– Ожидать их с запада не стоит!.. – обдумывая вопрос губернатора, произнёс командир артиллеристов, Дункан Сьонгер. Он не хотел ничего говорить. И вообще не хотел сидеть здесь на совещании. Он был практиком, он был настоящим артиллеристом! Его место было на береговой батарее, вместе с его людьми. А вместо этого Дункан находился на другом конце города. Сидел солдатской жопой на мягком стуле с дорогой обивкой и молчал. И это молчание ему уже надоело, поэтому он раскрыл рот. – Почему? – спросил представитель «Диахорисмоса». А если по-простому, один из лидеров местных дельтианцев. – Там много кораблей проходит. Хоть кто-то да заметит их! – пояснил Дункан. – И с юга они не придут. Ждите с севера и с востока… – У нас самый большой остров в архипелаге! – возмутился губернатор. – Вы хоть представляете, что такое северное и восточное побережья вместе взятые?! Вы в своём уме? – Я лишь высказал мысль, – пожал плечами Дункан. – А больше никто ничего не высказывал, метен… «Вот и делай после этого добрые дела! – мысленно возмутился артиллерист. – У кого какие соображения?.. Вот мои соображения!.. Какая глупость! Ты в своём уме?.. Высказал, чтоб вас всех, мысль…» Дункан обиженно замолчал, и в кабинете губернатора снова воцарилась тишина. Похоже, умные мысли в этот вечер пришли только в голову Сьонгера. А сам он еле сдерживался, чтобы не завыть от тоски. Дункан Сьонгер и так злился, а теперь расстроился ещё больше. Его место было не здесь, в одуряюще мёртвой тишине кабинетов… – Что у нас со специями? – спросил губернатор у командующего. – Обеспечены на много лет вперёд! – бодро ответил тот, радуясь, что миновало время неприятных вопросов. – Бригады рабочих сейчас расфасовывают их для наших бойцов. – Хорошо! – губернатор посмотрел на мотылька, который всё никак не хотел покидать окно и упрямо рвался внутрь. В кабинете было душно и жарко. И если бы не эти огромные крылатые твари, все окна были бы открыты. Но стоит только это сделать, как от мотыльков деваться будет некуда. К сожалению, оснастить окна новым изобретением, сеткой от насекомых, губернатор вовремя не удосужился. А сейчас явно было не самое подходящее время… «Бух!» – сообщила темнота за окном. Сидящие в кабинете мужчины встрепенулись. Непонимающе повернули головы к окнам, и только Дункан Сьонгер вскочил со стула и кинулся к дверям. Кому, как не артиллеристу, знать все эти «бухи»… Он не боялся, что его остановят: всем сейчас будет не до того. И главное, губернатор только что получил ответ на вопрос, где же флот с экспедиционным корпусом. Ответ был прост: «Он уже здесь!». И это была очень плохая новость. «Бабах!» – грохот взрыва разбудил засыпающий город. Где-то в темноте завизжала женщина, задребезжали стёкла в окнах… И даже мотылёк, так раздражавший губернатора, пропал – как будто его смахнули с окна. В темноте ночи вспухла вспышка близкого взрыва. Били по береговой батарее, прикрывавшей порт. А из темноты уже неслись новые звуки выстрелов, и новые взрывы расцветали в ночи. В этот раз командование экспедиционным корпусом учло ошибки. И начало высадку с артиллерийской подготовки… Кромешная тьма, окружавшая город, играла на руку нападающим. Со всех ног Дункан выскочил из особняка и кинулся к коновязи. Как мог быстро, он отвязал свою лошадь, запрыгнул в седло и ударил ей пятками в бока. Кобылка послушно разогналась – и вскоре уже галопом летела в сторону порта. Из домов выбегали сонные и испуганные люди, чтобы узнать, что происходит. Однако Дункану сейчас было не до них. А ещё он наплевал на запрет галопа в городе: ему очень нужно было попасть в форт. – Дорогу! Дорогу! – орал он, а звуки выстрелов раздавались всё ближе и ближе. В какой-то момент лошадь не выдержала бешеной гонки. Она стала останавливаться, а затем, сердито заржав, поднялась на дыбы. И Дункан, который не был хорошим наездником, вылетел из седла. – Вернись, кобыла ты тупая! – взревел он, ударив кулаком по мостовой. – Вернись! Но куда там!.. Кобылка скрылась за ближайшим поворотом. А Дункан вскочил и кинулся дальше. Уже на своих двоих. Взрывы звучали повсюду, вокруг метались полуодетые люди, которых поднял из кроватей ночной штурм. Один из снарядов влетел в дом, который