— Мы где вообще⁈ — не выдержал Изюм, когда Аид провел его мимо гниющего крейсера, валяющегося на боку подобно выброшенному на берег трупу металлического кита. — Что за дьявольщина вокруг творится? Куда ты меня привел⁈ — Никто тебе с уверенностью не скажет, — спокойно ответил извивающийся комок тьмы. — Никому неведомы здешние законы или принципы. Может, это астрал. Может, лимб. Может, сновидения нашей планеты или царство самой Морты. Может быть, мы сейчас видим то, что было или то, что будет. А может и то, что никогда не произойдет. Поэтому не пытайся постичь логику этого места. Просто смирись с тем, что ты видишь, но и не верь всему, что покажут тебе глаза. Я подозреваю, бо́льшая часть окружения дорисована нашим подсознанием. — Вот ни хрена не стало понятней! — сплюнул Макс. — Сергей, ты можешь изъясняться по-человечески, а не как сраный Мерлин⁈ — На какое расстояние ты можешь дотянуться некроэфиром? — вместо ответа спросил Аид. — Хм… ну, метров на шесть, наверное, — прикинул Виноградов. — А связь с марионеткой на каком удалении способен поддерживать? — Допустим, больше сорока кэ-мэ. — Никогда не задумывался почему так? Как тьма из кукловода добирается до мертвеца, находящегося от него в десятках километров? — Хочешь сказать, что… — Да, Третий. Вот это подпространство и является проводником для нашей силы. И иной раз здесь отражаются события, происходящие в реальном мире. — Это какие например? — Взгляни туда. От парящей фигуры отделился толстый лоскут, который на манер вытянутой руки указал вперед. Инквизитор проследил в заданном направлении и чуть не сблевал, разглядев кривой шишковатый череп с непропорционально длинным языком, высунутым на бок. Габаритами эта уродливая башка не уступала легковушке. И этот факт только усиливал пронизывающее отвращение от его лицезрения. Поросшая черным мхом и слизью, эта облезшая голова валялась, наполовину погрязнув в болотистой почве. У нее не было ни глазниц, ни носа, а только лишь усеянный сотнями игольчатых зубов рот, распахнутый в немом крике. И хоть за время своей службы Макс успел навидаться разных мерзостей, включая измененных некроэфиром людей. Но конкретно эта непонятная дрянь вызывала у него приступы совсем уж нестерпимой гадливости. — Пиз…ц… — выдавил бывший спецназовец. — Ну и отвратительная же херня! — Это точно, выглядит так себе, — невозмутимо согласился Секирин. — В общем это и есть Древний. — Кто-о⁈ — вытаращил глаза Изюм. — Ты шутишь⁈ — Нет, Третий, не шучу. Но если тебе так хочется, могу рассказать анекдот. — М-да… — проглотил издевку россиянин, — охренеть… — Вообще-то Черный мор просто по пути попался. Я не его хотел тебе показать. Пойдем. Темная фигура снова двинулась, рассекая мешанину фантасмагоричных теней, и бойцу пришлось спешить за ним. Потеряться в этом стрёмном и жутком месте ему совсем не хотелось… Пока Макс шел за Аидом, то старался поменьше обращать внимание на без конца меняющееся окружение. Весь их путь походил на преодоление тягучего и болезненного делирия. Неописуемый бред и навязчивый галлюциноз. Россиянину постоянно мерещилась всякая чертовщина. Обрушенные мосты, потонувшие в переплетении черных корней развалины городов. Реки нечистот и россыпи гнилых костей. Иногда бывшему военному чудились силуэты рогатых бесов и демонов. Некоторые будто бы даже пытались обращаться к нему, но Изюм, крепко стиснув челюсти, хранил молчание. Он просто брел вперед, не отводя взгляда от шевелящейся спины Аида. Спецназовец не мог сказать, сколько продолжалась эта безумная прогулка. По личным ощущениям не меньше четырех часов. Поэтому Виноградов искренне обрадовался, когда Секирин наконец-таки остановился. Ведь это могло значить, что тягомотный марш-бросок сквозь овеществленный бред завершился. — Прибыли, — известил медиум. — По моим прикидкам, это должно происходить где-то на юге России, либо вблизи ее границ в Казахстане. Точнее, к сожалению, я не научился определять. — Чего⁈ Это как мы до России дошли⁈ — подивился инквизитор. — Это ж несколько тысяч километров! Парящий клубок тьмы наградил спутника чем-то, что можно было трактовать как «насмешливый взгляд». — Я же сказал, не ищи логики в здешнем мироустройстве. Этот план нематериален. Потому тут не существует самой концепции расстояния. А если и существует, то она извращена до неузнаваемости. Не пытайся осмыслить. Просто посмотри на этих двоих. Беглый инквизитор взглянул туда, куда предлагал Аид. Сначала он не понял, что видит, но постепенно шевелящаяся абстракция сложилась в