— Да-а? Только не говори, что в детстве тебя напугали ангелы и ты с тех пор мечтаешь им отомстить. — Я предупреждала, что мы будем спорить, Блэки. — Она крутанулась на стуле. — Последний раз я проводила подключение в Скалистых горах. Секта вегетарианцев. Мясо они ели раз в году в канун осеннего равноденствия. Никогда не забуду лица того ребенка. Первая стрела пригвоздила его рубашку к дубу… — С Хеллоуином, святой Себастьян. Бррр! Но они вовсе не каннибалы, Мейбл. — А перед этим мы подключали группу утопических социалистов в Швейцарских Альпах. Я не могу доказать, что в убийствах повинны именно они, извини, я не считаю троих моих людей, которые погибли, когда дело дошло до открытого столкновения. Но в сравнении с ними вегетарианцы были белые и пушистые. А до этого… — Мейбл… — Надеюсь, ты перебиваешь меня потому, что принял мою точку зрения. — Мы говорили с тобой про образ жизни. Тебе не приходило в голову, что образы жизни могут быть разные? — Глупо отвечать на этот вопрос. Встань с пола. Я встал. — Раз уж мы начинаем спор с очевидных банальностей, подумай вот о чем. Тяжелая работа не ломает человеческий механизм. Для этого мы и созданы. Но тяжело работать только для того, чтобы недоедать, или работать больше, чем в твоих силах, чтобы кто-то жил хорошо, когда ты голодаешь, или сидеть без работы и видеть, как голодают ты и другие, — это для человеческого механизма губительно. Помести любую статистически значимую группу людей в такие условия, и через пару поколений получишь войны, гражданские и межгосударственные, а также все неврозы, порождаемые таким Weltanschauung[28]. — Ставлю тебе пятерку за банальность. — В мире, где все взаимосвязано, двести миллионов голодных азиатов произвели не поддающееся учету воздействие на психологию и социологию двухсот миллионов закормленных и не особенно перетруждавшихся североамериканцев во времена наших дедов. — Четверка за самоочевидность. — Вывод… — За который ты автоматом получаешь трояк. — …вот уже сорок лет на земле нет войн. В прошлом году в Нью-Йорке было всего шесть убийств. В Токио — девять. Девяносто семь процентов населения земного шара грамотно. Восемьдесят четыре процента знают как минимум два языка. Из всех политических и технологических факторов прошлого века, которые к этому привели, главный, вероятно, создание Мировой энергетической системы. Люди больше не должны работать сверх сил и при этом умирать с голоду. Эта проблема снялась и нынешнее положение сложилось примерно за то время, за какое ребенок становится дедом. Поколение, при котором началось строительство Линий, получило время произвести на свет занятное поколение невротиков, и им хватило ума вырастить достаточно здоровых детей, которые стали нашими родителями. — Исторический экскурс закончен? — Не язви. Я просто хочу сказать: в мире, где миллионы гибли на войне и сотни тысяч от других причин, было, возможно, какое-то оправдание для того, чтобы при виде несправедливости развести руками и сказать: «А что я могу поделать?» Но нынешний мир не таков. Наверное, мы слишком много знаем про мир наших дедов, если считаем такое допустимым. Однако при нынешней статистике даже один мальчик, пригвожденный стрелами к стволу, — это очень серьезно. — Но то, что я увидел там, наверху… — …свидетельствует о насилии, грубости, неоправданной жестокости и если не об убийстве, то о потенциале убийства на каждом шагу. Я угадала? — Но они сами выбрали такую жизнь! У них собственное понимание чести и ответственности. Ты их не видела, Мейбл. Я видел. — Послушай! Сегодня утром меня пытались убить вот этой самой штуковиной, которая до сих пор у тебя на поясе! — Ме-ейбл!.. — Но это восклицание уже не имело никакого отношения к нашему спору. Она схватила микрофон, ткнула пальцем в кнопку: — Скотт, что ты там вытворяешь, черт тебя побери! Ее голос, усиленный громкоговорителями, прокатился по скалам и обрушился на головы демонов. А Скотт вытворял вот что. Он вскарабкался на перемычку — ехать обратно в Ядозуба. Почти все штыри были вывернуты, так вот он взял соединительный провод (и