– А что вы сделали со своим? – на ходу поинтересовалась экономка. – Ладно, пойдёмте, некогда мне тут с вами возиться. Пат быстро оглянулась через плечо и кивнула Дженет, давая понять, что экономки не будет несколько минут. Близняшки планировали хоть ненадолго отвлечь её разговором. Дженет тут же подскочила к двери француженки и постучала. – Entrez![11] – откликнулся голос. Мамзель лежала в постели, глядя в потолок. Вид у неё был очень несчастный, она по-прежнему с тревогой думала о своих глазах, и ей казалось, что в любой момент по потолку тоже начнут ползать насекомые. Бедная, ей бы и в голову не пришло ничего подобного, если бы она так сильно не переутомилась. Учительница с удивлением посмотрела на вошедшую Дженет. Экономка сказала ей, что сегодня гостей не будет. – Мадемуазель, – произнесла Дженет, подходя к кровати, – как вы себя чувствуете? Вам уже получше? Мне очень нужно поговорить с вами. – Как я рада тебя видеть, дорогая Дженет! – сказала Мамзель, которую очень легко было растрогать добрым поступком. – Что ты хотела сказать мне, ma petite? [12] – Мадемуазель… мадемуазель… Я не знаю, как вам сказать, – пролепетала Дженет. – Вы так рассердитесь. Но, пожалуйста, поверьте, мне очень жаль! Нам всем жаль. И мы ни за что не поступили бы так, если бы знали, что вы плохо себя чувствуете, и… – Дорогое дитя, что ты пытаешься мне сообщить? – с удивлением проговорила француженка. – Что вы такого ужасного натворили? – Мадемуазель, мы… я… я положила жуков в ваш футляр для очков, потому что разозлилась на вас за наказание, – выпалила Дженет в полном отчаянии. – А ещё подложила фальшивую кляксу на свою тетрадь. Вот… Мамзель уставилась на Дженет, словно не веря собственным ушам. – Так эти насекомые были настоящие? – спросила она наконец. – Да, мадемуазель, – ответила Дженет. – Самые настоящие. Я накопала их под оградой во дворе. Я… я не думала, что вы решите, что это у вас что-то с глазами. Я просто ужасно себя чувствую оттого, что вы заболели. Мадемуазель молчала. Так, значит, у неё всё в порядке и с глазами, и с головой? Насекомые ей не померещились, они настоящие. Это была всего лишь шутка! Наверное, если бы она была здоровой и отдохнувшей, то сразу догадалась бы об этом. Но она так устала, что ничего не соображала. Какое счастье, что Дженет во всём призналась! Она повернулась к девочке, но её уже не было – Дженет выскочила за букетом и вбежала через минуту с полными руками цветов. Учительница ахнула. – Мадемуазель, это вам от всего нашего первого класса! – сказала Дженет. – Мы очень расстроились, когда вы заболели, и, пожалуйста, простите нас, хорошо? Честное слово, мы не стали бы обижаться на вас, если бы знали, что вам так тяжело! – Подойди сюда, – сказала француженка и протянула Дженет свою большую руку. Девочка смущённо вложила в неё ладонь. – Я была совершенно кошмарной в этой четверти, – сказала Мамзель, широко улыбнувшись. – Невыносимой и кошмарной! Можешь передать это близнецам О’Салливан. Я знаю о прозвище, которое они придумали мне в прошлой четверти. Они назвали меня Мамзель Безобразие, потому что я всё время отзывалась так об их работах. Но в этой четверти я, пожалуй, заслужила прозвище. – Вы всё время ужасно на нас сердились, – честно сказала Дженет. – Но мы больше не обижаемся. Мы понимаем. – Ох уж эти английские девочки! Нет никого лучше вас, когда вы хорошо себя ведёте! – воскликнула Мамзель, разом позабыв, как ругала их всю четверть. – Передай всем остальным мою любовь и благодарность за эти прекрасные цветы, Дженет. А ещё скажи, что, если они простят меня, я их тоже прощу, и тебя, конечно! Скверная девчонка! Ах, но какая же ты молодец, что не побоялась прийти и признаться! Дженет посмотрела на учительницу. А француженка посмотрела на девочку своими большими тёмными глазами и вдруг рассмеялась – иногда у неё просыпалось отличное чувство юмора. – Подумать только, засунули в футляр жуков, а я даже не догадалась, что это шутка! А эта клякса! Ах, озорные дети! Но сейчас мне смешно! И Мамзель громко расхохоталась. Экономка, пробегавшая мимо её комнаты, замерла в удивлении. Она вдруг испугалась, а не сошла ли француженка окончательно с ума, и поспешно зашла в комнату. Тут она увидела огромное количество цветов и Дженет – и удивилась ещё сильнее. – Дженет! Ты что тут делаешь? Ах ты, непослушная девчонка! Я не разрешала тебе приходить сюда! Сейчас же уходи. – Нет, матрон, я прошу вас не прогонять Дженет, – совершенно неожиданно сказала Мамзель. – Она ещё должна поставить цветы в вазы, кроме того, она сообщила мне отличную новость. Мне уже стало лучше. Дженет ужасно насмешила меня, эта скверная девчонка. Экономка посмотрела на Мамзель – та действительно выглядела гораздо лучше – и кивнула Дженет, разрешая поставить цветы в вазы. Девочка быстренько расставила их, как могла. – Чудесные цветы! – с глубоким удовлетворением произнесла наблюдавшая за ней француженка. – Матрон, посмотрите, какие прекрасные букеты прислали девочки своей ворчливой, невыносимой, старой мадемуазели! – Уж вижу, – ответила экономка. – А теперь, Дженет, тебе пора. И если ты снова заявишься сюда без разрешения, то