И я смотрю, но лучше бы мне ничего не видеть. Его лицо – красивое лицо, которое я полюбила еще до того, как оно стало таким красивым, – искажено яростью. – Ты все испортила, ты это знаешь? – Знаю. – Это выходит как стон, стон пойманного животного. Если бы я могла отгрызть себе конечность, чтобы вырваться из капкана, я бы так и сделала. – Убирайся! Убирайся к чертям из моего дома! Видеть тебя не могу! Не знаю, как я смогла подняться по лестнице и открыть дверь. Оказавшись на улице, я копаюсь в сумке, ища телефон. Стоять, рыдая, на подъездной дорожке у дома Джейка немыслимо. Надо пойти на Кларендон-стрит и найти Эштон. Но тут машина на другой стороне улицы тихо сигналит, и я сквозь туман слез вижу, как моя сестра опускает стекло. При моем приближении лицо у нее становится печальным. – Я предполагала, что может так выйти. Давай садись, мама нас ждет. Часть вторая. Игра в прятки Глава 10. Бронвин Понедельник, 1 октября, 7.30 В понедельник я собираюсь в школу как обычно. Встаю в шесть, чтобы полчаса побегать, в шесть тридцать – овсянка с ягодами и апельсиновым соком, через десять минут душ. Сушу волосы, выбираю одежду, наношу крем от загара. Десять минут уходит на просмотр «Нью-Йорк таймс». Проверяю почту, укладываю книги, проверяю, полностью ли заряжен телефон. Единственное отличие – в семь тридцать у меня встреча с адвокатом. Ее зовут Робин Стаффорд, и она, как утверждает отец, блестящий и весьма успешный защитник по уголовным делам. Но не слишком хорошо известна. Не из тех адвокатов, которые автоматически ассоциируются с богачами, пытающимися откупиться от правосудия. Она приезжает точно вовремя и улыбается мне широко и тепло, входя на кухню вслед за Мейв. Я бы не смогла угадать ее возраст, но отец вчера показал мне ее биографию, и там сказано, что ей сорок один. На ней кремовый костюм, резко контрастирующий с темной кожей, изящные золотые украшения, туфли, на вид дорогие, но не уровня Джимми Чу. Она садится за наш кухонный островок напротив родителей и меня. – Бронвин, рада познакомиться. Давай поговорим о том, что ты можешь ожидать сегодня и как справиться с учебным днем. Ну да, теперь это моя жизнь. Школа – это то, с чем надо справляться. Она кладет перед собой руки. – Не думаю, что полиция действительно считает, будто вы вчетвером планировали убийство, но очевидно, что они пытаются вывести вас из равновесия и выжать какую-нибудь полезную информацию. Из чего следует, что имеющихся у них улик в лучшем случае недостаточно. Если никто из вас ни на кого не покажет и будет держаться своей версии, они ничего не смогут сделать, и я считаю, что в конце концов дело будет закрыто как смерть в результате несчастного случая. Тиски, сдавливавшие мне грудь с самого утра, немного разжимаются. – Несмотря на то что Саймон собирался опубликовать про нас эти ужасы? И про это как раз писалось на «Тамблере»? Робин очень элегантно пожимает плечами. – В сухом остатке там нет ничего, кроме сплетни и троллинга. Я знаю, что вы принимаете это всерьез, но с точки зрения закона все это пустышка, пока не подкреплено весомыми доказательствами. Лучшее, что вы можете сделать, – это не говорить об этом деле. Главное – с полицией, но и со школьной администрацией тоже не стоит. – А если нас будут спрашивать? – Скажите, что вы обратились к адвокату и теперь не можете отвечать на вопросы иначе как в его присутствии. Я пытаюсь представить себе такой разговор с директором Гуптой. Не знаю, что об этом слышали в школе, но, если я сошлюсь на Пятую поправку, это будет здоровенный красный флаг. – Ты дружишь с другими учениками, которые были оставлены в тот день после уроков? – спрашивает Робин. – Скорее нет. С Купером у нас есть общие предметы, но… – Бронвин! – перебивает мать с холодком в голосе. – Ты в достаточно дружеских отношениях с Нейтом Маколи, который вчера вечером тут появлялся. В третий раз. Робин выпрямляется на стуле, и я краснею. Вчера, после того как папа заставил его уехать, состоялся серьезный разговор. Папа решил, что он за нами следит, и мне пришлось дать некоторые объяснения. – А почему Нейт был здесь