Подбадривала, конечно, больше себя, чем свою подопечную. Потому что, если быть совершенно откровенной, состояние Дины пугало. Девушка здорова, теперь она хорошо ест и нормально спит, но все так же отсутствует в собственном теле. Это самое тело крепло и хорошело с каждым днем, но было похоже на опустевший дом. В окнах не горел свет, там было мертво и пусто. В четверг вечером Татьяна готовила ужин, а Дина сидела рядом. По телевизору шло ток-шоу, и из глубины комнаты то и дело доносились то истерические выкрики, то аплодисменты. Татьяна энергично разминала картошку: девочке нравилось пюре. На плите булькал гуляш. – Минут пять, и сядем за стол. Сейчас молочка нальем… Так! Масла добавим – вкуснятина будет! Картошка попалась не очень удачная, вся в глазках. Полчаса выковыривала! Но вроде, ничего, рассыпчатая, – оживленно комментировала Татьяна каждое свое действие. Произносить подобные монологи вошло за эти дни в привычку. Над смыслом сказанного она особо не задумывалась. Просто надеялась, что однажды Дина ее услышит. Она деревянной ложкой помешала гуляш, попробовала, задумчиво почмокав губами, и отключила. – Готово! Ты, наверное, голодная? Я лично – как волк. Хотя мне не надо бы есть на ночь. Она открыла кухонный шкафчик и потянулась за тарелками. И в этот момент сиплый незнакомый голос за ее спиной произнес: – Татьяна… Выронив тарелку, насмерть перепуганная, она резко обернулась. Дина сидела на стуле напротив нее. Левой рукой вцепилась в стол, правая прижата к горлу, и ее взгляд… Он был живым! Девушка смотрела испуганно и удивленно, Татьяна могла поклясться, что она видит. Наконец-то, впервые за эти дни по-настоящему видит все вокруг себя! Она бросилась к Дине и упала возле нее на колени. – Динка! Девочка моя! Очнулась, маленькая! Слава богу! – Голос прерывался, она гладила ее по волосам, обнимала за плечи, сама не замечая, что плачет и смеется одновременно. Дина, растерянная и ничего не понимающая, обнимала Татьяну в ответ и робко улыбалась своей чуть застенчивой улыбкой. Когда первое потрясение прошло, Татьяна поднялась с пола, умылась и вытерла лицо кухонным полотенцем. Потом пододвинула стул, устроившись напротив девушки, взяла ее руки в свои и сказала: – Все, больше не буду реветь. Скажи мне, как ты себя чувствуешь? Поговори со мной. Дина попробовала что-то сказать, но закашлялась. Татьяна метнулась к кувшину с водой, дала ей попить и снова села на место, пытливо вглядываясь девушке в лицо. Следующая попытка оказалась вполне удачной. Дина говорила тихо, словно пробуя возможности своих голосовых связок, проверяя их после долгого перерыва. Но с каждым словом голос звучал увереннее и сильнее, она больше не хрипела и не кашляла. – Как я оказалась здесь, у тебя? Почему? Татьяна не знала, что ответить. Боялась сказать что-нибудь не то, навредить неосторожным словом. Вдруг девочка снова провалится туда, откуда ей с таким трудом удалось вернуться? – Я тебе все расскажу. Ты мне только ответь сначала: у тебя ничего не болит? – Ничего. Нормально себя чувствую. Не волнуйся, пожалуйста. Скажи, почему я здесь, у тебя? – снова попросила Дина. – Ты давно вернулась из командировки? Я хотела… Мне нужно было поговорить с тобой, но тебя не было. Девушка нахмурила брови, словно вспоминая о чем-то неприятном. – Ты здесь, потому что я забрала тебя у Азалии. Нам с тобой надо о многом поговорить. Но ты, может, поесть сначала хочешь? – Нет-нет, потом поем. Как это – «забрала»? Татьяна подробно пересказала ей все, начиная с того дня, когда встретила в лифте Жана. Дина слушала, не перебивая. – Вот, собственно, и все. Ты пришла в себя! Все хорошо, что хорошо кончается, так? – Она улыбнулась, но Дина не стала возвращать ей улыбку. Вместо этого молча взяла Татьянину руку, надолго прижалась к ней лицом, а потом поцеловала. Когда подняла лицо, оно было мокрым: девушка тихо плакала, не делая попытки вытереть слезы. Татьяна растерялась, не зная, как на это реагировать. Открыла рот, чтобы произнести что-то ободряющее, но не успела. – Если бы не ты… Никто не поверил, все отвернулись, – задыхаясь, сбивчиво бормотала Дина, – а ты… Я тебе всем обязана. Все думали, что я сумасшедшая, никто и пальцем не пошевелил бы! Она рыдала, продолжая благодарить старшую подругу, снова и снова повторяя, что обязана ей спасением. Татьяна гладила ее по волосам, но намеренно не пыталась успокоить: пусть поревет, это только на пользу. Да, ситуация отдает мелодрамой, но что ж поделать? Выплачет девочка все плохое, темное – легче будет. Она терпеливо дождалась, когда Дина успокоится. Потом отправила умываться и оставила одну. Выключила телевизор, разложила по тарелкам пюре и мясо, достала вилки и хлеб. Ее гостья пришла через несколько минут. Волосы возле лба были влажные, лицо покрылось красными пятнами, но его выражение Татьяне понравилось. Дина смущенно улыбнулась и сказала: – Устроила тут истерику. Как настоящая психопатка. – Она подошла к подруге и крепко обняла ее. – Но это правда. Я тебе на всю жизнь обязана. Татьяна смутилась, но, постаравшись не показать этого, легонько отстранила от себя Дину и грубовато парировала: – Вот уж