Так все и случилось – симпатия переросла в страсть, заполонившую всю его душу, все сердце. Она охватывает его с особой силой, так как является первой – Фрэнк Хэмерсли влюбляется впервые в жизни. И оттого тем страшнее его терзания при мысли, что чувство может не оказаться взаимным. С первой минуты как сознание вернулось к нему, кентуккиец взвешивает свои шансы. И несколько слов, услышанных им почти в ту же самую минуту, доставили ему неземное наслаждение и внушили бóльшую надежду чем все, происходившее с тех пор. Постоянно прокручивает он в памяти тот монолог наедине с собой, который произнесла девушка, считая, что ничьи уши ее не слышат. С того дня не произошло ничего, что словом или делом могло послужить доказательством взаимности его любви. Дама проявила себя нежной сиделкой – естественная забота хозяйки о благе гостя, и ничего более. Была ли оброненная ей реплика необдуманной, не несущей особого смысла? А может то вообще иллюзия, плод воображения еще расстроенного рассудка? Фрэнк жаждет узнать правду. Каждый час, проведенный в неведении, приравнивается к танталовым мукам. И одновременно он боится спросить из страха получить ответ, который причинит ему страшную боль. Хэмерсли почти завидует Уолту Уайлдеру с его немудреной любовью, легкой победой и почти гротескным объяснением. Он хотел бы действовать с такой же свободой и получить такой же ответ. Успех товарища должен был бы придать ему уверенности, но нет. Два эти случая несопоставимы. Поэтому кентуккиец оттягивает момент истины как может из опасения неудачи. В возможностях недостатка нет. Почти все время он проводит наедине с той, которую обожает. Никто не стоит у него на пути, уж точно не ревнивый брат. Дон Валериан пренебрегает всеми канонами братского долга – если подобная мысль, конечно, приходит ему в голову. День напролет полковник гуляет по долине или совершает более дальние вылазки в обществе бывшего рейнджера, у которого всегда есть в запасе увлекательная история о богатой приключениями жизни в прериях. Когда Уолт дома, у него находится своя компания, поэтому времени поговорить со своим товарищем у него немного. Ему хватает общества Кончиты. Еще меньше опасается Хэмерсли вмешательства дона Просперо. Погруженный в изучение природы, отставной армейский хирург проводит большую часть времени в общении с ней. Более половины дня его нет дома – он ловит ящериц в расселинах скал, насаживает насекомых на булавки из игл магвая, или собирает растения, которые кажутся ему не внесенными в составленные ботаниками списки. Погруженный в эти мирные занятия, врач, вероятно, счастливее всех окружающих – в том числе тех, чьи сердца одержимы всепоглощающей страстью, ибо она приносит много наслаждения, но зачастую и много горя. Будучи так близко от объекта обожания, имея возможность постоянно находиться рядом, Хэмерсли боготворит предмет своей любви, но молча. Глава 42. Опасный замысел Наконец подходят день и час, на которые молодой кентуккиец наметил отбытие. Приближение этой даты не радует его. Напротив, перспектива отъезда причиняет ему боль. Он готов навсегда остаться в этом уединенном месте – при условии, что Адела Миранда будет рядом. Он уезжает с неохотой, и желал бы задержаться, но повинуется чувству долга. Пора позаботиться о правосудии для погибших погонщиков каравана, и если получится, наказать их убийц. С этим намерением Фрэнк собирается дойти до Дель-Норте, а если понадобится, то и до самого Альбукерке. Принимая во внимание полученные от бывшего коменданта сведения, а также подозрительные обстоятельства, молодой американец разрабатывает план действий. Он решает призвать Урагу к ответу, но на этот раз не посредством благородной дуэли, но через справедливый суд. Если такой сыщется в Нью-Мексико. – Если все обернется как мы предполагали, я попытаюсь разыскать негодяя в его собственном логове, – заявляет он в разговоре с Мирандой. – А если не застану его там, буду преследовать повсюду, по всей Мексике. – Тут есть еще кое-кто, кто примет участие в погоне, – восклицает экс-рейнджер, только что вошедший в комнату. – Да, Фрэнк, мы доберемся хоть до сердца Мексики, до гор Монтесумы, если угодно, но достанем этого скунса. – Не сомневаюсь, полковник, – продолжает Хэмерсли, довольный энергичным предложением помощи со стороны старого товарища, но не позволивший увести себя в сторону. – В вашей стране найдется правосудие, чтобы покарать такое возмутительное деяние. – Дорогой мой дон Франсиско, – отвечает мексиканец, спокойно скручивая сигарриту. – Правосудие на стороне тех, у кого есть власть и деньги, чтобы его купить. Вам следует знать, что в Нью-Мексико прав тот, кто сильнее, и тут пока ничего не попишешь. Моей несчастной родной провинцией снова управляет дон Мануэль Армихо. Если я вам скажу, что нынешнего своего положения он достиг как раз