трижды, Бронвин? – спрашивает Робин с вежливым интересом. – Да ничего особенного. В день смерти Саймона он подвез меня домой. Потом в пятницу заехал немножко потусоваться. А почему он приезжал вчера, я не знаю, потому что мне не дали возможности у него спросить. – Вот как раз эти «тусовки», когда родителей нет дома, меня и беспокоят… – начинает мама, но Робин ее перебивает: – Бронвин, какова природа твоих отношений с Нейтом? Понятия не имею. Может, поможете мне их проанализировать? Или это не входит в рамки вашего контракта? – Я его едва знаю. Мы несколько лет даже не разговаривали, до прошлой недели. Сейчас мы оба в непростой ситуации, и… в общем, это помогает, когда рядом с тобой люди, проходящие через то же самое. – Я рекомендую держать дистанцию со всеми участниками этого дела, – повторяет Робин, игнорируя злобный взгляд матери в мою сторону. – Не стоит давать полиции пищу для ее теорий. Если просмотреть твой мобильный и почту, найдутся ли недавние разговоры с этими учениками? – Нет, – честно отвечаю я. – Это приятно слышать. – Она смотрит на часы – тонкий золотой «Ролекс». – Это все, что мы сейчас могли обсудить, если ты хочешь попасть в школу вовремя, что необходимо. Дело прежде всего, как обычно. – Она снова сияет той же теплой улыбкой. – Потом поговорим более подробно. Я прощаюсь с родителями, с некоторой неловкостью глядя им в глаза, и зову Мейв, беря ключи от «Вольво». По дороге я напрягаюсь в ожидании, что в школе случится что-то ужасное, но все до странности обыденно. Полиция не ждет меня в засаде, никто не смотрит на меня иначе, чем смотрел до появления этого поста на «Тамблере». И все же я лишь вполуха слушаю, о чем щебечут Кейт и Юмико, а мои глаза блуждают по коридору. Есть только один человек, с которым я хочу поговорить, человек, от которого мне положено держаться подальше. – Девочки, потом пересечемся, о’кей? – бросаю я и перехватываю Нейта, когда он ныряет на черную лестницу. Если он и не ожидал меня увидеть, то никак этого не показывает. – Привет, Бронвин! Как семейство? Я прислоняюсь к стене рядом с ним и понижаю голос: – Хотела извиниться за папу – что он вчера заставил тебя уйти. Он очень переживает из-за происшествия. – Интересно, с чего бы это. – Нейт тоже понижает голос. – Тебя еще не обыскивали? Я широко раскрываю глаза, и он мрачно усмехается: – Ну, я так и думал. Тебе, наверное, не положено со мной говорить? Я не могу удержаться и оглядываю пустую лестницу. Я и без того уже параноик, и в присутствии Нейта мой страх не становится слабее. Мне приходится напоминать себе, что мы не составляли никакого заговора с целью убийства. – Зачем ты приезжал вчера? Он смотрит мне в глаза, как будто собирается сказать что-то важное о жизни и смерти и презумпции невиновности. – Хотел извиниться, что украл у тебя Иисуса. Я чуть отодвигаюсь. Понятия не имею, о чем это он. Какая-то религиозная аллегория? – В смысле? – В четвертом классе, на рождественской постановке в школе Сент-Пия. Я у тебя украл Иисуса, и тебе пришлось заворачивать в одеяло сумку. Прости меня за это. Я смотрю на него секунду, и напряжение покидает меня, оставляя слабость и легкое головокружение. Я толкаю Нейта в плечо, и он начинает смеяться от удивления. – Я знала, что это ты. А зачем ты это сделал? – Чтобы тебя позлить. – Он улыбается мне, и я на секунду забываю все, кроме того, что у Нейта Маколи все еще неотразимая улыбка. – Ну и еще хотел с тобой поговорить – обо всем об этом. Но, наверное, уже поздно. – Его улыбка гаснет. – Тебе же уже наняли адвоката? – Да, но… я бы тоже хотела с тобой поговорить. Звенит школьный звонок, и я вытаскиваю было телефон, но тут же вспоминаю, что говорила Робин об общении между нами четырьмя, и убираю его обратно. Нейт замечает этот жест и снова невесело смеется. – Да, обменяться телефонами – хреновая мысль. Разве что ты готова использовать вот этот. – Он лезет в рюкзак и дает мне телефон-раскладушку. Я осторожно его беру. – Это что? – Одноразовый телефон. У меня их несколько. Я провожу пальцем по крышке, начиная соображать, для чего он может их использовать, и Нейт поспешно добавляет: