Весь следующий день после разговора с Асадовым я никак не могла прийти в себя. Слишком много информации, которую не удавалось переварить. К тому же я ругала себя, что не удержалась от разговора с Азалией. Беседа вышла из ряда вон. Я ворвалась к мачехе и с порога вывалила все, что думаю о ее корыстолюбии, жестокости и подлости. Та лежала на кровати и полировала ногти. В ответ на мои негодующие вопли не растерялась, не занервничала и даже не переменила вальяжной позы. Лишь улыбнулась своей тягучей улыбкой, которая не задевала глаз, и невозмутимо поинтересовалась: – Убедилась, что со мной лучше не связываться, а то без штанов останешься? – Азалия хихикнула и продолжила: – Кстати, о штанах. Что-что, а уж как их с мужика стащить и что с ним потом делать, я хорошо знаю. Ты у папаши не спрашивала? Да он тебе и сам, небось, рассказывал. Могу преподать пару уроков. По-родственному. Мужиков-то не стишками удерживать надо – тебе никто этого не говорил? Кстати, стишки у тебя так себе. Бездарные. Небось, вообразила себя Мариной Цветаевой? Анной Ахматовой? Зря! Ты же полное ничтожество! Ноль! Я замерла, раскрыв рот. Ожидала чего угодно: слез, возмущения, обвинений и даже угроз, но уж никак не этих гадких намеков ниже пояса, не откровенных оскорблений. – Да ты… Да как тебе… – Больше я ничего не могла выговорить. Зато Азалия изъяснялась вполне определенно: – Иди к себе. Выспись. И больше не смей на меня орать, поняла? Она почти незаметным, кошачьим движением, неожиданным при ее комплекции, поднялась с кровати и вдруг оказалась рядом со мной. Говорила, а сама пристально смотрела в глаза немигающим взором. Улыбка бесследно исчезла, медоточивая нега в голосе – тоже. «Змеиный взгляд», вспомнились слова дяди Алика. Голова закружилась, во рту стало сухо и горько. – А этот старый идиот пожалеет, что разболтался! – произнесла Азалия напоследок и отвернулась. Я моргнула и потрясла головой. Ночью спала еще хуже обычного. Со сном у меня с детства проблемы: я всегда с трудом засыпала и постоянно просыпалась. После папиной смерти каждый вечер пила успокоительное: знала, что иначе обречена на бессонницу. Татьянины таблетки давно кончились, и я купила новую упаковку. Но на этот раз лекарство не помогло. Я забылась только под утро, и, похоже, мне привиделся кошмар, потому что проснулась в слезах и вся мокрая от пота. На работу пришла опухшая, с гудящей головой. С трудом сосредотачивалась, случайно удалила нужный файл в компьютере и потом долго восстанавливала. С грохотом уронила и разбила свою чашку, собираясь попить воды. Коллеги незаметно обменивались озадаченными взглядами. Ира недоуменно косилась и наконец спросила: – Мать, ты чего? Случилось что-то? Я заколебалась. Может, рассказать? А с другой стороны – зачем? Что это изменит? Природная скрытность взяла верх, и я помотала головой. – Просто спала плохо. Ира пожала плечами и отошла: мол, не хочешь – не говори. После обеда я пошла в деканат, поставить печать на одной бумажке. Это можно было сделать и позже, но мне хотелось выйти из кабинета, сменить обстановку. Обязанности секретарши у нас выполняла девятнадцатилетняя Рита, студентка-заочница, взбалмошная смешливая девушка с красными прядями в коротких, торчащих дыбом черных волосах. Рита постоянно вставляла в разговор звучные иностранные выражения. Значений употребляемых слов не понимала, вкладывала в них ведомый только ей одной смысл, и потому ее речь звучала причудливо и довольно забавно. Например, она говорила про свою знакомую: «Приперлась, вся из себя расфуфыренная, прямо персона нон грата!» Или: «И зачем мне, простите, сдался этот долбанный алягер ком алягер?» В деканате, как обычно, было людно: толкались, ожидая своей очереди, студенты и преподаватели, стрекотала по телефону Ритуля. Входная дверь то и дело открывалась, и гул голосов из коридора на мгновение становился слышнее. Я протолкалась к столу секретарши. Та уже положила трубку и теперь сосредоточенно записывала что-то, низко склонившись к столу, как все близорукие люди, отказывающиеся носить очки. – Привет! Рит, шлепнешь печать? Семен Сергеевич сказал, что… Секретарша подняла голову и глянула на меня. Я недоговорила, поперхнувшись последней фразой. Внезапно звуки вокруг стихли. В кабинете стало душно, на грудь будто положили бетонную плиту. Я задышала часто и поверхностно, по