Дункан пробежал за несколько секунд до того. Грохнуло… Останавливаться Дункан не стал, но, не удержавшись, всё-таки оглянулся. За его спиной из ночной тьмы на головы людей посыпались осколки камней и черепицы. Улицы заполнили крики боли и стоны пострадавших. «Дайте мне только добраться до орудий! Я вам покажу! – в мыслях неистовствовал Дункан. – Стрелять по спящему городу, сволочи!..». Впрочем, основной огонь был сосредоточен именно на форте. Редкие снаряды прилетали в жилые дома и в порт. Но даже их хватало для того, чтобы люди в панике метались в ночи, покидая ставшими такими опасными здания. Дункан хотел крикнуть им, чтобы прятались в подвалах. Но так отчаянно бежал, что сорвал дыхание и теперь мог только хрипеть. А до его береговой батареи, где артиллеристы вслепую били по врагу, в надежде хоть по кому-нибудь попасть, было ещё далеко… Пробежав по улице, идущей в обход порта к скале на краю гавани, Дункан остановился. Согнувшись и упершись руками в колени, старый вояка понял, что сил больше нет. Он не мог даже идти. И всё потому, что чёртова кляча скинула его и сбежала… А его ребята – коллеги, друзья, приятели – гибли сейчас там, в форте… Форт горел. Зарево пожара поднималось над его стенами, и в отблесках огня был виден идущий в чёрное небо дым. Орудия береговой обороны ещё стреляли, но с каждым попаданием их голоса звучали всё реже и реже. Дункан Сьонгер, наконец, заставил себя снова переставлять ноги. Он верил, что даже с одним орудием сумеет устроить флоту Старого Эдема сладкую жизнь… О победе командир артиллерии уже не думал. Слишком велико было преимущество нападавших. Но месть – её он ещё мог осуществить!.. Очередное попадание заставило скалу содрогнуться. А потом весь мир вздрогнул от страшного взрыва. Вспышка была такой яркой, что на миг высветила воды гавани. Вся поверхность моря была заполнена шлюпками. Старый Эдем высаживал десант… Дункан снова остановился. Он смотрел, как взлетает на воздух форт, доселе охранявший город, как в небо устремляется огромный язык пламени и чёрный дым… – В арсенал попали, сволочи! – хрипло пробормотал он. – Добились, гады, своего… Рядом со стуком упал на землю камень. И тут же покатился по мостовой. Затем ещё один. А потом на артиллериста обрушился дождь из камней. Сьонгер даже не попытался прикрыть голову. Он стоял и смотрел, как камни падают на паникующих жителей, на крыши домов… Всё было кончено – умерла даже надежда на месть… Сьонгер был уверен, что теперь-то все его люди уж точно мертвы. Слишком страшным выглядел подрыв арсенала форта. Всё-таки моряки Старого Эдема знали своё дело. Знали и делали. Хотелось выть от тоски и боли, но Дункан лишь рот открывал, пытаясь набрать воздуха и выплеснуть боль. И когда ему это почти удалось, один из камней всё же пробил ему голову… Тело главного артиллериста опустилось на дорогу, ведущую к форту. И никто не заметил этой, одной из множества, человеческих потерь. Нуволос больше не подсчитывал убитых. А когда из порта донёсся дружный рёв: «Вперё-о-о-о-од!», и волна десанта выплеснулась на улицы города, смерть вообще стала обыденным явлением. За погибших друзей, за недавнюю неудачу, за страх, пережитый на западном побережье… За всё это солдаты экспедиционного корпуса мстили жестоко и беспощадно. Любое неповиновение каралось пулей. Любое подозрительное движение пресекалось пулей. Любая попытка схватиться за оружие была причиной для выстрела. Но с каждым новым трупом поднимался боевой дух солдат. А это было важнее кучки горожан и их предводителей, которым, по всем законам Старого Эдема, и так грозила виселица… Впрочем, предводители-то как раз сумели уйти, пользуясь паникой и тем, что находились на окраине города. Они сбежали, бросив доверившихся им людей. И трусливо спрятались в горах Нуволоса. А потом, гонимые страхом за свою жизнь, нашли пароход и переправились на материк, под прикрытие сил СоЗаМаО. Крупнейший остров Матенского архипелага, а вместе с ним и годовые запасы специй, был потерян. Он полностью перешёл под контроль экспедиционного корпуса. А Старый Эдем уже загружал на корабли новые подкрепления, даже ещё не зная, что война началась в полную силу. Ведь никто не ожидал, что остров Нуволос поднимет бунт: тут даже не добывали специй, а только хранили их и отправляли через океан. И именно здесь жители могли не опасаться кары метрополии… Глава 9 К западу от Кастиелло де Романо, Марчелика, 3 декабря 1936 года М.