Зверева вскочила и пронеслась мимо Надежды в директорский кабинет. — Входите, — несколько более пронзительным тоном, чем обычно, провозгласила она, выходя обратно и оставляя небольшую щель, в которую даже Алинка Росомахина не смогла бы протиснуться. Но Надежда и не собиралась протискиваться, она просто потянула створку на себя, потеснив плечом и локтем источающую злые миазмы Ириночку, в результате чего та покачнулась на каблуках и взмахнула рукой, ловя опору. — Прошу прощения, — сладко улыбнулась ей Надежда и вошла внутрь. Вошла и остановилась, вглубь продвигаться не стала. Убедилась только, что дверь закрыта плотно, сдержанно поздоровалась и осталась стоять напротив длинного, словно подиум, стола совещаний, который на противоположном своем конце был логически увенчан директорским, пардон, президентским столом. Оказывается, главный ее ждал. Он не изображал, что что-то пишет или изучает некий важный документ. Он просто сидел и смотрел в сторону открывающейся двери, а теперь пристально смотрел на Надю, отчего она немного смешалась. А, ладно. Терять ей теперь нечего, так что можно разрешить себе побыть собой, то есть спокойной, смелой и независимой. Лапин жестом указал ей на самый первый от его стола стул, Надя приблизилась и села. «Не иначе, повышение», — с сарказмом подумала она, красиво размещая локоток на краешке столешницы и тщательно контролируя поворот головы и осанку, одновременно с этим исподволь разглядывая руководство. На таком близком расстоянии ей это делать пока не приходилось. Их президент был грузен и сутул. Хотя, возможно, его так не красил мешковатый костюм, серый в мелкую елочку, и неизбежная белая рубашка с невыразительным галстуком. Прямые темно-русые волосы президента уже сильно поредели и образовали две симметричнее залысины, а усы «подковкой» под крупным хрящеватым носом по непонятной причине придавали всему облику какую-то унылую измятость. Или неряшливость? Да нет, шея-то у него чистая. «Однако не орел», — вынесла свой приговор Киреева, и тут до нее, наконец, дошло, что президент все это время излагал, по какому делу ее сюда пригласил, а вернее, вызвал. — Простите, — осторожно проговорила она, — я правильно вас поняла? Вы обратились ко мне, чтобы я сделала вид, что я ваша невеста? Я переспрашиваю не потому, что плохо слышу или неважно соображаю. Но ваше предложение настолько странно, что мне нужно убедиться в отсутствии недопонимания. Она смотрела на хозяина всего, что тут вокруг, внимательно и без малейшего удивления на лице. И как бы даже проникновенно. Без тени издевки. И без идиотской ухмылки. Вполне серьезно и доброжелательно. Она надеялась, что у нее получилось смотреть на него именно так. Она не поверила ни на минуту. Только надо срочно разобраться, в чем здесь прикол, как любит говорить ее сын Андрейка. Чего от нее хочет этот монстр, потому что Надя не сомневалась, что Лапин именно монстр. Не монстры не делаются владельцами таких корпораций, и не остаются ими на протяжении почти двадцати лет, с маниакальным постоянством сметая конкурентов, отвоевывая рынок и до отрыжки наедая себе капитал. Возможно, это проверка. Хотя данная версия сильно хромает. Если ее и заподозрили в том, что она торгует коммерческими тайнами, что в принципе возможно — в смысле, ее торговля тайнами возможна, то Надеждой занялся бы Петрас Берзин, руководитель их службы безопасности. Или кто-нибудь еще из его отдела. Но уж никак не президент компании. Глава шестая Значит, это тест. Тест… на что? Что конкретно он хочет про нее узнать? Ее поведенческие реакции в неожиданных ситуациях увидеть? Или убедиться в наличии чувства юмора? Тогда этот тест она ни за что не пройдет. Не потому что не дружит с юмором, напротив, крепко дружит. Но так рисковать Надежда сейчас не будет. Потому что, возможно, она сию минуту проходит проверку на лояльность. На преданность и