благодаря такому же преступлению, о каком вы говорите, то можно понять, какого правосудия стоит от него ожидать. Мануэль Армихо был пастухом. Его наниматель, сеньор Чавес, велел перегнать ему отару из тридцати тысяч овец на рынок в Чиуауа. Во время пути по Хорнада-дель-Муэрте Армихо и двое его сообщников переоделись в апачей и напали на товарищей-пастухов, убили их и завладели скотом. Сняв перья и смыв с лиц раскраску, они перегнали овец на другой рынок, продали их, а сами вернулись к Чавесу с рассказом про нападение индейцев и про то, как чудом сохранили свои скальпы. Вот вам правдивая история генерала Мануэля Армихо, губернатора Нью-Мексико. И то было только начало. Имея на совести это и множество подобных преступлений, не думаете ли вы, что он посмотрит сквозь пальцы на деяния Хиля Ураги, своего достойного ученика? Нет, сеньор, вам ни за что не удастся доказать в открытом суде, что комендант Альбукерке является именно тем субъектом, который ограбил вас и убил ваших людей. – При всем том, я попробую, – возражает Хэмерсли, сердце которого сжимается от печали по погибшим товарищам и горит огнем возмущения при мысли о таких помехах правосудию. – Не думайте, полковник Миранда, что я намерен положиться на милость дона Мануэля Армихо и вверить дело в его руки. Широкая полоса пустыни разделяет Мексику и Соединенные Штаты, но она недостаточно широка, чтобы американский орел не мог перелететь через нее на своих крыльях, или что он глух к тем, кто взывает к его защите, пусть это всего лишь скромный прерийный торговец. Тысяча благодарностей вам, дважды спасшему мою жизнь, а теперь наведшему на след того, кто оба раза подвергал ее опасности. Не старайтесь отговорить меня. Я отправлюсь за этим негодяем прямо в долину Дель-Норте, и не бойтесь, что я не найду правосудия, даже если дон Мануэль Армихо откажет мне в нем. – Ну, если вы все решили, не стану вас удерживать. Я просто опасаюсь, что ваш поход окажется бесплодным, а то и хуже того. Два мула в вашем распоряжении, и вам нужно будет только оставить их в месте, которое я укажу. Когда Мануэль вернется, я пошлю его забрать животных. – Вполне возможно, я сам приведу их. У меня нет намерения надолго задерживаться в Нью-Мексико – я собираюсь лишь переговорить с американским консулом в Санта-Фе и предпринять необходимые шаги. Затем я возвращусь в Штаты и обращусь к правительству. – И думаете ехать назад этой дорогой? – Уолт тут обследовал русло потока, который протекает через эту долину. У него нет сомнений, что он впадает в реку Ред-Ривер в Луизиане, если не в техасский Бразос. Следуя ему, мы доберемся до приграничных поселений в Техасе, а оттуда попадем в Штаты. – Я рад, что вы намерены возвращаться этой дорогой. Буду рад скорой встрече. – Полковник Миранда… – начинает Хэмерсли тоном, который говорит о том, у него на уме имеется некое предложение, которое он хотел бы как можно деликатнее донести до собеседника. – Возвращаясь через Льяно-Эстакадо, я руководствуюсь не только стремлением срезать путь. – Чем же еще, амиго мио? – Надеждой, что вы составите мне компанию по пути в Штаты. Вы, и ваши близкие. – Сеньор Франсиско, это исключительно любезно с вашей стороны. Однако время нашего изгнания едва ли окажется долгим. Я получил недавно весточку от друзей, которые пишут, что политическое колесо должно вскоре совершить новый поворот, и стоящая у власти партия будет свергнута. Тогда я смогу вернуться на родину, вернуться победителем. А пока нам здесь вполне удобно и, как мне думается, безопасно. – В последнем я с вами не соглашусь. Мне жаль это говорить, но у меня есть причины. Теперь, когда я вполне проник в характер этого подлеца Ураги, получив представление о его преступлениях, как доказанных, так и предполагаемых, у меня сложилось впечатление, что этот человек не успокоится, пока не обнаружит ваше тайное убежище. У него не одна причина сделать это, но даже и одной хватило бы, чтобы последовать за вами в пустыню. Да что там – на край земли! Мотив, который имеет в виду Фрэнк, это желание Ураги обладать Аделой. Он молчит некоторое время, обдумывая эту мысль, потом продолжает. – Нет, дон Валериан, вы здесь не в безопасности. Откуда вам знать, что вашего слугу Мануэля не опознают, пока он выполняет одно из ваших поручений? Или что сам индеец не станет предателем? Признаюсь честно, я видел этого парня, и у меня сложилось о нем не слишком приятное впечатление. Эти слова совсем не радуют Миранду. Не в первый раз подозрения приходят ему на ум. Частенько терзает его сомнение в верности пеона. Не исключено, что он может быть предателем, или стать им в будущем. Это весьма вероятно, учитывая награду, назначенную за голову беглеца. Снова все взвесив, полковник признает справедливость опасений друга. Более того, он ощущает тревогу. Как и дон Просперо, который входит в этот