— Вот мы дурачки, да? — Не то слово. — А ведь взрослые люди. Мне тридцать. Тебе двадцать три. — Я старше тебя почти на год, — рассмеялась Оля. — Не может быть. Немного глупо говорить такое, учитывая, что у них было общее голоногое прошлое, но чертовски приятно слышать. — Чем займемся завтра? — спросила Оля, обвив его тело ногами. Для офисного работника Леша оказался неплохо сложенным. Тело пусть и не накачанное, но спортивное. — Чем хочешь? — Давай, позовем дядю Васю и дом покрасим? — Его надо подготовить сначала — содрать облупившуюся олифу, замазать щели. Но я купил все, что для этого нужно. Краску, кстати сказать, тоже. — То есть ты решил дачу оставить? — Да. — И тебя не гнетут воспоминания? — Я от них никуда не денусь уже. Не важно, где буду находиться. А тут мне хорошо, спокойно. И ты живешь в Приреченске. Мы можем пешком друг к другу в гости ходить. — У нас у обоих машины. — Если они сломаются. — У нас и такси есть. — Оленька, но разве не романтичнее ходить друг к другу пешком? — Тогда давай завтра отправимся в «Лиру» своим ходом. — Нет, нам надо воды на роднике набрать. И еще что-нибудь прикупить в городе. Я офисная крыса, таскать тяжести не умею. Оля глянула на часы, горящие на телике. Время три. Скоро начнет светать. — Леш, давай баиньки? — Угу, — его голос уже был сонным. — Добрых снов. — И тебе. — Она чмокнула его в нос. Потом все в тот же шрам на брови, не дававший Ольге покоя. Леша прижал ее еще теснее, опустил голову на грудь и засопел. Вот оно, счастье! И если оно мимолетно — пусть. Зато было… Глава 6 Из дневника Родиона Эскина «Бедный-бедный мальчик! Мой дорогой братик… Я нашла твой дневник. В нем остались чистые листы, и я, Кира, заполняю их корявыми буквами (от руки давно не писала). Зачем? Не знаю сама. Быть может, мне просто нужно излить душу? А эта тетрадь, найденная мной за шкафом возле твоей кровати, дает эту возможность. Бумага, как говорится, все стерпит. А та, что терпит сейчас меня, когда-то принимала на себя и твою боль… Почему она? Что мешало тебе поделиться с сестрой своими переживаниями? Я бы поняла, поддержала. Мы были так близки когда-то… До того, как твоим разумом завладел Печерский. Не зря Эмма Власовна называла его упырем. Он высосал из тебя все: энергию, волю, здоровье, даже талант. Ты играл все хуже, от этого страдал, чах и худел. Я помню твои впалые щеки и синие венки на них. Мы с мамой думали, что у тебя что-то с сердцем, как и у нее, но кардиограмма не показала отклонений. Ущерб, что наносил тебе Печерский, не фиксировался приборами. Пишу сейчас и плачу, роняя слезы на тетрадь. Некоторые листы заляпаны кетчупом. Ты все готов был съесть с ним. Макароны, рис, яйца, просто хлеб. Помню, как ты наливал на кусок кетчуп и убегал к себе. Говорил, читать. Но на самом деле писать. А я, видя тебя с ручкой, думала, ты отмечаешь свои реплики в сценарии. Дура! Вместо того чтобы присмотреться к брату, гуляла с мальчишками. По большей части никчемными. Но мне так хотелось самоутвердиться. Ведь я, как и ты, была влюблена в Маэстро. Он это понял и отлучил меня… Можно сказать, от церкви имени себя. Именно поэтому, а не из-за нехватки таланта. Я была не такой одаренной, как ты, но не хуже большинства. И не приходила я на репетиции без трусов! На мне были стринги, тогда все мои ровесницы их носили. И лифчики пуш-ап. В таком белье мы самим себе казались сексуальными, но не развратными. Родя, милый, я сейчас будто с тобой напрямую разговариваю… И если есть мир духов, дай знать, что слышишь меня. (Ничего не произошло. А я так надеялась хотя бы на падение книги с полки. Ну да ладно. Скоро узнаю.) Родя, милый мой мальчик, я умираю. Недавно узнала об этом. У меня рак с метастазами. Приехала я в Приреченск, чтобы продать квартиру и на вырученные деньги покутить. Алкоголь мой организм не принимает, секса я тоже не хочу, с