понимание. То есть, требуется не заржать и не растрепать. Мракобесие какое-то, право слово. Что делать-то, однако? Лапин, между тем, молчал, поигрывая «Паркером», и объяснений давать не торопился. Он тоже исподволь рассматривал женщину, сидящую напротив. Красива. Уже немолода, но красива. Шелковистые волосы цвета темного меда бликуют в свете ламп так, что тянет их осторожно потрогать. А стрижка у нее называется забавно, «большой боб». Лапин подслушал ненароком, как Ираида, общаясь с кем-то по телефону, говорила с ядовитым торжеством, что у Киреевой на голове «большой боб», который был на пике тому лет десять назад. Лапин тогда уяснил, что это не круто, иметь на голове то, что уже лет десять никто не носит, но этой женской маниакальной озабоченности сверять жизнь по модным журналам он никогда не понимал, и, рассматривая начальницу патентного отдела, сделал вывод, что с «большим бобом» она не прогадала. Видно, что она изо всех сил отбивает у времени молодость, но отбивает по уму, без экстрима. Никаких зашпаклеванных тушью глаз, густо напомаженного рта и никакой демонстрации мясистых бесформенных коленей. Стильно и умеренно. Лет пяток всего сбрасывает, молодец. Причем даже свой возраст она обратила себе на пользу, непонятно как, но обратила, шарм в наличии. Хотя Лапин не очень понимал, что такое «шарм». Его предупреждали, что баба не дура, скорее наоборот, умна, как змея. Такая вслепую ничего делать не станет. Что ж, придется объяснять. И тогда он, стараясь говорить кратко и по возможности бесстрастно, обрисовал ситуацию. — Если подвести черту, то вам не хочется чувствовать себя униженным на свадьбе вашей дочери, потому что править балом там будет ваша бывшая жена с ее теперешним мужем. Правильно? И чтобы продемонстрировать, что в вашей жизни все окей, вам необходимо явиться туда вместе с подругой, почти невестой. Лапин как-то не по-доброму хмыкнул, давая понять, что Киреева оценила ситуацию правильно, и неприязненным тоном проговорил: «Естественно, эта… услуга будет оплачена. В случае вашего согласия я обговорю с вами мои требования, и мы заключим сделку. Если хотите, можем оформить ее юридически. Непременным условием является ее неразглашение. В случае несоблюдения, вам грозит. впрочем, это мы обговорим позже. Ваша цена? Только сильно не задирайте». Надежда не знала, как ей ко всему этому отнестись и, что важнее, как ей отреагировать. Наличествует во всем этом оскорбление или не наличествует? Если наличествует, то в чем оно конкретно состоит? Ведь не интимные же услуги он от нее требует. Или интимные тоже? Да нет, не может быть. Надежда, конечно, себя никогда не принижала, но чтобы соперничать с молодыми профессионалками. Это надо быть не наглой, а чисто идиоткой, чтобы подумать, что в конкурентной борьбе с холеной двадцатипятилетней эскорт-леди преимущество будет на Надиной стороне. Вот если хотя бы лет десять назад. И она сказала: «Есть множество агентств. Они вам предложат массу вариантов для сопровождения на банкет. И расценки у них, я уверена, твердые, и вам по карману». Лапин раздраженно проговорил, швырнув в сторону ручку: — На них печать на каждой!.. Их легко вычислить. И если кто-нибудь пронюхает, что я девку представил невестой, вообще позор будет. Позор! И вообще я не понимаю, почему вы мне задаете такие вопросы?! Мне про вас говорили, что вы женщина умная, а вы такие вопросы мне задаете!.. Мне нужно, чтобы сопровождала меня привлекательная, хорошо одетая дама средних лет, умеющая уверенно держать себя в обществе незнакомых людей и при этом не идиотка! А вы бестолковыми вопросами сыплете! Вы идиотка? Лапин начал подпсиховывать, это Надя сразу определила. Но она уже выяснила все, что ей было нужно, осталось только принять решение. — Вы позволите мне подумать? — спросила она. — Нет! — рявкнул Лапин, и Надя быстро ответила: — Я согласна. Когда она выскочила