Личико девочки скуксилось. Сон был в той стадии, из которой просыпаться ребёнку весьма проблематично. Капризов не избежать. Живот действительно болел, на руках я ее не смогла бы донести. — Машенька, хорошая моя, давай открывай глазки скорей, мы же на море прилетели. Я пыталась отвлечь дочь приятными эмоциями, но ее сон был сильней. Даже упоминание моря ее не впечатлило. — Оставь ее, пусть спит ребёнок. Я ее донесу. Это было уже слишком. Нельзя его подпускать ближе. Он и так нарушил все границы нашего личного пространства. Не удивлюсь, что Машка запомнит его. Она никогда не боялась мужчин, наоборот радовалась их вниманию. Я понимала, что ей не хватает отцовской любви. Но не могла дать ей больше того, что у меня было в сердце. Система «родители и ребёнок» в стандартном понимании всегда имеет три угла. В нижних углах мама и папа, вверху в центре — ребёнок. Благодаря такой форме эта конструкция наиболее устойчива. Тогда как если одного из углов нет, то фигура рассыпается и превращается в прямую линию: ребёнок — родитель. В таком случае устойчивость сохранять тяжело. Малейшее дуновение ветра, то есть влияние каких-то внешних проблем, и фигура начинает раскачиваться, как качель-балансир или маятник. Многие со мной не согласятся, мне и самой тяжело было принять эту правду, но это психология отношений, и какой бы ты не хотела быть замечательной мамой, отца ты не заменишь и в полной мере его отсутствие не компенсируешь. Ресурс не безграничен. Рано или поздно, какой бы стойкой ты не была, ты можешь заболеть, устать, эмоционально вымотаться. И в моменты слабости тебя просто некому подстраховать. Не хватает третьей точки опоры. И в этот момент ребёнок совершенно неосознанно берет эту функцию на себя. Недополучая энергию от родителей, он черпает ее из внутренних или внешних ресурсов. Это не заметно, но зачастую может сказаться на его будущем. Детям важно иметь двух родителей, даже если брак распадается, но ребёнок продолжает видеться и получать внимание второго родителя, это лучше, чем ничего. Я свою дочь лишила отца сама. Конечно, я рассуждаю о тех семьях, где оба родителя занимаются осознанным воспитанием ребёнка и является его эмоциональной поддержкой. Это бывает далеко не всегда. Но почему-то мне кажется, что Клим стал бы отличным отцом, ведь я хорошо помню своё детство и его роль в нем. Но он не стал даже хорошим или приемлемым мужем… И на что я готова пойти, чтобы ввести его в нашу жизнь, мне сложно ответить. Клим — максималист. Все или ничего. Вряд ли его устроит формат «воскресного папы». А это значит, что либо мне придётся вернуться к нему, либо, что самое страшное, лишиться ребёнка. Именно последняя мысль и страх заставили меня выдавать из себя ответ. — Не нужно. Мы сами справимся. Не лезь. Я снова была напугана, и начала тормошить дочь более интенсивно. Машка начала хныкать во сне. В случае чего, я лучше сама ее понесу. — Хватит! Шикнул он, заставляя замереть. — Насправлялась уже. Набегалась. Сама как ребёнок, а своего успела нагулять. Хороша жена, да, Глеб? Клим смотрел в проход, его друг поравнялся с нашими сидениями, молча оценивая ситуацию. Ладно хоть молчал. Впереди него и сзади была очередь из желающих покинуть самолёт, но всех как будто резко заинтересовал наш разговор. Я скорее всего покрылась красными пятнами стыда. Он выставил меня какой-то падшей женщиной без принципов. Но ведь ситуация была совершенно другой. — Забери сумки. Глеб безмолвно открыл верхний багажный ящик и достал портфель Клима и мой рюкзак и двинулся дальше по проходу. Когда все вышли из самолета, мужчина поднялся, аккуратно подхватив Машку, та даже не проснулась, свернувшись калачиком у него на груди. Я пошла вперёд, выглядывая Глеба и пытаясь сориентироваться, куда нам идти за основным багажом. Увидела табличку-указатель и двинулась по стрелкам. Клим тяжёлой поступью шёл сзади, а я боялась обернуться. Скоро все закончится. Мы получим багаж, сядем в такси и уедем. Я ему позвоню потом. Не сегодня. Может быть завтра или под конец отпуска. И нет, я больше не выдержу с ним встреч, мы все решим по телефону. Правда пока ему знать об этом не обязательно. Когда мы подошли к вращающимся лентам багажного конвейера, Глеб уже стоял с тремя чемоданами. Два чёрных и наш зелёненький. Как он узнал, что это наш? — Лола, скажи адрес, я вызову вам машину. Гдеб был как всегда любезен и безэмоционально профессионален. Но мне совершенно не нужно было, чтобы кто-то из мужчин знал мой адрес. — Я уже вызвала нам такси. Это на самом деле было так, ведь я подозревала, что Глеб или Клим выкинут что-то подобное. Правда я думала, что