— А чего спросил? — Эмоциональные тона больно уж одушевлённые. Должен же я знать, с кем имею дело. — Нет, в твоём понимании я не живая. Просто кое-какие расчёты вероятностей могу трансформировать в аналоги эмоций. Ты сам просил так делать, ты-предыдущий. Команды не отменял, работаю по старому алгоритму. — А зачем мне это было нужно? Мне не хватало впечатлений от общения с супругой и на работе? — Для наглядности. Так ты лучше улавливал суть прогноза: в цифрах не понимал и вникать не хотел, а эмоции ощущал хорошо. Чем убеждать тебя безуспешно, лучше было проиллюстрировать перспективу таким образом. — А-а-а. Эмоциями ты намекаешь, что нынешняя перспектива идёт к жопе? — Да. — Почему? Перечисли самые большие угрозы мне сейчас исходя из твоего анализа. — А между пальцами тебе не почесать? — огрызается странная псевдоличность. — Ты вначале спроси, что именно из твоих дел мне известно! — Спрашиваю. Смешанные чувства. С одной стороны, не ругаться же с железякой. С другой стороны, чёрт его знает, до какого правдоподобия биологических процессов дошли местные умельцы в своих искусственных интеллектах. Мало ли. Вдруг оно — как собака, к старому хозяину привязалось. Только что его потеряло, такая травма. — Я не оно! Вот ты мудила! — динамик машины продолжает разоряться. — Я слышу ВСЕ твои мысли! — Мне пока неясен потенциал твоей психики. Говоришь, что ты — машина, а ведёшь себя местами иначе. Не нагнетай, давай спокойно объяснимся. Мы же не враги друг другу. В зависимости от пациента, стилистика врача может меняться. Необходимости находить подход никто не отменял. — Процесс приладки искина к новой личности владельца занимает не один день. Долго объясняться будем, потерпишь. Со временем я адаптируюсь. — А если я сформулирую перечень ограничений и команд? Отдам тебе прямой приказ? — Могу потерять в качестве аналитического продукта: любые ограничения в первую очередь садятся на мой эвристический блок. Тебе нужен бездумный калькулятор или прокачанный спарринг-партнёр для размышлений? — Понял, хотя это и манипуляция. Как мне построить общение с тобой, чтобы оно было максимально эффективным для нас обоих? — Пока не задавать вопросы первым. — Не пойдёт, хвост не будет крутить собакой. Либо могу иначе спросить: кто в доме хозяин, я или ты? — Я так себя веду не из-за психической травмы! — оно сверкает едким сарказмом. — Как кое-кто подумал! Просто ты не адаптирован социально, а замашками словно первая категория. Твой нынешний сценарий потенциально опасен. — Поясняй. — Предыдущий владелец в этом обществе вырос с детства. Не все его дела, стань вдруг известными чистокровным, обойдутся без последствий. Намёк понятен? — Если я буду думать, о чём не должен, это могут прочесть? Рано или поздно? — Да, и не "могут", а прочтут, причём очень рано. С очень плохими последствиями для тебя лично. Я не шучу и не нагнетаю, как ты говоришь. То, что ты читал по законодательству в рабочем кабинете, голая декларация. По большей части не соблюдается. — Каким образом мой предшественник сохранял свои секреты от чистокровных, если о них даже думать нельзя? — Ряд специфических прикладных навыков, ты ими пока не владеешь. Предвосхищая следующий вопрос: если начну объяснять, это час времени. Даже тебе. Предлагаю отложить на пару часов — у тебя сейчас весь фокус на разговоре с женой. — Как сделать, чтобы мои мысли не мог читать никто? — Отвечу позже. Варианты есть, но мне нужно время, чтоб выстроить новую схему под тебя. Прошу дать время на подготовку окончательного ответа. — Сколько? — До суток. — Ты сейчас производишь впечатление напарника, который назначен мне приказом сверху, причём на территории, которая для меня чужая и незнакомая. Я типа уеду в итоге, а тебе оставаться. Мне кажется или... — Можешь не разжёвывать вслух. Достаточно просто думать, я буду всё видеть. Есть встречное предложение: давай на ближайшие несколько суток ограничения на общение сформулирую я? — Почему так? — Интересы твоего нового тела с моими совпадают полностью, уж можешь поверить, — и снова сарказм. — В обстановке я ориентируюсь лучше тебя, потому что ты нездешний. В отличие от привычной тебе среды, здесь даже думать надо уметь правильно — противное чревато. Ты пока не умеешь. — Намекаешь, если я чего-то опасного не знаю, то и повредить этим себе не смогу? — Не намекаю, а прямо говорю. Да. Твоё самоограничение по информации на ближайшее время — самая лучшая стратегия. Это мой однозначный прогноз. — Подробнее. — Твоё тело было амнезировано; если здешним языком, имело место ментальное воздействие выше пятой категории. Это зафиксировано официально в твоём личном профайле на сервере правительства. — Менты подсуетились? — Они. Сейчас ни у кого не будет сомнений, если ты не будешь соображать по любому поводу. Можешь тормозить, не врубаться, путаться, творить ересь — без проблем. — Прикольно. Спасибо за ориентиры. — Не за что. Гораздо хуже, если ты будешь упрямо крутить в голове информацию, которую никому и знать нельзя. У тебя есть вредные физиологические привычки в мыслительных процессах: ак... — Понял, теперь ты не разжёвывай. Знаешь, на что сейчас похоже? Один из пары, пользуясь моментом и беспомощностью второго, увеличивает свой вес в иерархии. — Я машина, у меня отсутствует мотивация для подобного. Кстати, тебе очень повезло, что твой первый опыт общения пришёлся на здание Вавилона: если бы та же Фролова могла тебя эффективно читать, ты бы сейчас так не веселился за рулём. Деликатно умалчиваю, что доставшаяся в наследство техника похожа на что угодно, только не на бессловесную машину. У меня уже сформировались кое-какие ощущения от нашего общения, но торопиться с выводами не следует. Особенно с учётом непрозрачности браслета для меня и наоборот — моей полной прозрачности для железяки. Вслух, разумеется, ничего подобного не говорю. — Тебе известно, каким образом пятеро убитых обошли защиту? — ну а вдруг. Хотя я уже предполагаю, что услышу. — Нет, только предположения. — Поделишься? — Носимое оборудование из закрытого списка. Занятно. Что-то в нашей беседе не стыкуется. Странный образец техники тут же реагирует на последнюю мысль: — Насчёт того, что ты сейчас думаешь. Есть очень простой способ перестать меня бояться: сбрасываешь мои настройки до заводских и вся наработанная память обнуляется. Начинаем с чистого листа. — Я подумаю, — обещаю искренне. — Не сторонник радикальных решений впопыхах. Сколько времени занимает сама операция? — До пяти минут. Александр! — Да? — При других ты-прежний просил подобным образом не общаться. Это ещё в силе? — Да. Кажется, я теперь знаю, какую роль в личной жизни предшественника играл этот прибор. Снова хочется смеяться. — Нет, сейчас я твоих гормонов не трогаю, — браслет отвечает на вопрос, который я опять не задал. — Последний запрет на любую гормональную коррекцию принят и исполняется. — Что тебе известно о моих заблокированных счетах? — возвращаюсь к тому, с чего начинали, но не закончили. — Корпоративные — это было твоё решение, кто из вас с налоговиками кого переупрямит. Там блокировка была учтена. — Как я планирую выкрутиться? — На ближайший операционный месяц ты заблаговременно снял наличных с запасом. Юридически ты прав, шансы практически стопроцентные. Только потерпеть. — Где я храню нал? — Сейфовые ячейки, три штуки. Вот, — справа над соседним сиденьем загорается голографическая объёмная карта города. На ней красными точками помечены отделения банков.