небось сказал перед этим Сью: «Держу пари, ты такого в жизни не видела!»), подал на него высокое напряжение и прижал его к металлической оболочке. Ток там в долю ампера, так что опасности почти никакой. А высоковольтное напряжение на оболочке дает коронный разряд по всей длине выкопанного кабеля. Очень впечатляет. Трехфутовые фонтаны искр, а Скотт ухмыляется, и волосы на голове дыбом. Стена платины… Река бриллиантов… Усыпанная самоцветами змея… Что здесь опасно и почему рассердилась Мейбл, это (Раз) случись что при таком напряжении, мало не покажется. (Два) Перемычка касается (Бах!) крюка лебедки, лебедка крепится к (Пых!) корпусу крана, а кран (Бип!) стоит на главном шасси, а значит, может произойти много чего плохого. — Черт бы тебя подрал, Скотт! Мейбл села за пульт и медленно повела вниз рукоятку реостата. Она могла снизить силу тока вообще до нуля (а все вольты мира ничего сделать не могут, если за ними нет ни ампера). — Они прекрасно знают, что я не люблю, когда впустую тратят энергию! — проворчала она. — Ну все, слышите, шуты в серебряных латах! — загремел ее голос над скалами. — Марш на корабль! На сегодня хватит! Она злилась. Я не стал продолжать разговор. Рожденный не в то время, я бродил в недрах Ядозуба. Сел. Снова заходил. Мне нужно было заполнять бумажки в штурманской рубке, а я думал, не лучше ли сменить серебристую форму на джинсы и бороздить облака. Зачем таскаться по свету с грязными демонами, когда можно нестись в ночном небе на метле, бросая свою злость навстречу ветру, оправдывая обычаи ангелов, если не богов, перед… только злился я исключительно на Мейбл. Я вышел на балкон, отдохнуть от писанины. И, опершись на поручень, увидел и подслушал: Сью и Питт стояли на краю траншеи. — Я тебе скажу, — говорила Сью, — мне нравится здесь работать. Всего два года Академии после школы — и ты знаешь про энергетику все. А еще тут здорово потому, что много путешествуешь. Она продолжала, словно читала вступление к учебной брошюре. Что ж, неплохое вступление. — А кстати, — закончила она, и по тону было ясно, что она не сразу решилась задать этот вопрос, — что у твоего парня с глазом? Питт помолчала, ковыряя носком землю. — Подрался тут с одним… потом воспалилось. — Ясно, — сказала Сью; девушки глянули в сторону леса. — А почему он не выйдет? Никто тут его не тронет. — Он стесняется. А еще он плохо слышит. — Ну ладно, пусть остается где хочет. — Здорово, наверное, путешествовать в этой вашей машине, — сказала Питт. — Хочешь зайти внутрь? — Нет-нет! Ой, мне уже пора! Через мгновение она исчезла между деревьев. Возможно, успела заметить меня на балконе. — До свиданья! — крикнула Сью. — Передай ему еще раз спасибо, что покатал меня над горами! Было здорово! Через минуту над деревьями, сбивая тонкие ветки, взмыла метла. Я вернулся к себе. Вошла Мейбл и, усевшись бочком на мой стол, принялась разглядывать бланки, которые я заполнял. Я придумывал, о чем бы поговорить, чтобы избежать спора с боссом. — Слишком трудно найти что-нибудь, о чем мы не будем спорить, — сказала Мейбл. — Может, закончим? — Давай. Только у меня не было возможности спорить. — Отлично. Продолжай. — Это ты продолжай. У меня есть единственный способ тебя поймать: дать тебе наговорить столько, чтобы ты сама загнала себя в тупик. Она положила бланки на стол. — Поймай себя сам на очевидной банальности: допустим, мы провели линию, установили розетки. Никто не заставит их ими пользоваться. Не хотят — не надо. — Эх, Мейбл! Это дело принципа! — Я еще не загнала себя в тупик. — Послушай… Ты начальник. Я сказал, будем делать по-твоему. И я от своих слов не отступаюсь. Спокойной ночи! Раздосадованный, но с чистой совестью и в серебристом костюме, я вышел из рубки. Фрэнк Фальто как-то говорил мне, что по-французски это называется l’esprit d’escalier — остроумие на лестнице. Самые убедительные доводы придумываются задним числом. Я лежал на подвесной койке в новой комнате и не мог уснуть. Вечер шуршал листьями за окном, бросая на стекло золотые покерные фишки. Поворочавшись, я встал и вышел взглянуть на игру.