доступную для восприятия картину. Где-то неописуемо далеко, но в то же время на расстоянии вытянутой руки, гигантский мохнатый тарантул пытался затоптать крохотную рыжую искорку. И в данном случае «гигантский», значило что паучище размерами превосходил иную гору! Каждая волосинка на его мерзком туловище была толщиной с дерево. А каждая ножка длиннее Останкинской башни! И вот под таким монструозным арахнидом металось нечто маленькое и белобрысое. В этом бесцветном царстве Макс еще не встречал ничего такого же яркого, как эта светлая точка. И она не только успешно уворачивалась от колоссоподобных лап противника, но и нападала в ответ. С каждой новой атакой искра откусывала от членистоногой твари маленький кусочек тьмы и, кажется, становилась из-за этого чуть больше. — Они уже больше часа так развлекаются, — поделился Аид. — И, признаюсь, раньше я такого не видел. — А кто «они?» — поинтересовался инквизитор. — Инфестаты, — колыхнулась парящая тень. — Тот, который в образе паука, весьма силен и искусен. По всей изнанке звенят отголоски некроэфирных ритуалов, и другого подходящего кандидата на их проведение я до сих пор не обнаружил. Полагаю, этот одаренный нашел общий язык с Древним, и он раскрыл ему некоторые секреты темного ремесла. — И откуда он такой борзый взялся? — нахмурился Изюм. — Прямо отсюда. Я наблюдал за тем, как он зрел и рос где-то рядом. Буквально в считанных сотнях километров от меня. Моя стая прочесывала тысячи и тысячи гектаров, но отыскать его у нас так и не вышло. У меня есть подозрения, что инфестата специально выращивали в какой-нибудь подземной лаборатории. А недавно он просто исчез и обнаружился спустя несколько дней на другом полушарии. — Ну а второй? — Вообще-то, я думал, что ты мне расскажешь, — удивил Виноградова Секирин. — Все-таки, ты недавно прибыл из тех краев. Присмотрись, может быть заметишь в нем черты кого-то из своих знакомых? Россиянин честно попытался исполнить просьбу проводника и прикипел взглядом к мечущейся рыжей кляксе. В течение долгих субъективных минут, которые неспешно текли, складываясь в часы, стало ясно, что светлое пятно в самом деле растет с каждым отгрызенным от арахнида куском. Вскоре Макс с удивлением признал в бесформенном огоньке матерую такую лисицу. Ну или лиса. Однако ничего привычного или хотя бы отдаленно знакомого в нем не просматривалось. То ли инквизитор не умел правильно читать это чудно́е измерение, то ли в самом деле ничего общего с этим человеком никогда не имел. — Вообще ноль идей, — покачал головой боец. — Понятно, — равнодушно изрекла тень и тут же взорвалась непроглядным мраком. Спецназовец от неожиданности моргнул, а когда открыл веки, то перед ним снова были стены подвала, свеча, не прогоревшая за время их мистического вояжа даже на сантиметр, и будто высеченное из камня лицо Аида. В человеческом уже обличии. — Почему мы вернулись? — слегка осипшим голосом поинтересовался ветеран. — Там же еще ничего не закончилось… — Я тебе и так скажу, чем это противостояние завершится, — молвил Секирин, гипнотизируя горящий фитиль. — Пауку конец. Если он не сбежит, то лис поглотит его. — Откуда такая уверенность? — Интуиция, Третий, и опыт… Эпилог — Огонь локализован в правом крыле! Путь свободен, вперед! Инквизиторы малыми группами по два-три человека вошли в сильно пострадавшее здание больницы. Половина второго этажа выгорела до самых перекрытий, огонь быстро распространился по помещениям, а потом перекинулся и на крышу. Пока командование, озабоченное судьбой Факела, организовывало переправку пожарных расчетов, пламя успело обглодать полы и стены до голого бетона. Коридоры больницы до сих пор источали такой жар, что ощущалось даже сквозь толщу ИК-Б. Седой бесстрашно шагал в первом звене. Он периодически сверялся с положением союзной точки на интерфейсе, но ни капли не верил в успех спасательной операции. В такой печке, которую устроил москвич, никто бы не выжил. Скорее всего, он запекся, как картофелина в фольге, и сейчас исходит дымом где-то в левом крыле второго этажа. Однако же, все выглядело так, что с поставленной задачей столичный коллега справился. Спустя пару минут после того, как стекла операционной закоптились от огня, умертвия растеряли свой напор. Те, кто не успел дойти до рубежа обороны инквизиторов, разбрелись безвольной стаей. А тех, кто все же добежал, оперативно добили. И на основании этого Седой делал вывод, что инфестат, устроивший весь переполох, ликвидирован. Но, скорее всего, Факелу за это пришлось