Семь лет назад. После разговора с Климом, в душе был полный раздрай. Получается, что я согласилась стать его женой… О чем я только думала. Цель была прямо противоположной. Я расчёсывала свои длинные русые волосы гребнем, сидя перед зеркалом в своей комнате. В отражении на меня смотрела молодая симпатичная девушка. Русые волосы средней длины, серые глаза. По сути, ничего особенного. Давольно стандартная славянская внешность. Почему именно меня выбрал на роль спутницы жизни Клим? Мыслей и вопросов в голове был миллион, они крутились, не давая сосредоточиться на поиске решения. Я уже собиралась лечь в постель, проговорив себе заезженную фразу из известного фильма «Я подумаю об этом завтра», когда кто-то поскрёб в окно. Сначала я подумала, что это ветка, она часто царапала стекло, когда ветер гулял слишком резво. В оконном проеме была темнота, я снова перевела взгляд на зеркало. Теперь не любуясь, скорей наоборот с претензией к своему отражению и снова зацикливаясь на Климе. Зачем я ему? Что во мне есть, чего нет у других? Волосы густые, но бывают и гуще и шелковистей. Губы пухлые, но бывают и ещё более модной формы, учитывая современные технологи в косметологии, такие может сделать любая. Но сегодня вечером он сказал, что «любая» ему не нужна. А утром, что «любит». Я не хотела ему верить, и не могла. Любовь такого страшного и властного человека это скорей проклятье, чем удача. Да и откуда она вообще взялась? Вообще не верилось, что Клим на подобные чувства способен. — Лолка, открой. Донеслось с улицы, я подпрыгнула на стуле, резко оглянулась, в окне была голова Матвея. Фух… Раскрыла створки, дала руку, со второй попытки с моей помощью он залез в окно. — А почему не через дверь? От сердца отлегло, что это не воры или другие плохие люди, и я готова была захихикать над собственными страхами. Ну кому бы в голову пришло лезть в дом, где хозяин сам Клим Громарь? Давно не было секретом даже для меня, чем промышляет Клим. Скорее всего, и его мать всегда была в курсе. В тот день, когда он привёз меня в мой новый дом, мужчина был серьезно ранен. Он запретил вызывать скорую помощь, и его выхаживали тетя Надя и его друг, тот самый Глеб. Он и сейчас был все время при Климе, но всегда в его тени. А меня он с детства называет только по имени отчеству: Лола Александровна. Мы с ним быстро нашли общий язык, когда оказались в домашней остановке. Какой-то период времени он даже жил с нами, пока не купил собственное жилье. В один из первых дней на новом месте, он спросил меня, как звали моих родителей. Я сказала. Вот с тех пор и называл по отчеству. И ещё сказал, что все сделал «по-божески». Я тогда, конечно, не поняла, что это значит. Только тот факт, что он говорил о них в прошлом времени, подсказал мне, что их все таки больше нет, они на небе. Как бабушки и дедушки, которых я никогда не видела. А когда мне исполнилось двенадцать, он отвез меня на хутор, который находился в двух часах езды от дома. Это было втайне от всех, особенно от Клима. Все начиналось как невероятное тайное приключение, а закончилось тем, что я узнала, где похоронены мои родители. То что они не на небе, а в сырой земле я поняла несколькими годами ранее. Я долго плакала, и кажется тогда стала взрослой. Вспомнила ту ночь в подробностях, а Глеб неловким скупым движением прижал меня к боку, утёр слёзы и сопли и сказал лишь одну фразу: — Прости, Лола Александровна, это я виноват. Я знала, что это не он убил их, потому что именно его голос пытался утихомирить маму и приказывал спрятаться. Но он винил себя, значит это он привёл беду в дом, и не смог защитить. За все годы, что я прожила в новой семье, Надежду Викторовну «мамой» я так и не смогла назвать, не смотря на благодарность женщине и привязанность к ней. Моя родная и единственная мамочка осталась в моем сердце. Как и отец. Хотя сейчас я даже фамилию носила чужую, не родную. И не Громарь, как Клим. Это была фамилия первого мужа тети Нади, а по второму мужу она была Соколовой, как и Матвей. И именно эту фамилию дали мне при удочерении. Так что у нас с Матвеем даже одна фамилия была на двоих. Менять, считай, не нужно даже после свадьбы. И мне она очень нравится. Лола Соколова. Звучит? Да! Это ли не судьба? Он стоял передо мной, довольный собой и как всегда в отличном настроении. В руках его был букет