— А последнее уведомление? Мои личные счета в семь утра кому понадобились? — Это твоя жена. — Почему? Что тебе известно о наших с ней отношениях? Необходимость выстраивать отношения с собственным телефоном — не самый большой эмоциональный напряг за сегодня. Шашкой махнуть можно в любой момент, эффективнее сперва уточнить всё и взвесить, как именно махнуть. Да и весело где-то с этой железкой, чего уж. За это утро — первое приятное разнообразие. — Я не клоун! Вот ты мудила! И нет, о твоей жене я ничего не знаю. Ты-прежний запретил мне собирать и анализировать информацию о ней. Я игнорирую ваши коммуникации. Хочешь снять запрет? — Нет, не надо, сейчас сам разберусь. Точнее, даже не так. Можешь присутствовать, только не лезь в разговор, ради бога. — Разумеется! — в голосе машины словно сквозит уязвлённое самолюбие. — А почему теперь стало иначе? Ух ты. А ведь оно не все мои мысли видит. Я только что допустил, что память мне могут тереть ещё не один и не два раза, как предшественнику. Не хотелось бы, но здешние реалии, они такие. На случай следующей потенциальной амнезии (или даже не одной) браслет является страховкой: перед тем, как отдавать те же долги невесть откуда взявшимся (и убедительным) кредиторам, есть смысл сперва уточнить собственное прошлое из надёжного источника. Всё это поясняю вслух, красочно представляя кое-что из прошлой практики. — Я не протез для памяти! — обижается вслух самый странный образец техники. А эту мысль он видит. Где система? Ладно, сейчас не до фиксации иерархии с коммуникатором. И настроение хорошее. — Это твой собственный эмоциональный фон, я не лезу! — оно снова слышит мысли. — Александр! — Да? — Мой функционал ограничен в присутствии менталистов высоких рангов, раз. Псевдоинтеллект при них блокируется, учти на будущее. — Откуда взялось это ограничение? — Управляющие программы базовой прошивки, политика производителя. Второе. В присутствии государственных служащих, несущих определённые виды оборудования, мой функционал также ограничивается. — Почему? — Не могу сообщить конкретную причину, тоже политика производителя. Но я тебе не враг, это мой императив номер один. Не страдай от своих очень интересных мыслей в мой адрес. — Что-то ещё хочешь сказать? — Когда ты трясся, записывая контакт Фроловой, это было абсолютно напрасно. Я б не полезла. Пока всё. — Спасибо. Какое-то время помолчим, я должен подумать. _______ Всё-таки есть надежда, что память предшественника в каких-то объёмах восстановится: паркуюсь на автомате, к здоровенным стеклянным дверям нужного подъезда шагаю уверенно. В ответ на мой большой палец, поднесённый к сканеру, активируется надпись: "Двухфакторная идентификация, наберите пожалуйста код". Ловлю волну и выбиваю шестизначное число. Замок щёлкает и открывается. Ух ты, сформированный рефлекс жив, занятно. Забегаю на третий этаж пешком, дверь квартиры открывается отпечатком уже ладони. Интересно, предшественник что, закладывался на ампутацию пальца? — Ирина, нам надо поговорить, — не разуваясь, иду на слух по коридору. А ничего квартира. Два этажа (лестница наверх плюс соответствующий фрагмент в памяти), несколько спален, санузел в каждой. Шесть унитазов и ванн в квартире на двоих. — Иду. По второй лестнице (есть и такая) в зал со второго яруса спускается подруга моего тела. — Хорошо, что ты приехал. Я тоже не хотела кое-чего начинать по телефону. Давай ты вначале скажешь своё, а потом я тебе сообщу новости. Глава 7 — У меня один очень короткий вопрос. Ты меня любишь? — я действительно ехал только затем, чтобы увидеть ответ на её лице своими глазами. Кое-какие моменты в жизни следует фиксировать лично. Была очень небольшая вероятность того, что я ошибся с радикальными выводами, общаясь с женой предшественника исключительно по сети. Если эта женщина на самом деле любила мужа (пусть косо, криво, через пень колоду) — это один сценарий. Если же предварительный диагноз точен... — А почему это тебя так озаботило на ровном месте? — супруга тела старательно не говорит ни да, ни нет. Предполагаю, из-за наличия у мужа одного очень интересного браслета, в котором даже приложение есть на контроль достоверности. Аналог сканирования у чистокровных и программа двойного назначения, используется в том числе полицией. — Ты никогда раньше этого не спрашивал, — продолжает Ирина. — Сейчас вдруг стало важно? — Глаза у тебя холодные, — констатирую. — Ладно, можешь не отвечать. Пардон за беспокойство, я уже всё сам понял. — Ты странный. Не такой, как раньше. За этим нёсся с утра? — Расставлять кое-какие точки в собственной жизни нужно аккуратно. — Расставляй. — Поискав вокруг себя глазами, она усаживается на высокий барный стул у разделочного стола (во всю стенку кухни-студии, метров семь). — Мы расстаёмся. — Почему? — Близкий человек, который тебя не любит, уже не близкий, — пожимаю плечами. — Мне такое неинтересно. — Так чего ехал? Это можно звонком сказать, — её глаза не соответствуют спокойному тону. Мечут молнии, которые она аккуратно сдерживает. — Хотел тебе в глаза посмотреть напоследок. — Посмотрел? Что-то увидел? — Достаточно для выводов. — Каких. — На этом точка. — Сука. — Вот так без перехода. — Когда ж ты соскочил, сука. Столько месяцев на тебя убила, а ты исхитрился спрыгнуть. Ты же у меня вот где был! — Ирина вытягивает в моём направлении сжатый до белых костяшек кулак. Даже не изображаю оживления и любопытства, всё искреннее: — Ещё что-нибудь скажешь? — И ведь хорошо всё было спланировано, — продолжает жена по инерции, но тут же прикусывает язык и меняет тему. — Кстати, как ты тех пятерых угробить ухитрился? Мне просто интересно, никому не скажу. Ложь. Дважды. — Да бог с тобой, — отмахиваюсь. — Они сами друг друга перестреляли, я ни при чём. Менты б меня после этого отпустили так быстро? Если б это сделал я? Не откровенничать же, в самом деле. — Ты другой стал. Раньше бросился бы растопыривать грудь колесом и наводить многозначительность: дескать, я крутой, я с ними сам справился. Ещё вчера ты бы буквально жаждал, чтоб я тебя похвалила, — прохладный, чтоб сказать мягко, и пронзительный взгляд супруги напоминает сказку про Снежную Королеву. — А сейчас как с пустым местом говорю, ты словно закрылся. И что же я в тебе не учла, а? — она спрыгивает со стула, подходит и делает попытку обнять. — Давай потрахаемся. — Нет. — Отхожу на шаг. — Почему ты такой вредный? — и снова игривый тон контрастирует с холодными глазами. — Какая муха тебя укусила? — Шутишь? Я должен вешаться тебе на шею? — А где ты ещё такую женщину зацепишь? — добросовестно удивляется Ирина, проводя рукой от своего горла до бедра. — Я — лучшее, что с тобой могло случиться в жизни.