будешь наказана. Дженет удалилась с довольной улыбкой. Она сразу помчалась в общую гостиную, чтобы рассказать остальным, как всё прошло. Как же девочки обрадовались, что Мамзель не рассердилась на них, да ещё и хохотала над собой. – Может быть, в последнюю неделю четверти она поведёт себя иначе, – предположила Дорис, которая особенно страдала от колкостей француженки. – Если Мамзель поправится, она будет добрее, а если не поправится, я прекрасно обойдусь без французского языка! – Как быстро пролетела эта четверть! – удивлённо сказала Пат. – Кажется, только вчера был родительский день, и уже пасхальные каникулы! А сколько всего произошло за это время – почти столько же, сколько в прошлой четверти. – Больше, – вставила Изабель. – В прошлой четверти не было пожара. И героини тоже. Марджери покраснела. Она уже приноровилась довольно ловко скакать на костылях, а её нога быстро заживала. Люси улыбнулась подруге. – Марджери всегда краснеет, стоит только произнести слово «героиня», – сказала она. – Знаешь, Пат, а Марджери приедет ко мне погостить на неделю во время каникул. У нас теперь нет никаких помощников по дому и никакой прислуги, потому что мы теперь бедные, но Марджери будет мне помогать. Правда, она классная? Мне, конечно, придётся много заниматься, но на отдых вместе с Марджери время тоже останется. – А потом я поеду куда-нибудь с отцом, – сказала Марджери. – А вы, близняшки, что собираетесь делать? Все вокруг говорили только про каникулы, думали, как будут отмечать Пасху, обсуждали походы по магазинам. Элисон, например, думала только о покупках и новых нарядах. – Самодовольная малявка! – сказала Пат, шутливо дёрнув сестру за прядку волос. – Не забудь, что часть каникул ты проведёшь с нами. Можешь привезти и похвастаться перед нами своими нарядами – но не больше одного раза. А потом ни слова о них! – Ладно, Пат, – ответила Элисон, которая заметно поумнела за эту четверть. – Я один раз похвастаюсь как следует, а потом буду молчать как рыба. – Ты не умеешь молчать как рыба! – засмеялась Изабель. Она теперь гораздо лучше относилась к глупенькой младшей сестрёнке. – Даже если мы заставим тебя держать язык за зубами, начнут болтать язычки на твоих ботинках. Последняя неделя четверти оказалась очень весёлой. Мамзели полегчало, и девочки несколько раз приходили навестить её и поиграть с ней в разные игры. Отдохнув и выспавшись, их учительница снова стала той добродушной и остроумной, которую любили ученицы. Теперь она была самого лучшего мнения об английских девочках и уже строила большие планы на следующую четверть, но девочки отказывались обсуждать с ней работу. Люси усердно готовилась к экзамену на стипендию, который был назначен на конец следующей четверти. Её папа выздоравливал, и она работала с удовольствием и особым старанием. Мисс Теобальд и другие учителя подготовили ей специальные задания на каникулы. Они не могли нарадоваться живости ума и скорости, с которой Люси всё схватывала. Так что Люси снова повеселела и стала шутить и смеяться, как раньше. Близняшки тоже были довольны. В этой четверти дела у них шли отлично, они стали первыми по пяти предметам. Конечно, если бы Люси сдавала экзамены за первый класс, она была бы первой по всем предметам, кроме математики. А вот Дорис и Элисон, наоборот, почти по всем предметам были последние, но ни капли не унывали. – Должен же кто-то быть последним, – сказала Дорис Элисон. – И вот мы с тобой, такие милые, охотно взяли это на себя. – Как же, охотно, – хмыкнула Пат. – Просто по-другому не получается. Но какая разница? Никто не умеет рассмешить весь класс лучше тебя, так что продолжай быть последней! Наконец наступил последний день со сборами, прощаниями и волнениями. Мамзель ходила по школе, шутила и брала у всех адреса. Отовсюду доносился смех, и время от времени слышался то возмущённый, то жалобный голос мисс Робертс: – Кэтлин! Неужели обязательно так орать? Шейла, для того чтобы собрать вещи, совсем необязательно валяться на полу! Пат! Пат! Прекрати тузить Дженет! Что за зоопарк вы тут устроили?! Всех заставлю написать по сто строчек по дороге домой, и завтра пришлёте мне их! В ответ раздались визг и хохот. Как весело было возвращаться домой на Пасху! Искать в саду пасхальные яйца, гулять по лесу и собирать первоцветы. А ещё надо было обнять и расцеловать всех любимых кошек, собак и лошадей, ожидающих дома, – не говоря уже о мамах, папах, младших сёстрах и братьях. – Увидимся в следующей четверти! – кричала Пат. – Не забывай писать, Дженет! Веди себя прилично, Дорис! Погоди, Изабель, не тяни меня, я уже иду! Слышите, все? Мы едем в первом вагоне! Всем пока! До следующей четверти! Да, до следующей четверти. Я очень надеюсь, что мы снова увидимся со всеми в следующей четверти! * * * notes Примечания 1 Английские школы разделяются по возрасту на учебные заведения полного цикла (3–18 лет), дошкольного образования (2–7 лет), младшие (7–13 лет), средние (13–16 лет), старшие школы (16–18 лет) и учреждения совмещённого цикла (13 (иногда 14) – 18 лет). Вероятнее всего, школа Сент-Клэр относится к последнему типу. 2 Моя дорогая (фр.).