ромашек, а во взгляде ни тени раскаяния за то, что не пришёл вовремя, когда мне так требовалась поддержка в разговоре с его братом. Но одна улыбка, родной взор и невесомое касание моей ладони кончиками пальцев, и я на все была готова закрыть глаза. — Через окно? Так романтично же! Смотри, я с цветочками, ну настоящий Ромео. Наверное, Матвей думал, что слова «романтично» и «Ромео» однокоренные, потому что другой логики в этом сравнении я не видела, но даже это его не портило в моих глазах. — Почему ты пропустил ужин? Я была вынуждена отдуваться одна! И воз и ныне там! Ничего он слушать не желает. Матвей переместил свои руки на мои ягодицы, сжал, не давая отстраниться. — Я же тебе говорил, что есть сто процентный метод, чтобы он от тебя отстал. Просто позволь мне. Я избавлю тебя от Климовских оков, ты будешь только моя… навсегда. Слова он жарко шептал мне прямо в ухо. Его «навсегда» совершенно меня заворожило. Мне девятнадцать, я сама могу решать где и с кем. Я люблю его много лет, так чего я ещё сопротивляюсь? Сама потянулась к нему губами, руками обвила его шею. Нужно просто забыться и отдаться урагану чувств. Он — мое все. И я все для него. По другому и быть не может. Одежда слетела на пол, я резко оказалась прижатой к своей кровати. Матвей продолжал целовать меня, но складывалось впечатление, что он куда-то торопится. Рваные движения не приносили расслабления, а наоборот как будто жалили кожу, его вес на мне не давал дышать, я уже готова была сдаться и прекратить эту пытку. — Матвей, не надо… Но он меня не слушал или не слышал. Глаза его казались совершенно расфокусированными, дыхание было сиплым. — Подожди, маленькая, сейчас все будет. И вот после этой фразы, я почувствовала такую боль, что поняла, пытка только началась. Через пять секунд я уже физически не могла этого терпеть. Из глаз потекли слёзы. Я чувствовала себя мерзко не только физически, но и эмоционально. Саднящая боль внизу и в животе, сводила с ума. Я попыталась сопротивляться, но он схватил мои руки и крепко прижал запястьями к подушке, обездвиживая. Мне казалось, что я в ловушке, в каком-то ужасном замкнутом пространстве, которое сжимается вокруг меня. Я даже не могла вдохнуть в себя воздух. Я бы заорала во все горло, если бы не понимала, что где-то в доме спит Клим. — Матвей, остановись. Мне очень больно. Мне плохо. Но он как будто меня не только не слышал, а не понимал. Зрачки его были размером с точку, в глазах я не видела ни капли рассудка. И нет, он не остановился. Но все закончилось быстро и резко. Он просто упал на меня всей своей тушей. И болезненное чувство распирания внутри почти прошло. — Матвей… Матвей, мне тяжело. Он поднял голову и уставился таким взглядом, будто впервые меня видит. — О, маленькая, как я хочу тебя. И он снова начал меня целовать и двигаться внутри, от боли я застонала и начала скидывать его с себя. Нет, ни за что, хватит! — Ну что ты сопротивляешься, поздно уже. Меня начало в прямом смысле тошнить, что я наделала? — Нет, Матвей, нет, остановись! В этот раз я не стала мямлить полушёпотом, боясь, что он опять не воспримет мои слова в серьез. — Прекрати дергаться, весь настрой сбиваешь. Лапа, давай потерпишь, а? Ну ни ты первая, ни ты последняя. То, с каким цинизмом он это говорил, выбило меня из последнюю волю. Я готова была сдаться. Но вдруг все резко прекратилось. Я и понять ничего не успела, как Матвей как будто подлетел в воздух и вылетел в открытое окно. Теперь я лежала совершенно обнаженная на кровати одна, а возвышался надо мной Клим. Он медленно обводил мое тело презрительным взглядом, пока я не додумалась накрыться простыней. И тогда я увидела, что она вся в крови, как и мои ноги. Эту же картину увидел Клим. Он отвернулся, но не вышел. — Скажи, что он тебя изнасиловал. Но я это сказать не могла. Он же убьёт его. Да и я сама согласилась и целоваться полезла первая. А то, что было в процессе… Не мне судить, возможно это норма. — Нет. Клим резко бросился ко мне и снова навис, сверкая чёрными глазами. — Скажи, Лола. Скажи это. Я же тебя не прощу! Глава 7 Лола. Настоящее. Самолёт остановился, Машка так и не проснулась. Да и поспала она в итоге всего ничего, стоило ли засыпать. Хорошо, что перелёт занял всего два часа. Дольше в компании Клима я бы не выдержала. — Доча, просыпайся, мы прилетели.