— Куо-куо, мой славный мальчуган! — Нискирич жизнерадостно оскалился, его протяжный бас знакомо завибрировал в моем заушном динамике. — Ты не голоден?! Одевался он скромно, предпочитая очень плотную темно-синюю джинсу (родную сестру наждачной бумаги), из которой заказывал себе штаны, жилеты, рубашки и приталенные куртки. Наверное, даже пижамы и трусы, но это не точно. Потертая от времени черно-желтая жилетка казоку-хетто выглядела произведением искусства — расшитая личными портными в мелкий геометрический узор, она была украшена одиноким металлическим значком, тусклым и исцарапанным. Прочих украшений старший фер Скичира не носил вовсе, если не считать кольца с выпуклым символом судейского молотка, но его на толстом пальце черногривого чу-ха видели лишь на крупных собраниях организации. В белых зубах Нискирича покачивался изжеванный огарок — в отличие от большинства обитателей Юдайна-Сити, старшее «Дитя» не жевал «бодрячок», а терпеливо вымачивал, раскатывал в тонкие листы, а затем скручивал в плотные трубки и уже эти оковалки поджигал. Вот и сейчас слепок был слегка замутненным от клубов серого дыма. — Пусть будет добрым твой день, Нискирич, — улыбнулся я, надеясь, что вышло не шибко кисло. — Парень! — тот крякнул и подался вперед, почти вплотную придвинув черный глаз к объективу. — Сколько раз я просил называть меня отцом?! — Хорошо, отец. — Новая улыбка вышла еще более скомканной и пожухлой, но Скичира не заметил. Или сделал вид, что не заметил… Откинулся на высокую спинку кресла, и по виду за спиной чу-ха я узнал его рабочий кабинет. — Как дела, сынок?! — без докучливых реверансов начал он, и было очевидно, что это не просто вежливая форма речи. — Давай, поделись, как проходит денек? Все ли благополучно, все ли спокойно? — День проходит чудесно. — Сохраняя терпение и стараясь не думать об утекающих минутах, ответил я. Смотрел при этом на шумную улицу, чтобы нашей беседе не помешал случайный зевака. — Я вымыл уши, клянусь. И про завтрак тоже не забыл. — Все паясничаешь? — Нискирич прищурился и жадно затянулся пожеванным обрубком. — Завязывай, малой, ты же не ребенок! — Ладно, прости… — Свободной рукой я почесал подбородок под маской и действительно испытал укол вины. — Непростой день, много работы. Но в остальном все в порядке. И ты отлично знаешь, до чего мне нравится, когда ты вот так издали заходишь, чтобы узнать что-то… Внезапная догадка тревожно перехватила мое дыхание: — У «Детей» что-то случилось?! Заметив реакцию, Нискирич прищурился и навалился на рабочий стол, вновь заполняя кадр. — Случилось? А это ты, Ланс, мне скажи. И знакомо улыбнулся. Неторопливо и во все двадцать зубов, за которыми весьма ревностно ухаживал. На какое-то мгновение слепок над моим запястьем стал состоять сплошь из зубастой пасти, от вида которой, по слухам, многие доставленные на «беседу» к лидеру «Детей» залетные чу-ха теряли сознание. Я же едва удержался от очередного вздоха. Дождался, когда глаз отца снова уставится в камеру гаппи, и очень сильно постарался изобразить неподдельное удивление. — Отец, ты это о чем? Теперь вздохнул Нискирич. Пожевывая толстую курилку, он одной лапой поглаживал отворот жилета, а пальцами второй медленно барабанил по столешнице. Мы оба молчали. Где-то за кадром у «Детей заполночи» раздался хмельной смех сразу нескольких чу-ха, в том числе самочек. В считанных метрах от меня шипела, ругалась и тренькала сигналами гендо полноводная вечерняя улица. По бледному лицу под капюшоном скользили неоновые отсветы реклам. «Болтушка» очень своевременно просигналила о входящем сообщении с незнакомой ячейки Мицелиума. Незаметно подняв правую руку, я развернул текст на узком боковом дисплее, без малейшего удивления прочитав: «Надеемся, ты не просаживаешь аванс в кабаках. Нарыл хоть что-то?». Байши! Вот только вкрадчивого напоминания от «Котелков» мне и не хватало. Но грубо оборвать беседу со своим спасителем и покровителем я попросту не имел права, а потому безжалостно удалил послание Перстней и терпеливо ждал. — Мальчик мой, — наконец нарушил молчание фер Скичира, — признай честно: ты угодил в неприятности? — С чего ты взял? Спросил я без промедления или заминки. Во-первых, потому что на самом деле хотел знать. Во-вторых, потому что этот вопрос Нискирич задавал мне регулярно, стоило лишь на несколько часов покинуть родной район. Но затем обладатель убогого манкса добавил такое, что сразу лишило убогого манкса иллюзий, что его вызов — лишь пустяк и «родительский» долг. — Ты не хуже меня знаешь, как «Дети» получают информацию с улиц, — с укором наклонил голову Скичира-старший. — Причем не только о том, что происходит в Бонжуре… Он знает о Гариб-базаре! И о спятившей Симайне! Или о поиске необычного кулона… Впрочем, с чего я взял? Настойчивое обаяние Нискирича раскалывало многих, но ведь я знал его не первый год, так с какой стати решил поддаться на эту простую уловку? Поэтому, не меняясь в лице, я мягко, но уверенно прокомментировал: — Со мной не случилось ничего такого, с чем я не смог бы справиться сам. Скичиру мое самообладание порадовало, я видел это по обаятельной ухмылке старика. Однако же, так просто отставать он был не намерен. — Скажи честно, пунчи, — тихо спросил чу-ха и бросил быстрый взгляд за пределы кадра, — в деле замешаны смирпы? Окраины начинают шептать, что Прислужники ищут какую-то кукуга. Со странностями вроде как. И не только они, кстати… И пусть сплетни пока напоминают байки подвыпивших дервишей, я не могу не уточнить. Мое сердце пропустило удар. Но уже через мгновение я заставил себя придушить панику — сохранить сегодняшние приключения в полной тайне от далеко не глупого Нискирича все равно представлялось нерешаемой задачей… — Отец, — все также негромко и вкрадчиво сказал я, снова убедившись, что нас не подслушивают с улицы, — у меня правда привалило работы и пора бежать. Но я обещаю тебе, что мои действия никаким образом не навредят семье. И еще ты должен знать, что смирпы тут не при делах. Вечер все активнее вступал в права. Все ярче и агрессивнее сияли рекламные растяжки, разноцветными шарами пульсировали в темном небе полые гондолы ветростатов, фары фаэтонов оставляли над шумными улицами хищные смазанные росчерки. Юдайна-Сити бурлил в привычном ритме и не обращал никакого внимания на крохотного манкса в капюшоне, забившегося между торговыми павильонами. Какое-то время Нискирич оставался молчалив и сосредоточен. Пыхтя курилкой, взвешивал мои слова и внимательно изучал лицо, так непохожее на его собственное. Выпустив клуб дыма, он кивнул, словно соглашался поверить. — Я могу помочь? — многозначительно спросил старший чу-ха нашей казоку, и снова погладил лацкан жилетки. — Где ты сейчас? На площади «Пепелища»? Если выждешь, отправлю тебе ребят… — Нет, отец, благодарю, — я говорил это искренне, но все равно заставил Скичиру недоверчиво подвернуть голову. — Я почти закончил дело, на которое подрядился. Еще пара мелких телодвижений, и вернусь в Бонжур. Клянусь, сразу дам тебе знать. Он снова замолчал, безжалостно воруя минуты и шансы. И когда я уже хотел вежливо оборвать разговор, придвинул к себе консоль и снова занял всю ширину объектива. — Сынок, — доверительно пробасил он, не выпуская курилку из зубов, — ты должен знать, что приближается… нечто крупное. Ты мог что-то слышать об этом. А мог даже улавливать шкурой, в этом ты давно превзошел даже Ункац-Арана. Так вот я подтверждаю, Ланс, будет непогода. Мы способны и готовы возвыситься, как никогда раньше. Стать сильнее. Добиться еще большего уважения. Сисадда? Твои услуги, как понимаешь, несомненно понадобятся семье. И мне бы совсем не хотелось, чтобы по недоразумению ты влип в серьезные неприятности или наступил не на тот хвост… Я куснул губу под маской. Что ж, Нискирич всегда был откровенен со мной. Ну, почти всегда, но кто будет ворошить старое? И если Скичира-старший говорил о буре, стоило прикрыть окна… Но и сию секунду вернуться в Бонжур я тоже права не имел. Хотя бы потому, что на пайму и потраченные фанга предпочитал зарабатывать сам… — Ты хорошо знаешь, что я всегда готов помочь стае, — так же тихо ответил ему я. — По первому слову. Так будет и в этот раз. Но прямо сейчас связан наймом, а ты сам дозволил мне заколачивать рупии так, как я сам этого захочу. Отец, как только закончу, сразу буду в твоем распоряжении. Он уставился в сторону. Польщенный моим стремлением помогать, но все же недовольный, я это видел. Однако накалять обстановку старик не стал. Кивнул, хмыкнул сквозь зажатую в