что ты правда обязана, так это съесть все, что у тебя в тарелке! Зря, что ли, я весь вечер у плиты прыгала? Дина тихонько засмеялась и послушно уселась за стол. Она смотрела на Татьяну и вспоминала, как впервые увидела ее давным-давно. Она показалась Дине похожей на львицу из мультика. Густые волосы песочного цвета, широко расставленные большие светло-карие глаза, широкая переносица, четко прорисованная линия рта. Возможно, это лицо не было красивым в общепринятом смысле, зато оно было… значительным. Человек с таким лицом не может быть пошлым, глупым и пустым. Дине пришло в голову, что в глубине души она всегда знала: эта женщина не просто так вошла когда-то в их с папой жизнь. Глава 8 Еда была вкусная, но отдать ей должное не получилось. Картофельное пюре остывало, гуляш покрывался пленкой, но Дина и Татьяна не обращали на это внимания, проглотив всего по паре ложек. Теперь была очередь Дины рассказывать, и Татьяна услышала такое, во что раньше никогда бы не поверила. То, о чем говорила девушка, звучало чудовищно и казалось почти фантастическим, но Татьяна ни на секунду не усомнилась, что это правда, какой бы дикой она ни выглядела. – Значит, последнее, что помнишь, – это укол в руку? – Угу. – И после – ничего. – Ничего. Какое сегодня число? – Четырнадцатое апреля. – Почти месяц! – ужаснулась Дина. Они помолчали. Татьяна включила лампу над столом, погасив верхний свет. «Как в тот раз, на новоселье. Только Наиля уже нет». – Что ж, теперь ясно, что ты делала на кладбище, – сказала она, отгоняя грустные тоскливые мысли. – Все встало на свои места. Азалия и Жан сговорились и подставили тебя. И как только она его отыскала? – Это-то как раз понятно, – рассеянно, продолжая думать о чем-то своем, произнесла Дина. – Я уверена, что Азалия просто пришла к нему в театр. Папа много раз говорил, что они с Аличкой ничего друг от друга не скрывают. Он ей все сам рассказал – и про маму, и про меня, и про Жана, и про себя. Облегчил задачу. – Дина горько усмехнулась. – Азалия поняла, что Пожидаев – это тот, кто ей нужен. Он ведь и в самом деле классный актер. – Я заметила. – Вот и я тоже. Только не сразу. Даже там, в кафе, у меня возникла мысль, что… – Не договорив, она оборвала фразу и хлопнула ладонью по столу. – Ладно, это к делу не относится. Татьяна поняла, что тема слишком болезненная, и поспешила перевести разговор в другое русло: – Хотелось бы узнать, как Азалия ухитрялась вызывать у тебя галлюцинации? Тут у кого угодно крыша поедет с перепугу. Но ведь Катерина сказала, что никто тебя не травил. Анализы ничего такого не показали. Дина глянула исподлобья. – Жанна предельно ясно изложила. – Кто? – изумленно переспросила Татьяна. – Жанна? Неужели ты веришь, что она экстрасенс? Понятно же… – Конечно, понятно! – досадливо перебила девушка. – Эта Жанна как пить дать актриса из их театра. С которой Жан, ясное дело, спит. Или спал. И бедолага теперь на все готова, чтобы он трахнул ее еще разок. Татьяна подумала, что Дина никогда раньше не употребляла таких вульгарных выражений. Бедная, бедная девочка. Еще и не так заговоришь… – Разумеется, они подробно проинструктировали эту Жанну или как там ее… Сказали, что и как нужно говорить, – возбужденно продолжала Дина, – но кто тебе сказал, что все это не может быть правдой? – То есть ты всерьез считаешь, – с расстановкой произнесла Татьяна, – что Азалия – ведьма? Ты это хочешь сказать? – Уверена, что да! Уверена! – выкрикнула Дина. – Сама подумай! Ты же узнала, что она нарочно осталась в нашем доме. Зачем? Она ненавидит меня, и ей есть где жить. Но, видимо, только так она могла внушать мне эти видения. Азалии надо, чтобы я была поблизости – иначе она не сможет сводить меня с ума! А как она сумела погрузить меня в то состояние, в каком я оказалась? Скажи! Каким образом это можно сделать? Ты же и сама подозреваешь! – Что-то тут нечисто, – вынуждена была признать Татьяна. – Но колдовство… – Да что я! Вспомни папу… Бедный папа! А другие мужья? Все умирали, оставив Азалию в шоколаде! А карьера ее! Тебе тоже это показалось странным! – Но я никак не связывала это с магией или чем-то таким, – сказала Татьяна и тут же поняла, что лукавит. Рука нащупала на шее цепочку с крестом. Зачем же тогда она его надела? Чего испугалась? С другой стороны, одернула себя Татьяна, она в тот вечер сильно перенервничала: увидела Дину в ужасном состоянии, была возмущена наглым враньем Азалии. Наверное, это было просто что-то неосознанное: бабушка всегда носила крест и часто говорила, что символ веры бережет от несчастья. Вот она и кинулась за ним. – Азалия, конечно, могла быть определенным образом причастна к смерти Наиля, – осторожно произнесла Татьяна, – и даже к смертям всех своих мужей, но… – И не только их, – прервала Дина, – я уверена, что и дядю Альберта тоже она убила. А иначе – откуда она узнала о его смерти?! Никто ей об этом не говорил! Она злилась на него: я сдуру рассказала ей о нашем с ним последнем разговоре. И решила отомстить, а заодно и мне больнее сделать. Наверное, на папиных поминках, когда они увиделись, что-то такое с ним сотворила, чтобы он ночью умер!