— Пока, пока. Он отключился, а Бетти мысленно взвизгнула и подпрыгнула до облаков, ткнувшись макушкой о небесный купол. Боря приезжает! Один! Какая радость! Хотя «радость» тоже нейтральное слово. Нужно будет подобрать другое, ярче окрашенное. * * * Улица Краузе радикально отличалась от Альтен. Она была застроена типовыми домами в три этажа, в каждом по двенадцать квартир. Вдоль дороги — тополя, их кроны обрезаны, а стволы побелены. Скорее всего, Краузен-штрассе потеряла свое первозданное лицо после войны, когда снесли разбомбленные особнячки, а вместо них возвели коробки, похожие на казармы. Бетти понятия не имела, в какой из них проживал кузен Клауса, и обратилась за помощью к гуляющей с собакой женщине. — Я не знаю Фредди Хайнца, — ответила та. — Хотя живу на Краузе уже пять лет. Как он выглядит? — Бетти пожала плечами. — Вам следует обратиться к булочнику Георгу. Он родился и всю жизнь прожил на этой улице. Идите вперед, через три дома сверните во двор. Ориентируйтесь по запаху. Элизабет поблагодарила собачницу и зашагала в указанном направлении. Пройдя всего два дома, она учуяла аромат свежевыпеченного хлеба. В животе тут же заурчало. Она завтракала и не чувствовала себя голодной, но этот запах… Он пробудит аппетит в ком угодно! Зайдя в булочную, Бетти приобрела мини-багет и вгрызлась в него, не отходя от прилавка. — Вкусно? — с улыбкой спросил у нее старик-продавец. Бетти закивала. — Попробуйте еще крендели с маком. Фирменный рецепт. — Дайте два. — Она потянулась за деньгами. — Вы Георг? — Он самый. А вы кто, фрейлин? — Меня зовут Элизабет. Я внучка Клауса Хайнца. Знали его? — Конечно. Мы были соседями когда-то. Клаус старше меня на семь лет, жил с теткой и кузеном, а я с родителями. Клаус съехал от своих, когда ему исполнилось пятнадцать, и с тех пор я его не видел. — А Фредди? — Он тоже сменил место жительства, но не навсегда. Когда его мать умерла, вернулся на Краузе. — Я слышала, он тоже скончался? — Да. Недавно совсем, недели три назад. А твой дед как поживает? — Он тоже умер. Второго октября. — Хм… — Георг задумался. — Уж не в один ли день кузены на небеса отправились? — Нет, Фредди раньше, — услышала Бетти за спиной и обернулась. В дверях она увидела стройного молодого мужчину в элегантном пальто. — Здравствуй, Георг. Мне как обычно. — Подойдя к прилавку, он встал рядом с Бетти. — Разрешите представиться, Герхард Хайнц. — Элизабет Олдридж. Вы внук Фредди? — Сын. Бетти постаралась сдержать удивление, но у нее не получилось. Иначе не последовала бы реплика: — Я поздний ребенок. Отцу было за пятьдесят, когда он женился на маме. — Это внучка Клауса, — сообщил Георг, выдав парню упаковку булок для гамбургера. — Я уже понял. Приношу вам свои соболезнования. — А я — вам. Когда умер ваш папа? — Тридцатого сентября. — Болел? — Нет, скончался скоропостижно, от кровоизлияния. Но тело обнаружили только на третий день. Отец жил один и мало с кем общался, и если бы не приходящая два раза в неделю уборщица, он пролежал бы неделю, а то и дольше. — Значит, его тело обнаружили в тот день, когда умер мой дед, второго октября. — Да, именно. — Герхард расплатился, взял пакет с булками и, поблагодарив Георга, последовал к выходу. Бетти пошла за ним. — А давайте кофе выпьем? — предложила она. — С удовольствием. — На этой улице есть какое-то заведение? Я впервые на Краузе, хоть и живу в паре километрах от нее. — Дома есть отличный кофе. Отец был знатоком, покупал лучшие сорта. Приглашаю вас, Элизабет, в гости. — А что, если нам отказаться от официального обращения друг к другу? Все же родственники. Я — Бетти. — А я Харри. — Он остановился, чтобы протянуть ей руку. Бетти вложила в нее свою. — И очень жаль, что мы не познакомились раньше. — Тебе сколько лет? — Двадцать девять. Она столько ему и дала. Хотя, если бы не консервативная одежда и парфюм, Харри выглядел бы на двадцать пять. — Чем занимаешься? — Ты про работу? — Она кивнула. — Я кузнец. — Кто? — Да-да, ты не ослышалась, у меня своя мастерская. В ней я изготавливаю изделия из металлов: кую, варю, лью. — Не такими я представляла себе кузнецов, — пробормотала Бетти. — Огромными, потными и бородатыми? — хмыкнул Харри. — Это стереотипы. Мы ничем не отличаемся от клерков или аптекарей, внешне, по крайней мере. Но мы, конечно, сильнее. Я некоторое время развлекал себя армрестлингом. Побеждал бугаев за секунды. Тем временем они перешли улицу и остановились возле дома, чуть выбивающегося из общей массы. Он тоже выглядел непрезентабельно, но имел всего один этаж, если не считать цокольного. — Это бывшая котельная, — сообщил Харри. — В нее в 1945-м заселили людей, оставшихся без крова, в том числе наших с тобой предков. Они жили в подвале, — он указал на лестницу, ведущую вниз, — среди труб и цистерн. Сейчас там самая обычная квартира, пусть и без окон. Бабушка не хотела переезжать, но она позволила сыну обустроить помещение. Пойдем, я покажу тебе его. Они спустились, Харри достал ключ и стал возиться с замком. Бетти тем временем его рассматривала. Ее троюродный брат был очень красив. Блондин с небесно-голубыми глазами и точеными скулами являлся олицетворением истинного арийца. Родись он во времена правления национал-социалистов, стал бы моделью, снимающейся для агитационных плакатов, или донором спермы. — Ты похож на отца? — спросила Бетти. — Да, очень: и ростом, и мастью, и лицом. Только комплекция у меня мамина, отец крупным мужчиной был. — Она тоже немка? — Марокканка. Если верить генетикам, я должен был родиться черноволосым и смуглым. Мой дед по материнской линии вообще мулат. Я в детстве все надеялся, что потемнею. Он отпер дверь и открыл ее перед гостьей. Бетти зашла в квартиру. Свет в прихожей загорелся автоматически. — А тут уютно, — с удивлением протянула она. Не думала, что подвальное помещение бывшей котельной можно обжить. — Удивительно, правда? — Он снял пальто и оказался не таким уж худощавым — тонкокостным, но мускулистым. — Кто-то живет в квартирах отличной планировки, с окнами, балконами, террасами, а в них некомфортно. Тут же мило сердцу. Кстати, имеется камин, настоящий. Хочешь, растоплю? — Не нужно, в доме и так тепло. Да и ненадолго я, мне еще на работу. — Сегодня она выходила с обеда. Харри кивнул и помог гостье раздеться, затем провел в кухню. Там свет включался по старинке. Брат зажег два бра и трубчатую лампу под потолком. Усадив Бетти в старое кресло с чуть потертыми бархатными подлокотниками, он принялся варить кофе. — Ты была близка с дедом? — спросил Харри. — Последние полгода очень. Он стал самым родными для меня человеком. — А до этого? — Мы почти не общались. Мои родители держали меня на расстоянии от Клауса.