зубах курилку, и пригладил черные седеющие волосы на шрамированном виске. — Новостей точно нет? — спросил Нискирич совсем другим тоном, чуть более отстраненным и прохладным. — Ничего такого, что нельзя рассказать по гаппи или скинуть тебе через «мицуху». Я невольно поймал себя на мысли, что уже сейчас расстроен состоявшимся разговором. И собственным отказом от поддержки «Детей». И колкими домыслами чу-ха, требовавшего называть его отцом. Кажется, тот тоже ощущал нечто подобное… — Как вернешься, сразу загляни ко мне. — Вместо прощания пробасил грозный Нискирич фер Скичира и лениво откинулся на спинку кресла. — Пропустим по пиалке и тогда побалуешь своего старика небылицами. — Непременно. — Амма передавала привет, — уже почти отключив связь, с точно выверенной театральностью спохватился чу-ха. — Очень приятно, — честно сознался я, — ей тоже передавай. — Поболтай, наконец, с сестрой, — Нискирич погрозил мне когтистым пальцем, — она скучает, ты же знаешь. — Конечно, отец, — послушно кивнул я, — как только разгребу дела. — Шагай в едином ритме с Когане и береги себя, сынок! — Постараюсь. Мускулистая лапа Нискирича протянулась к настольной консоли и оборвала соединение. Невесело вздохнув, я опустил затекшую руку, раскатал рукав пальто и вернул массивные «Сачирато» на переносицу. Разговор оставил тяжелое впечатление и послевкусие, словно плохо перегнанная пайма. Несмотря на всю неоднозначность фигуры фер Скичиры-старшего, я хорошо относился к этому опасному, но обаятельному чу-ха. Да, при первой же возможности он беззастенчиво эксплуатировал умения своего «сына». Но именно этой старой хитрой крысе «сын» был обязан всем, что у него было. Нужно лишь потерпеть… Когда я заполучу проклятый кулон и отдам безделушку в утяжеленные серебром пальцы Перстней, обязательно расскажу отчиму историю минувшего дня. Ну, может быть не всю. Может быть, с умелыми авторскими правками. Но он достоин знать о происходящем на улицах, особенно в свете неких запланированных авантюр… Подходы к площади «Пепелище» охотно приняли меня в свои шумно-влажные объятья. По диагонали через перекресток пятерка артистов показывала яркое представление, с фейерверками, свето-струнными изображениями на воздухе и скачками на пружинных ходулях вроде тех, что используют в своих набегах «Верткие прыгуны». На краю транспортной развязки, пересекавшей каньон многоэтажек над моей головой, группа активистов устроила очередную акцию протеста, вывесив длинные полотнища, исписанные кровью. Визгливо зазывали пассажиров гендорикши, в громкости с ними соревновались продавцы уличной еды и зазывалы букмекеров. Из открытых дверей лавки манджафоко валил сухой разноцветный дым, в котором угадывались очертания свежесобранных кукуга. Рискованно обруливая неспешно парящие фаэтоны, над площадью гоняли наездники на пернатых досках, то и дело падая в длинный фонтан под оглушительно-визгливый хохот приятелей. Убедившись, что не привлекаю лишнего внимания, я направился к станции транзита. Шел быстро, но осторожно, стараясь не толкать других пешеходов и намеренно игнорируя вездесущую брань, которой чу-ха просто упивались. Выходит, до главы «Детей заполночи» все же дошли слухи о неприятностях на Гариб-базаре? И, несомненно, рассказы о том, что незадолго до заварушки там видели бледношкурого мутанта, каковым меня почитал весь Юдайна-Сити… В вагоне транзитного состава, втиснувшись в самый дальний от входа и неприметный угол, я невесело размышлял о предстоящем разговоре с Нискиричем. Вероятнее всего, он не одобрит драки с «Бритыми хвостами». И связи с «Желтыми котелками», за которыми тенью нависал не кто-то, а сам «Диктат», тоже… В таком случае мне останется хотя бы порадовать старика историей про романтичного домушника, синтета и кулон, так нелепо ускользнувший из-под носа моих действующих клиентов. А вот на этом моменте, готов держать пари, Нискирич насупится и прочитает эмоциональную лекцию, что кулон (при всей его пустышечности) стоило сперва доставить «Детям». Потому что если он так важен уважаемым чу-ха из уважаемой казоку, то и цену за его поиски стоило бы надувать втрое. И когда я отвечу прожженному главарю, что это не мой стиль, он только расхохочется над наивностью терюнаши и упоенно запыхтит огрызком курилки.