Х. – Ган! Ган! – в голосе Бенедикта не чувствовалось тревоги, и Иоганн решил не отрываться от чистки «томаса». – Ган, Миг, да посмотрите же!.. Мигель приподнял опущенную на глаза шляпу и посмотрел сначала на Бенедикта, затем на Иоганна, а потом снова на Бенедикта. После чего почесал живот и смилостивился: – Сиди, Ган. Я схожу… – Угу, – буркнул Иоганн, который считал, что занят самым важным делом на свете. – А кто говорил по одному не ходить? – с серьёзным видом нахмурилась Лилия. – Дан говорил… – не понимая, к чему она ведёт, ответил Иоганн. – И вам плевать на то, что он говорил? – снова уточнила обычно молчаливая Лилия. Иоганн сморщил лоб, припоминая, что Дан и в самом деле, отправляя в разъезд его, Мигеля, Лилию, Бенедикта и Леопольда, просил их не бродить в гордом одиночестве. Места были дикие, касадоры сюда забирались редко, и встретить агрессивное зверьё можно было где угодно. Иоганн погладил «томаса» по отполированному дереву приклада, раздумывая, стоит ли сказать Лилии, что запрет Дана касался в первую очередь её и Леопольда, а не троих опытных касадоров. Но благодушно решил, что не стоит лишний раз тыкать новичков в их криворукость и косоглазость. Им, бедолагам, и так достаётся. – Ган! Миг! Лили! Да идите же сюда!.. – надрывался Бенедикт, даже не представляя, какие душевные бури вызывает своими воплями в головах отдыхающих друзей. – Ну? Я иду? – лениво спросил Мигель, принимая сидячее положение и надевая шляпу на голову. – Или, так уж и быть, все идём? – Так уж и быть… – вздохнул Иоганн, начиная складывать принадлежности для чистки. – Ган! Миг! – снова радостно возопил Бенедикт. – Лили, пальни в придурка, пожалуйста! – поморщившись, попросил Иоганн, но, увидев, как девушка решительно берётся за винтовку, сразу добавил: – Я пошутил, Лили! Он живой смешнее, чем мёртвый!.. – Не будем злить его маму! – благоразумно напомнил Мигель. Если оговорка Иоганна про «пошутил» никак не повлияла на черноволосую красавицу, то упоминание тёти Луизы заставило её задуматься и опустить ружьё. – Иногда кажется, что вы терпите Бенедикта только из-за его мамы! – поджав губы, заметила Лилия. У неё к Бенедикту уже накопились свои счёты… – Мы его просто любим! – добродушно пробасил Иоганн. – Мы росли все вместе. И путешествуем все вместе. И тебе не стоит об этом забывать! – Ладно… – вздохнула Лилия, сморщившись. Впрочем, даже это не могло испортить её внешние данные. Лилия пошла в мать – и была ослепительно красива. Однако, как ни вились вокруг молодые касадоры, но ответной реакции добиться не смогли. Зато самые активные ухажёры – а именно, Бенедикт, Николас и Игнаций – были давно занесены ею в чёрный список. И Бен, как особо упорный воздыхатель, занимал в этом чёрном списке почётное первое место. Причём с пометкой «пристрелить с особой жестокостью при удобном случае»… – Пошли!.. – Иоганн поднялся на ноги и первым двинулся на возвышенность, где Бенедикт и Леопольд несли дозор во время короткого привала. Жара стояла лютая. Как установилась после дождей, так и не собиралась убывать. От луж даже шёл вполне различимый пар. А живность и растения спешили как можно скорее завершить процесс размножения, пока безжалостное солнце не выжгло всю поверхность к чёртовой матери. Зато почти уже месяц не было ни одного багрянца, что многих радовало. Иоганн шагал по каменистой полосе, стараясь не заходить в траву. После потопов ожидать адекватного поведения от живности не стоило. Следом шла Лилия, с интересом поглядывая по сторонам. А уже за нею двигался Мигель, жевавший какую-то травинку. Наиболее безопасную из всего многообразия растений Марчелики. – Да скорее же! Мимо пронесёт! – поторапливал их Бенедикт. С вершины возвышенности и вправду открывался потрясающий вид. Внизу, насколько хватало взгляда, простирались центральные равнины, поросшие травой и кустарниками. Небольшая речка, порождённая Ноябрьским Потопом, вилась между небольших возвышенностей, прокладывая свой путь в неизвестность.