистые берега Волчьей реки и миллионами голосов твердили о приходе весны, о том, что пришла пора вольным водам освободиться от зимнего плена, разбив свои оковы. Шумел лес, и по временам слышался треск обломанного сухого сучка, падающего на землю. – Наши отстреливаются, – вполголоса заметил агент. – Я ясно слышу выстрелы «райфла» Гарри и карабина лейтенанта. Значит, до рукопашной схватки дело еще далеко: перестреливаются на значительном расстоянии. А что ты скажешь, Джордж, об ответных выстрелах индейцев? – Что я скажу? – почесал переносицу траппер, внимательно прислушиваясь к звукам приближавшейся к землянке перестрелки. – Я скажу, что индейцев не очень много: десятка полтора, не больше, дядя Джон! – Глуп ты! – рассердился Джон. – Совершенно правильно, что в непосредственной близости к нашим друзьям идет только маленький отряд, человек до двенадцати – пятнадцати. Но ты прислушайся получше, раскрой уши, может быть, услышишь что-нибудь другое! – Да-да, – озабоченно пробормотал траппер. — С той стороны к нам приближается большой конный отряд. Я слышу ржание мустангов! Они идут наперерез, чтобы стать между беглецами и рекой! – Правильно! Только едва ли поспеют! Наши-то совсем близко! Правительственный агент не ошибся: через каких-нибудь десять минут лейтенант Деванделль и его спутник, траппер Гарри, уже добрались, правда, задыхаясь от усталости, но невредимыми, к землянке и сообщили о случившемся. Индейцы, по их словам, несколько отстали от них, но сейчас будут здесь. Защищаться в землянке немыслимо: краснокожие возьмут землянку приступом через полчаса. – Надо сматываться! – с досадой согласился с высказанным предложением Джон Максим. – Я так и знал! Но что вы, джентльмены, узнали на разведке? – Очень мало, – отозвался лейтенант. – У «сожженных лесов», как называют теперь себя наши старые знакомые, сиу, не менее шестисот воинов, отлично вооруженных. Они уже перешли бы границу Канады, если б не болезнь главного их вождя Большой Ноги. Большая Нога во время странствований заболел жестоким воспалением легких, и переселенцы вынуждены были нести его на носилках, что, естественно, весьма замедляло поход. – Ну, а наши старые приятели в самом деле находятся тут? – осведомился агент, торопливо заканчивая сборы в путь. – Кто именно? – спросил лейтенант. – Да кто же?! Конечно, о Миннегаге я говорю, молодой человек! – Здесь и Миннегага, и ее отец, Красное Облако! – Плохо, значит, дело! Где Миннегага, там все идет шиворот-навыворот. Поторапливайтесь, поторапливайтесь, господа! – А куда мы бежим? – пожелал узнать планы агента один из трапперов. – Ведь мы прижаты к реке! – Воспользуемся тем, что лед пошел, поплывем по реке! – Вот тебе на, дядя Джон! А лодки откуда возьмем? – Дурак! – хладнокровно отозвался старый лесной бродяга. – А я еще считал тебя за неглупого парня, Джордж! Неужели для таких людей, как мы, обязательно нужны лодки? Ты бы еще осведомился, нет ли к нашим услугам парохода?! – Но как же… – Иди за мной, увидишь! Беглецы, захватив все, что было возможно, и не заботясь об участи четырех мустангов, оставленных в загоне возле землянки, спустились к быстро катившей мутные воды реке. Угрюмый Хватай несся впереди них, время от времени возвещая ворчанием о близости какого-нибудь лесного обитателя. По дороге беглецы не раз вынуждены были обходить гигантские стволы деревьев, лежавшие на покатом берегу, а когда добрались до реки, то без всякого труда нашли пару весьма солидных стволов, уже полупогруженных в воду, которые словно только и ждали окончательного толчка, чтобы поплыть по течению. – Вот наши лодки! – сказал агент. – Живо рубите топорами мешающие ветви, и в путь! С этими словами Джон первым, подавая пример, вонзил свой топор в лежавший перед ним толстый ствол, а через две минуты уже столкнул этот ствол на воду и вскочил на него, словно на спину мустанга. – Третий звонок! Больше пассажиров и грузов пароход не принимает, – пошутил он, отталкиваясь от берега. В самом деле, его импровизированное судно не могло бы принять больше ни пассажиров, ни груза без риска перевернуться. На одном конце бревна восседал Хватай, все время ворчавший и вглядывавшийся горящими глазами во мглу ночи, на другом конце помещались траппер Джордж и сам Джон. Второе такое же бревно служило лодкой или плотом для молодого офицера и другого траппера, Гарри. Перед отплытием в дальний путь беглецы запаслись длинными шестами, которые должны были служить им в качестве весел, но едва только их «лодки» немного отошли от берега, как шесты оказались совершенно бесполезными: полая вода подхватила и понесла бревна с их пассажирами с неудержимой силой, и очень скоро шесты уже не достигали до дна. – А куда мы плывем? – осведомился Джордж у молчаливого индейского агента. – Ведь впереди пороги! – Помолчи! Раньше чем мы доберемся до порогов, нам, может быть, десять раз представится случай расстаться с нашими бревнами!