расплатиться собственной жизнью. А жаль… молодой был парень. Идейный. До сих пор перед внутренним взором сияют его преисполненные решимости глаза. Но, блин, вот такие фанатики службы чаще всего первыми и отправляются на поклон к апостолу Петру… Ориентируясь на подсказки нейроинтерфейса, отряд инквизиторов добрался до выгоревшей операционной. Снесенная с петель дверь и обугленные тела, наваленные штабелями, указывали на то, что столичный ликвидатор ворвался сюда подобно смертоносному урагану. А уже в следующем помещении обнаружился и сам боец… Факел неподвижно сидел на почерневшем полу, где местами еще тлели угли, сияя россыпью оранжевых искр. Москвич подогнул под себя ноги, возвышаясь над изжаренным до состояния подошвы трупом. Они оба будто бы погибли прямо в разгар жестокого поединка. Ладони Факела до сих пор сжимали обгоревшую до черноты шею инфестата, и даже смерть не заставила его разжать убийственную хватку. Седой, откровенно говоря, при виде такой картины испытал иррациональную гордость и воодушевление пополам с грустью. Какой там Геракл, душащий льва? Вот уж поистине сцена, достойная быть увековеченной в мраморе! Да еще и этот пепел, круживший серый хоровод вокруг пары непримиримых врагов, застывших в позах посмертной борьбы… — Парус, ответь Седому, — активировал радиосвязь боец, — нашел Факела. — Седой Парусу, — тут же откликнулся куратор, — что с ним⁈ Живой⁈ Ликвидатор с трудом вдохнул раскаленный воздух, который невзирая на затушенный огонь, до сих пор щипал жаром глотку даже сквозь фильтры. — Никак нет, — категорично ответил он. — Сгорел прямо в броне. Сидит тут на коленях в обнимку с трупом инфестата… Продолжение доклада застряло в горле Седого, потому что доселе неподвижная фигура в дочерна закопченном ИК-Б вдруг ожила и с легким хрустом повернула шею ко входу. Откровенно охреневшие от такого поворота инквизиторы вскинули «Косы» и подались в разные стороны, окружая москвича. Они, конечно, знали, что из инфестата невозможно сделать куклу или умертвие. Но рефлексы опередили разум. Если кто-то, кто по всем признакам должен быть мертв, все еще шевелится, значит, тут не обошлось без некроэфира… С видимым трудом сгибая сочленения пострадавшего в огне костюма, Факел потянулся к шлему. Глядя на то, как плохо слушались его руки, становилось ясно, что нейроинтерфейс высокотехнологичного облачения вышел из строя. Либо же просто выгорели ткани неживых созданий, опутывающие весь экзоскелет подобно дополнительному комплекту жил и мускулатуры. Тем не менее, приезжий ликвидатор все-таки дотянулся до головного элемента брони. Он снял его вместе с кусками собственных щек, прижарившимся кончиком носа и кожей со лба. Только при этом даже не пикнул и не поморщился… — Он не умирает, — едва слышимо прохрипел Факел, слабо шевеля обожженными губами. — У него больше нет некроэфира, но он еще жив. Слишком силен… Огонь не справляется… — О чем ты? — осторожно включился в разговор Седой, переглянувшись с напарниками. — У тебя ж на руках сухарь прожаренный! — Нет, неправда, — покачал головой столичный гость, сплошь покрытой толстыми коростами, — он еще может вернуться. Передайте куратору, что эти останки нужно тщательно собрать и законсервировать. Иначе события Ершова повторятся где-нибудь еще… Бережно опустив обугленный труп инфестата у своих ног, приезжий ликвидатор грузно поднялся. Отстегнув плохо слушающиеся перчатки, он выковырял пальцами из ушей куски расправленного пластика, в которые превратился комплект штатной радиогарнитуры. Под изумленными взглядами саратовских коллег, пара наушников шлепнулась на пол и затерялась в толстом слое пепла. А сам Факел, осенив разбросанные по операционной обезображенные тела крестным знамением, направился к выходу. С каждым новым шагом движения давались ему все легче. Лицо бойца разглаживалось и молодело буквально на глазах. Жуткого вида ожоги стремительно темнели, заживали и осыпались пересохшей коркой. Седой и его товарищи следили, раскрыв рты, за тем, как толстые струпья отшелушиваются, обнажая нежную чуть розоватую кожу. Это было просто невероятно… Саратовские инквизиторы почтительно расступились перед столичным гостем и опустили винтовки. Мысль остановить его или хотя бы дотронуться казалась им кощунственной. Только что они увидели, какая огромная пропасть лежит между ними и Факелом. И дело тут было не в одном лишь подавляющем превосходстве его дара, но еще и в несгибаемой воле московского ликвидатора. Такие люди на планете рождаются один на миллиард… * * *