спине между лопаток побежала струйка пота. Я смотрела в лицо секретарши, не в силах отвернуться или зажмуриться. «Что это?! Я и вправду это вижу?!» У Риты не было глаз. Точнее, густо накрашенные веки и обильно намазанные синей тушью ресницы были на месте, но вместо зрачков и радужки – два ровных черных круга. Две дыры, ведущие вглубь, как непроглядные коридоры. По щекам стекали тонкие струйки крови. Невозможные, как из кошмарного сна или голливудского ужастика, глаза немигающе уставились на меня. – Ну куда шлепнуть? – сказало безглазое существо и нетерпеливым нервным жестом протянуло ко мне тонкую руку. И тут я закричала. Отшатнулась, закрыла руками лицо и завопила: – Нет! Убери! Уйди от меня! – Я выкрикивала бессвязные фразы, мычала и захлебывалась своими воплями. Кто-то подошел сзади, пытаясь успокоить, обнять за плечи, но я в испуге сбросила его руки. Существо, бывшее недавно Ритой, крутило головой, открывало и закрывало рот. Кровавые дорожки удлинялись, алые капли падали на письменный стол. Потом вдруг вернулись звуки, все заговорили разом, загудели, как сердитые пчелы в улье. Последним, что я запомнила, был вопрос декана: – Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? Все потемнело и пропало. «Наконец-то!» – мысль вспыхнула и исчезла вместе со всем остальным. Очнулась я все в том же деканате. Лежала на кожаном диванчике, вокруг толпились знакомые и незнакомые люди. Две женщины озабоченно перешептывались. – А я и не видела ничего, – огорченно протянула одна. – Ты далеко была-то! – возбужденно отозвалась другая. – А я прямо тут стояла, возле них, и то… Все нормально было, а эта как завопит! И бац – упала! Припадок, наверное. – Ир, с ней часто такое бывает? – Тише! – строго произнес мужской голос. – Она в себя пришла. Ира протирала мое лицо прохладным влажным платком. Рядом стояла Рита и обмахивала меня вафельным полотенцем. Глаза у нее были самые обычные, лицо расстроенное. Никакой крови, никаких дыр вместо глаз. Я убрала Иркину руку с тряпкой и медленно села. Голова не кружилась, дышалось легко и свободно. Все было как обычно, только неудобно перед людьми. Что на меня нашло? Привиделась чушь несусветная, и я такое позорище устроила… Весь институт теперь пальцем показывать станет. Ритуля каждому встречному-поперечному будет неделю пересказывать эту сцену со всеми подробностями. – Извините меня, я… Наверное, просто воздуха не хватило, голова закружилась. – Бывает! У меня у самой в духоте иногда такое случается, – неожиданно с пониманием и без словесного мусора заметила Рита. А после громко, чтобы слышал декан, и вполне в своем духе закончила: – Если бы кондиционер поставили, не было бы такого! Я давно говорю, но всем же полное па де де на мое мнение! – Пойдем, Диночка, чаю попьем у себя, – заторопилась Ира. Я встала с дивана, снова извинилась и пошла к дверям. За спиной раздался шепот Ирины: – Она же отца потеряла недавно, не отошла еще. Люди сочувственно зарокотали, и я подумала, что, может, и не стану посмешищем. Зря я на Риту и всех остальных грешу. Нормальных людей на свете больше. Ира окружила меня таким плотным кольцом внимания и заботы, что мне вскоре захотелось упасть в обморок второй раз, чтобы дать себе передышку. Я не сомневалась, что Косогорова пересказала историю в деканате всем и присовокупила свои выводы. Все кругом были со мной подчеркнуто милы и заботливы, а Семен Сергеевич в конце дня предложил, сочувственно глядя на меня: – Может вам, дорогая моя, отпуск взять? Успокоиться, отдохнуть, а? – Среди учебного года? – удивилась я. – И что такого? Порою обстоятельства складываются так, что… – Нет, Семен Сергеевич, спасибо, но не надо. Мне на работе лучше. – Как знаете, милая. Но если что, имейте в виду: я вас отпущу. Вечером опять позвонил Жан. Надо же, как странно. Я была настолько погружена в свои переживания, что почти не взволновалась. – Привет, Маню… Динуля. Как ты там? – Отлично, спасибо, – отозвалась я. Возникла пауза, которую Жан быстро заполнил: – Вот и славно! Хочешь, сходим куда-нибудь? По-дружески. – Сходим? Мы? – Почему бы и нет? Просто хочу, чтобы ты отдохнула. Развеялась. – Что-то всем сегодня хочется, чтобы я отдохнула, – пробормотала я. – Извини, что ты сказала? – Ничего, это я так. – Так пойдем? Ты согласна? – Сегодня точно нет. Надумаю, перезвоню. – Жаль. Ну как знаешь. Звони.