из его кабинета и включила мобильник, то на дисплее высветилось сообщение о пропущенных четырех звонках одного и того же абонента. Валерия Бурова обладала могучим и труднопереносимым характером. Она за собой это знала и на работе всячески свой характер обуздывала, понимая, что за минутный кайф во время построения персонала она может расплатиться долгими и нудными поисками даже не компетентных, а хотя бы просто вменяемых подчиненных, поскольку такими деньгами, которые положил Лапин отделу маркетинга, вряд ли можно соблазнить выпускника МГУ с опытом работы от пяти лет. Собственно, выражать свой характер не являлось для нее некоей самоцелью. Стремление верховодить было ее естественной, так сказать, врожденной потребностью. Конечно, для руководителя эта черта никогда не бывает лишней, ведь не мямля и не рохля должен рулить отделом. Но если уж Бурова прессовала, то не знала удержу, поэтому с некоторых пор она старательно блокировала свои естественные реакции. Спокойный размеренный голос, а также доводы логики и корысти — вот те инструменты, которыми здравомыслящая Валерия приучила себя воздействовать на подчиненных. Правду сказать, подчиненных было немного, трое всего, тем более не хотелось никого из них терять. Вот психанут они после очередной взбучки и все, аривидерчи. Сиди, Лера, потом над рассылками сама, если такая умная. К величайшей Лериной досаде, и дома не получалось оттянуться, поскольку муж Лерочке достался тот еще экземпляр, настоящий бульдозер. Муж владел небольшой строительно-ремонтной компанией, с которой самолично управлялся на протяжении немалого количества лет. Понятно, что в семье он тоже не собирался пребывать в подчиненном состоянии. Авторитарные выступления жены он пропускал мимо ушей, будучи твердо убежденным, что знает значительно лучше нее, как следует поступать в том или ином случае. А также, как его жене следует поступить в том или ином случае. А чтобы его девочка не чувствовала себя несчастной, он купил ей автомобиль. Он мог бы купить ей изящную француженку «Пежо» или послушную кореянку «Киа», но он не стал этого делать. Для своей жены он выбрал чудовищный черный джип с затемненными стеклами, шестифарной «люстрой» на крыше и массивным кенгурятником над передним бампером. Это было именно то, что нужно. Неизрасходованная агрессия и неутоленная жажда побед теперь легко находили выход, когда Валерия Бурова пробивалась на своем танке по магистралям безумной Москвы. Свой внедорожник хозяйка ласково называла Михой. — Пристегнитесь только, — невнятно пробурчала она, зажав в зубах сигарету, и Надежда послушно потянула на себя ремень безопасности. Надежда ненавидела обращаться с просьбами. Ни к кому. Не то чтобы это было ее жизненным кредо. Скорее, по жизни предосторожностью. Но Андрей позвонил, и ей ничего не оставалось делать. Ехать на электричке не хотелось еще сильнее, чем просить Лерку. А кроме Буровой просить-то и некого. В смысле, из девчонок. У Алинки Росомахиной ключи от машины отобрал муж сразу же после двух полосок на тесте. И на метро ездить запретил. Теперь каждый вечер после работы за ней заезжает, перестраховщик и зануда. А Демидова Катя так и не собралась сдать на права. Несколько лет назад, когда Надежда Михайловна только нащупывала с ними контакты, все трое казались ей молоденькими и глупенькими девчонками, а она уже тогда была женщиной многоопытной и взрослой. Почти другого поколения, а это в любых взаимоотношениях — серьезная проблема. Они и сейчас оставались для нее смешными и самоуверенными мартышками. Хотя Валерии уже тридцать девять, а самой юной в их компании, Алине, скоро стукнет тридцатник. Катя Демидова была посередине со своими тридцатью пятью. Все они работали на капиталиста Лапина в его корпорации «Микротрон НИИРТ». Валерия Бурова руководила отделом маркетинга, Катя Демидова была превосходным сисадмином, Алина