Часть 6 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Нет.
— Пятьсот. — Он достал из бумажника фиолетовую купюру. Всегда имел при себе наличность, потому что во многих лавках не принимали карты. И это в двадцать первом веке!
— Тысяча.
— Не многовато для обычной раскладушки?
— Памятная же.
— Да вы ей колбасу стругали.
— От этого она делалась вкуснее. Кстати, к ножу прилагается чехол. Его я тебе подарю.
— Ладно, по рукам. Но наличных у меня больше нет.
— За углом банкомат.
— Может, через терминал переведу? — указал на него Хан.
— Тогда мне придется с пятисот евро налог заплатить, а я не хочу.
— Хорошо, сейчас сниму. А вы пока нож помойте, пожалуйста.
Хан сбегал до банкомата, снял деньги. Когда вернулся в булочную, нож был помыт, вытерт и спрятан в кожаный чехол, чуть потрепанный, но тоже с логотипом.
Выложив на стойку тысячу евро, Кирилл забрал его.
Мужчины обменялись рукопожатиями, и покупатель собрался уходить. Когда он достиг двери, то услышал голос старика:
— Я продал бы и за семьсот.
— А я купил бы за полторы, — через плечо бросил Кирилл.
Он отправился на поиски дома, где проживал его родственник. Двоюродный дядя? Или кем Фридрих ему приходился? Хан не очень разбирался в этом.
Он быстро нашел дом, а квартиру искать не пришлось, потому что старика Кир встретил на улице. Тот орал кому-то вслед проклятия:
— В аду будешь гореть, сукин сын! Это говорю тебе я, Фредди Хайнц!
— Гуттен таг, — поздоровался с ним Кир.
— Пошел на хер, — ответил ему старик на русском, чем поразил до глубины души.
— Простите?
— Что, простите? Думаешь, я по твоей роже не вижу, что ты русиш швайн?
Кир не стал обижаться на то, что его обозвали свиньей, а спокойно возразил:
— Не совсем. Мой дед немец, и его имя Людовик, фамилия Хайнц. Он был братом вашего отца.
— Да мне плевать. Катись отсюда!
— Мы родственники.
— И что из этого? У меня их много. Все твари, даже сын. А тебя я вообще знать не хочу.
— Зря. Может, я вам сгожусь?
Старик фыркнул. Он был без зубных протезов, и слюни полетели в разные стороны.
— Начнем с ваших любимых ракушек со шпинатом?
— А я думаю, чем так вкусно пахнет, — пробормотал Фредди. — Ладно, заходи, но ненадолго, — и повел его в свою квартиру.
Когда они оказались там, он раскурил трубку. Присосался к ней своими морщинистыми губами, затянулся. Затем взял чашку с кофе, уже остывшим, и стал пить. Гостю не предложил ничего, даже воды.
— Меня зовут Киром, — представился Хан.
— Мне плевать. Лучше скажи, чем ты можешь быть мне полезным? Булки я сам себе куплю, а если не смогу доковылять до пекарни, мне их доставят. — При этом он вынул из пакета ракушку и начал ее мусолить.
— Я коллекционирую ножи, являюсь экспертом в этой области. А ваш дед имел свою кузню.
— У меня и сын этой ерундой страдает. Неприбыльное дело — он весь в долгах. А ты чей, говоришь, внук?
— Людовика.
— Который сгинул в советском плену?
— Не совсем так. Он прожил пусть недолгую, но счастливую жизнь: женился, зачал ребенка.
— Да-да-да. Все мы такие, счастливцы, — хмыкнул старик и с наслаждением затянулся. — Табак просто чудо. Раньше не курил вообще, а на старости лет стал получать удовольствие от этого занятия.
— Так вот, я коллекционирую ножи, — напомнил Кир. — И если у вас завалялись какие-то экземпляры, я готов их купить.
— Из «Икеи» подойдут?
— Нет, я имею в виду старые, те, что еще ваш — наш — предок изготовил.
— Да понял, я понял. Нет у меня этого барахла.
— Жаль. Я купил бы за очень приличные деньги.
— Не за тем охотишься. Ножи, что мой дед ковал, товар бросовый. Ты бы лучше поискал еврейское золото!
— В нашем роду были евреи?
— Бабка сейчас в гробу перевернулась, — проворчал Фредди. — Она была антисемиткой. Поэтому сына, который укрывал у себя в доме Абрамов да Сарочек с их детишками, прокляла. Именно она настучала на него военной полиции. Думала, евреев заберут и отправят в лагеря, а сына припугнут. Но его расстреляли как врага Третьего рейха.
— А при чем тут золото?
— Последними, кому дядя помогал, были Голдберги. Глава семьи занимался изготовлением эксклюзивной посуды, на которую наносилось сусальное золото. Как считаешь, имелось оно у него? И во что переводилась прибыль в период инфляции? — Кирилл покивал. — А когда ты подаешься в бега, то берешь с собой ценности. Причем те, что много места не занимают. На мебель — плевать. Если есть картины, то они вынимаются из рам и скручиваются. Даже столовое серебро многие переплавляли в плоские слитки. С ножами, вилками намучаешься, а куски металла можно вшить в одежду.
— Это все понятно. Но разве добро Голдбергов не изъяли при аресте?
— Оно не обнаружилось. Значит, было надежно спрятано, скорее всего, дядей. Мы с матушкой, покойницей, считали, что он не просто так помогал евреям. Кто будет рисковать жизнью за идею?
— Многие так делали, — заметил Хан, но старик пропустил его реплику мимо ушей.
— Брал мзду с жидов, точно.
— Это оскорбительное слово. Не употребляйте его, пожалуйста, — Киру оно резануло слух. Хотя к тому, что его русской свиньей обозвали, отнесся спокойно. Парадокс!
— Лично я ничего против евреев не имею. В отличие от бабки, но она дитя своего времени. Тогда антисемитизм был нормой. У нас, в Германии, точно.
— Знаю. Я по образованию историк.
— Еще один потомок Хайнца с бесполезной профессией, — хмыкнул старик.
— А вы кем работали, можно узнать?
— Снабженцем. Поставлял на социалистические стройки все: от техники до питьевой воды.
— Хорошо зарабатывали?
— Прекрасно.
— Но живете в подвале, который вам от матери достался, — не смог смолчать Кирилл.
— Думал меня подколоть? — закашлялся Фредди, или, как оказалось, рассмеялся. — Но я обожаю это место. Я тут вырос, и в этом подвале мне даже воздух, чуть спертый, нравится. А что касается заработка… Мы жили в ГДР, считай, при социализме. Богатых у нас, как и у вас, не было, поэтому я тратил деньги не считая, жил на полную катушку. А сейчас государство платит мне хорошую пенсию. Выходит, все я делал правильно.
— Наверное. Но давайте вернемся к вашему дяде. Он, как вы с матушкой думали, наживался на евреях, которых у себя укрывал…
— Припрятал он где-то золотишко, но сам не смог им воспользоваться — расстреляли его. Так что где-то оно лежит, ждет, кому в руки попасть.
— Если честно, золото меня мало волнует.
— Ты дурак? Что может быть ценнее?
book-ads2