путешествиями сейчас напряг, в мире творится что-то невероятное, но я могу пожить в Москве, как «белый» человек. Прибарахлиться, заселиться в какой-нибудь «Шератон», взять в аренду «Мерседес» с шофером. Я буду ходить в СПА и рестораны, где полакомлюсь парфе, черной икрой, настоящим крабовым мясом, посещу наконец Большой театр… Так думала я, отправляясь в Приреченск. А потом нашла твой дневник, прочла и поняла, как поступлю. Я отомщу за тебя, любимый братик Родя. Теперь, когда я все знаю, не мила мне будет и лакшери-жизнь. Печерский всех нас поломал. Этот безбородый Карабас! Но тебя он уничтожил — столкнул с башни невидимой рукой. Растлил (сейчас его, как тебе виделось, невинные действия попадают под статью), довел до самоубийства. Если я обнародую твой дневник, будет всего лишь скандал. Печерского не посадят. Я же хочу, чтоб он загремел за решетку и там его драли лютые урки. Поэтому я пойду к нему, попытаюсь заманить на башню, там закачу скандал, спровоцирую драку, расцарапаю кожу, укушу, вырву его волосы, себя покалечу, после чего прыгну вниз. Как ты когда-то… Знаю, все может пойти не по плану. Я допущу ошибку. А он не сделает этого и сразу обратится к дорогому адвокату. Тогда Печерского не посадят и его не будут драть лютые урки, но он все равно пострадает. Уж если опозорится, то по полной. Но надеюсь, что все получится. Я читаю детективы запоем, готовя себя к ВЕНДЕТТЕ! Мне бы больше времени, но, боюсь, его не остается. Уже не могу есть. Мой рацион — это обезболивающие таблетки и огромное количество жидкости. Стараюсь пить хотя бы сладкие напитки, там глюкоза. Какие-то витамины принимаю. Но что они? Как мертвому припарка. Если буду тянуть, то обессилю окончательно и загремлю в больницу… Или просто сдохну на полу нашей сырой и мрачной квартиры. Всегда жалела о том, что моя личная жизнь не сложилась. А теперь думаю — хорошо. Некому меня будет оплакивать. А мы с мамой по тебе так горевали, что она ушла раньше времени, а я… Я просто не оправилась. Может, поэтому и заболела так серьезно? С другой стороны, я уже одной ногой стою в могиле, потому что на небесах меня ждешь ты и мамочка. Прыгая с башни, я буду представлять ваши лица. Все… Мне пора. Сначала к Печерскому, потом к вам. Люблю!» Часть четвертая Глава 1 Она пробудилась очень рано. Думала, уже хотя бы семь, а оказалось, нет и шести часов. Райку никто не тревожил, ни Эмма Власовна, ни Яша, ни лютые комары (они тут водились в изобилии), она просто выспалась. Полежав некоторое время, встала, распахнула окно. Если кровососы налетят, не страшно, купит фумигаторы. Ей вечером упала денежка на счет. Не великая, но достаточная для того, чтобы не ощущать себя нищей. Теперь и заправиться есть на что, и еды купить, и новые трусишки приобрести. Погода со вчерашнего не изменилась. Было радостно наблюдать за картинкой, дышать свежим воздухом. Райка решила попить чайку. Заварить его, сесть с кружкой у окна и послушать… Нет, не музыку, как обычно! А звуки природы. Потом можно вновь забраться в кроватку и подремать еще с часок. Пока вода кипятилась, Райка мыла посуду. Эмма Власовна опять набросала в раковину чашек и ложек. Она любила кофе и каждый раз растворяла его в новой емкости. Нет бы уже использованную сполоснуть! Но нет, она брала и другую чашку, и другую ложку. Когда чистой посуды не оставалось, мыла ее. Но сейчас, когда появилась приживалка, можно об этом не беспокоиться: в Райкины обязанности входит наведение порядка. — Ты чего не спишь? — услышала Райка за своей спиной. Обернулась. Эмма стояла в прихожей. Без ходунков и клюшки. Выглядела бодро. — Я выспалась, как и вы, судя по всему. Чай будете? — Нет, я кофе. Старушка прошла к своему любимому креслу, плюхнулась в него, закурила. — И откуда вы явились? — Выходила, чтобы воздухом подышать. — Кислородной интоксикации не боитесь? — Чего?