стояла на страже юридической безопасности, выполняя обязанности юрисконсульта. И неизвестно еще сдружились бы они, такие разные, каждая со своими амбициями и взглядами на жизнь, если бы Киреева не приложила к тому массу усилий. В этом крылась немалая ее корысть, однако природа данной корысти была необычна. Надежда открыла свой эликсир молодости, вернее, выдвинула гипотезу и решила, что будет ее проверять. Мысль была очень простой — если она будет держаться своих молодых подружек, то старость не сможет ее так запросто одолеть. Если ухватиться покрепче за этих мартышек, не дадут они ей сверзиться на покатую насыпь самодвижущейся ленты шоссе, которое равнодушно убегает все быстрее и дальше, унося тебя от того самого дня в календаре за прошлый век, когда ты, Надя, появилась на свет. Если за них ухватиться, ты не окажешься вдруг на пыльной обочине в окружении таких же ископаемых, как ты сама, горько сознавая, что уже приехала, приехала окончательно. Надежда не являлась вампиром в абсолютном смысле этого слова. Конечно, она никогда не призналась бы даже самой себе, что любит этих дурешек, однако ни от кого не скрывала, что за них переживает, и даже несколько кичилась этим, временами выставляя напоказ. Если она и была вампиром, то дань за свой вампиризм платила немалую. Ее постоянно заботила сверхважная задача, возведенная в степень сверхнеобходимой, — быть им нужной, полезной и интересной. И ее постоянно изводило беспокойство, что в один треклятый момент, надоев им своим нудным жужжанием и однообразными приколами, она услышит сдержанно-холодное: «Мы с понедельника на строгой диете, поэтому кофе, Надежда Михайловна, теперь пейте без нас». Но никогда ни жестом, ни необдуманным глупым словом, не дала она им шанса хотя бы заподозрить в ней таковую постыдную фобию. Да и сама Надежда фобией это не считала. Желание покрасоваться, вот что. Вполне естественное и понятное. А никакая не фобия. — Дачка трехэтажная? С витыми колоннами и «писающими мальчиками» со стороны старого сада? — ехидно нарушила молчание Бурова, расчистив себе крайний левый ряд и удовлетворенно поэтому расслабившись. — Скоро увидишь, дорогая, скоро увидишь, — улыбнулась загадочно Надежда, мысленно подбирая слова, которые выскажет Андрею по поводу его «обстоятельств». Дачей у Киреевой условно называлась покойной тети квартира в рабочем поселке под городом Гжель. Квартира, одна из восьми в этом доме, была на первом этаже двухэтажной одноподъездной кирпичной коробочки, построенной, по слухам, еще пленными немцами после войны. Но воздух в той местности чистый, и старая лесополоса рядом, значит дача. Надя летом изредка там бывала, впрягая мужа порулить. Все думала продать да купить нормальную где-нибудь в хорошем дачном поселке, но на вырученные деньги нормальную купить бы не получилось, а добавить было особенно не от куда. Леркин джип уверенно несся по трассе, распугивая дорожную мелочь. «Этак мы через полчаса будем на месте, — подумала Надя. — Только, что за причуды у сына? Девку какую-то туда привез… Зачем? Что за существо? Главное, чтобы Бурова потом не проболталась. Хотя она не треплива» — Спасибо, Лерочка, это уже здесь, — проворковала она, тыча пальцем в лобовое стекло, — можно тут остановиться, вот наш домик. Без колонн, но писающих мальчиков иногда можно увидеть. Хочешь, подожди в машине. Чего тебе мотаться? Ну как хочешь. Буровой было любопытно. И не лень выбираться наружу. Вошли в полутемный подъезд, подошли к двери. Киреева решила проявить милосердие и для начала тренькнула дверным звонком, а лишь потом сунула ключ в замочную скважину. В квартире было тихо. На вешалке висело невразумительное пальтецо с пятнистым искусственным мехом, купленное на распродаже в каком-нибудь магазине «Одежда для всей семьи». А вот сапожки. И сумочка. «Хренасе», — подумала Надежда, которая о такой сумке только мечтала.