миг в дверь и присоединяется к разговору. В итоге изгнанники решают остаться в долине до тех пор, пока не вернутся Хэмерсли и Уайлдер, а затем покинуть приют, уже не кажущийся надежным, найти новый, совершенно безопасный. Речь идет о земле, над которой реет знамя достаточно могущественное, чтобы защитить как своих граждан, так их гостей – усеянный звездами стяг. Глава 43. Последний призыв – У меня для тебя новости, нинья. – С такими словами обращается полковник Миранда к сестре вскоре после описанного выше разговора. – Что за новости, Валериан? – Ну, их две. – Обе хорошие, надеюсь? – Не совсем. Одна порадует тебя, другая, возможно, несколько огорчит. – Ну, тогда они нейтрализуют друг друга. В любом случае, позволь мне их выслушать. – Начну с хорошей. Вскоре у нас появится возможность покинуть это уединенное место. – И это ты называешь хорошей новостью? Я придерживаюсь мнения совсем противоположного. Что тут плохого? – Но дорогая моя Адела, наша жизнь здесь, вдали от общества, испытание весьма нелегкое. А для тебя – ужасное. – Тут, эрмано мио, ты ошибаешься. Ты ведь знаешь, что я ни в грош не ставлю то, что называют светом, и так было всегда. Я предпочитаю быть свободной от его нелепых ограничений и глупых условностей. Подайте мне в товарищи природу, причем в самых диких и суровых ее проявлениях. – Ну уж в них-то ты недостатка не испытываешь! – Ничего подобного – я ничуть не устала от природы. Никогда не была я счастливее, чем в этом доме в глуши. Как непохож он на мою монастырскую школу, а вернее сказать, тюрьму! Ах, тут восхитительно! И если бы я могла решать, то осталась бы здесь навсегда. Но с чего заговорил ты про перемену места? Думаешь, беды остались позади, и мы можем без опаски вернуться? Я не хочу возвращаться, брат. После того что случилось, я возненавидела Нью-Мексико и предпочла бы остаться в Льяно-Эстакадо. – У меня и в мыслях не было ехать в Нью-Мексико. – Но куда тогда, брат? – В направлении строго противоположном – в Соединенные Штаты. Так мне советует мне дон Франсиско, и я согласился на его уговоры. Стремление Аделы дать отпор очевидно поубавилось. Она уже не возражает против смены места жительства. – Дорогая сестра, – продолжает он. – Лучшего и не придумать. Мне кажется, нашей несчастной стране едва ли удастся избавиться от тиранов – по крайней мере, в обозримом будущем. Когда настанет день и патриоты снова бросят клич, я заблаговременно узнаю и присоединюсь к ним. Но пока стоит подумать о нашей безопасности. Не хочу тебя пугать, но мне это место не кажется совершенно надежным. Кто знает, а вдруг Урага сумеет найти наше убежище? Его лазутчики рыщут повсюду. Всякий раз как Мануэль отправляется в поселения, я боюсь, что за ним проследят. А потому полагаю за лучшее вернуться к первоначальному плану и уехать в Американские Штаты. – Ты собираешься сопровождать дона Франсиско? Девушка с нетерпением ждет ответа. – Да, но не сейчас. Потребуется немного подождать пока он снова не присоединится к нам. – Дон Франсиско поедет сначала на родину, а потом вернется? – Не на родину. Не на свою. – Тогда куда же? – Вот это и есть та новость, которая способна огорчить. По причинам тебе уже известным, у него возникло намерение отправиться в нашу страну. Мы подозреваем, что это Урага возглавлял шайку краснокожих, разграбивших караван и перебивших его людей. Наш друг намерен найти и покарать виновников этого преступления. Это будет сложно, и даже опасно – так я ему и сказал. – Дорогой брат, постарайся отговорить его! Если бы Хэмерсли мог слышать полный искренности тон, которым произнесены эти слова, то растрогался бы до глубины души. – Я пытался, но безуспешно. Дело не в ущербе собственности – он щедр и не думает о деньгах. Им движет более благородный, возвышенный мотив. Погибли его товарищи, и дон Франсиско заявляет, что разыщет убийц и притянет их к ответу, пусть даже ценой собственной жизни. «Герой! Как можно не любить его?» – эти слова Адела не произносит вслух, только не перед братом. Это мысль, сокрытая в самой глубине ее сердца. – Если хочешь, я найду его и еще раз попробую отговорить от безрассудной затеи, – продолжает полковник. – Боюсь, однако, надежды мало. Постой, сестра, у меня возникла идея! А что, если с ним побеседуешь ты? Он скорее поддастся к женским уговорам – я знаю, каково твое влияние на него. Дон Франсиско смотрит на тебя как на спасительницу и обязательно уважит твою просьбу. – Если ты так считаешь, Валериан… – Считаю. Вижу, он идет сюда. Оставайся тут, я пришлю его к тебе. С ходящим ходуном сердцем стоит Хэмерсли перед той, кто является единственной причиной его волнения. Ведь приглашение было сделано в манере, несколько удившей его. «Дон Франсиско, моя сестра желает переговорить с вами», – таковы были слова полковника Миранды. Просьба была исполнена незамедлительно.