– Ты… Ты… – заикаюсь я, – ты меня трогал! Но слова не оказывают никакого эффекта. Вместо того, чтобы попросить прощения, он только качает головой. Улыбка сошла с лица, и он холодно смотрит на меня. – Но, Пернилла, – обвиняющим тоном произносит он. – Я бы никогда… – Но я же чувствовала. Чувствовала. Тебя. Его. Когда ты… – Прости? – поднимает он брови. – Что ты чувствовала? Мое лицо вспыхивает, я не могу произнести эти слова, не здесь, не в доме Божьем. – Пернилла, я знаю, что ты расстроена, – продолжает пастор доверительным тоном. – В таком состоянии легко неверно истолковать ситуацию. Особенно когда ты столько лет одна. Я бы тоже на твоем месте мечтал о близости. В этом нет ничего странного. Наоборот. Это человечно, этого не нужно стыдиться. Я вся горю от стыда. – Я заявлю на тебя, – говорю я. – За что? – взмахивает он руками. – Пернилла, все, чего я хотел, это только помочь тебе и Самуэлю. Сделать для вас все, что в моих силах. Он прав. Что я скажу? Что мне кажется, что я почувствовала спиной его эрекцию? Меня просто поднимут на смех, примут за одуревшую без мужика тетку, которая бредит пастором. Озабоченную и неблагодарную, потому что все знают, как много он для нас сделал. – Прошу тебя, – продолжает он, – не позволяй этому недоразумению встать между нами. Наша работа с детьми очень важна. Она ведь тебе нравится? Я делаю пару шагов назад. Только теперь осознаю всю степень его предательства. Потому что сейчас он говорит, что если я хочу и дальше отвечать за работу с детьми и подростками, мне лучше держать язык за зубами. Поворачиваюсь и иду прочь из дома для собраний. Стараюсь изо всех сил идти спокойно, чтобы сохранить контроль над своим телом, но против воли ускоряюсь и перехожу на бег. В груди растет чувство потери. Будто бы он отнял у меня все самое важное – веру в него, веру в общину, может, даже веру в Бога. Не говоря уже о чувстве собственного достоинства. Впрочем, это последнее в этом списке. Выйдя на солнце, я замечаю, что юбка на мне висит косо, и поправляю ее. Может, это моя вина? Я оделась развратно и дала ему повод. Лицо ангела и сердце змеи. Может, я действительно вся в мать. Манфред Мы на Орнэ, острове Стокгольмского архипелага. Тут холодно и мокро, прибрежные скалы уже спрятались в сумраке, но синее июньское небо еще не успело потемнеть. Пахнет морем и водорослями. Этот запах смешивается с удушливым приторным запахом смерти. В пятидесяти метрах от нас на камнях расставлены сумки и прожекторы. Мужчины в белых комбинезонах нагнулись над мешком. Полицейский в униформе представляется Мириам и сообщает, что находка, сделанная немецким туристом пару часов назад, оказалась трупом. – Он лежал в воде у скал, но мы вытащили его на берег, – поясняет она. В паре метрах от нас ее коллега говорит по телефону. – Судмедэксперт был тут, – продолжает Мириам, – Но труп плотно завернут, сложно что-то сказать. И она бы хотела, чтобы этот… сверток… доставили целиком в морг. Но, по крайней мере, нам удалось выяснить, что это мужчина и что скончался он давно. Больше мы ничего не знаем. Я смотрю на море, гладкое, как черный шелк. – Что там? – спрашиваю я. Мириам кивает в сторону горизонта: – Пара островов, шхеры и дальше открытое море. На востоке – Эстония, на северо-востоке – Финляндия. А на западе… – Она делает паузу, кивает в сторону материка и продолжает: – По-соседству с Орнэ есть Аспэ и еще пара островов. Ближайший – Даларэ, на северо-западе. Вы же оттуда приплыли? Я киваю. Криминалисты щелкают камерами. На секунду меня ослепляет яркий свет камеры. Я ничего не вижу, слышу только шум удаляющейся моторной лодки. В метрах пятидесяти от нас стоит группа оживленно беседующих людей, очевидно, любопытные соседи. – Ты с ними говорила? – спрашиваю я у Мириам, кивая на группу. Она качает головой. – Так иди поговори. И запиши имена и контактные данные. – Хорошо, – неуверенно отвечает Мириам и идет к местным жителям. – Посмотрим? – спрашивает Малин, кивая в сторону трупа. – А что нам остается? Мы идем вниз по гладким камням, здороваемся с криминалистами и присаживаемся на корточки перед с трупом. В ярком свете прожекторов контуры тела четко вырисовываются под мокрой белой тканью. Можно разглядеть контуры плеча и бедра. Грубая ржавая цепь, очень похожая на ту, которой был обмотан Юханнес Ахонен, несколько раз обмотана вокруг тела. Часть покрыта водорослями и глиной. В одном месте ткань разошлась, обнажив руку. Я нагибаюсь, чтобы рассмотреть получше. Сморщенная кожа на запястье местами отошла, и все выглядит так, словно рука в резиновой перчатке. Я на своем веку повидал много утопленников и знаю, что это обычное явление. Бывает, что кожа на руках и ступнях после пребывания в воде сходит целиком, как носки или перчатки… Мириам подходит к нам. Взгляд ее устремлен в море. Видно, что она старается не смотреть на труп. И я могу ее понять. Нужно много лет, чтобы научиться подавлять естественное желание зажмуриться при встрече со смертью. Я поворачиваюсь к ней. – Кто нашел тело? – интересуюсь я. – Хайнц Шварц, – бормочет Мириам. – Пятьдесят девять лет. Проживает в Ганновере. Тут в отпуске со своим итальянским бойфрендом Сильвио. Хайнц один прогуливался вдоль моря, когда увидел что-то необычное в воде. Он спустился ближе, понял, что это труп, и позвонил в службу спасения. – И где этот Хайнц? – спрашиваю я. – Сколько он уже тут? – Они вчера приехали в Швецию. Собирались провести тут неделю. Но теперь думают возвращаться домой. Думаю, для него это находка была шоком. Приехали вчера… Раз они приехали вчера, то вряд ли имеют отношение к этому трупу, думаю я. – Я взяла свидетельские показания, – добавляет Мириам. – Хорошо, – говорю я и поворачиваюсь к Малин: – Что ты думаешь? Малин кивает. – Думаю, что эти убийства связаны, – отвечает она, заправляя прядь темных волос за ухо. – Убийца Ахонена приложил и тут руку. По возвращении домой обнаруживаю, что жена не еще не ложилась. Афсанех встречает меня в прихожей и бросается на шею. Жена только что из душа, волосы еще мокрые. От ее объятий мои щека и рукав тоже мокрые. – Бедняга, – сетует она. – Работаешь допоздна. – Так получилось. Она отстраняется и хмурит брови. – Ты курил? – Нет, – вру я. – Хм, – с сомнением протягивает жена. – Хочешь чай с бутербродом? – С удовольствием! – отвечаю я и целую ее в лоб. Мы заходим на кухню. – Кстати, – внезапно останавливается она. – Я подумываю пойти на пару собраний на следующей неделе.