они просто предложат нас подвезти. Перехватила ручку чемодана из рук Глеба, он без сопротивления отдал мне рюкзак, лишь раз взглянув мне за спину, подозреваю, что отслеживая реакцию Клима. Не зная, что делать дальше, я развернулась. Клим выглядел непоколебимо. И дочь он мне отдавать не собирался, по крайней мере сейчас, потому что он двинулся на выход. Я посеменила за ним, катя за собой наш небольшой чемодан и не оставаясь ни на шаг. — Вот, это наше. Я показала рукой в сторону фиолетовой Лады-гранты с непривычно низкой посадкой кузова и улыбчивым водителем ближневосточных кровей. В этот момент мне показалось, или у Клима скрипнули зубы. Но к автомобилю он подошёл. Я открыла заднюю дверь как раз с той стороны, где было установлено детское кресло, обошла авто и села рядом. Глеб тем временем о чем-то совсем тихо разговаривал с водителем. Лицо последнего резко перетерпело изменения, став серьёзным. — Доберётесь, набери меня. Бросил мне Клим и закрыл дверь. Машина плавно тронулась. Всю дорогу водитель молчал, хотя производил впечатление очень разговорчивого человека. Было ли дело в том разговоре с Глебом или мирно спящем ребёнке сзади него, я не знала. Остановилось такси в каком-то захолустье, и по ощущениям очень далеко от моря. По крайней мере, если большую часть пусти мы ехали где-то вдоль побережья, по крайней мере море частично просматривалось из окна, то потом свернули куда-то вглубь улиц и выехали непонятно где. Это был частный сектор, но совсем не такой, какой обещали фотографии объявления. Заросли сорняков, покосившейся забор и совершенно заброшенный дом. — Мы точно правильно приехали? Все таки уточнила я у водителя, хотя табличка на заборе и так достоверно мне подтверждала адрес. — Да, красавица. Не очень благополучный район. Родственники чтоли здесь живут? Объясняться с водителем я посчитала лишним, нужно было срочно позвонить арендодательнице. По телефону хозяйка была очень милой, я не задумываясь перевела ей половину требуемой суммы. Дочка проснулась, сонно огляделась и с моей помощью все таки вылезла из такси. — Мы уже прилетели? А где море? Мой ребёнок хлопал глазами, а ответа на ее вопрос у меня не было. Ситуация обострялась тем фактом, что времени было уже около шести вечера, а на юге темнеет рано даже летом. Сейчас было приемлемо, но уже через час-полтора будет не видно ничего. Никаких освещающих фонарей данная улица не предполагала. Остаться с ребёнком здесь я просто не могла. Я решила все таки попытать счастья и поискать хозяйку внутри дома, так как трубку она почему-то не торопилась брать. Мы оставили чемодан у калитки, я взяла Машу на руки, чтобы она не исколола ноги крапивой и двинулась к крыльцу. Мы уже почти поднялись на него, как из хлипких дверей вывалилось нечто похожее на человека. Очень пьяного мужчину средних лет. Я отскочила взвизгнув. — Мамочка, мне страшно. Машкин голос дрожал, она говорила шёпотом мне на ухо. Я резко повернула назад и вышла за забор. Хорошо, что этот кадр не двинулся следом, кажется вообще нас не заметив. Я присела на чемодан, разместив на одном колене дочь, на втором рюкзак, и начала терзать телефон в попытках дозвониться. На двадцатый раз мне это удалось. — Что вам? Совсем не любезный голос хозяйки, не оставил сомнений, меня обманули. Сдали кота в мешке, в я и рада была, что удалось сэкономить. — Сара Абрамовна, как же так? Я приехала по адресу, а здесь совершенно нет условий… Договорить она мне не дала, хотя я очень вежливо пыталась взывать к ее совести. — В доме есть комната, как и договаривались. Вся мебель в комнате целая. Если что-то не нравится, ищите другое жильё. Договор без возврата денежных средств у нас. Я, если честно, не особо в него вчитывалась, понадеявшись на добропорядочность людей. — Но там какой-то человек. Он очень пьян. А я с ребёнком. Я же говорила… Женщина снова прервала меня на полуслове. — Так кто вас, русских, знает. Отдыхает, видимо, так человек. Какие ко мне претензии? Я никогда в лицо женщину не видела даже на фото, имя и отчество, конечно, ясно говорили о ее национальности, но откуда такое предвзятое отношение ко всем русским, если уж она проживает и даже ведёт «бизнес» в этой стране? — А мне-то что делать? Я с ребёнком на руках, уже вечер! Нам просто не безопасно будет в этом доме! Мое негодование переросло в панику, я не представляла, что мне делать. На мне ребёнок, такая ответственность, совершенно незнакомый чужой город… Не такой гостеприимный, как представлялось. — Езжай в ближайший отель, ночь перекантуетесь, утром найдёшь подходящее жильё, раз мое не устраивает. Больше помочь мне тебе нечем.