— Уходи, дальний родственник. — Ну слушай, брат, возьми меня к себе на борт, мне нужно убраться из этой дыры. — Уходи, или я тебя убью. — Слушай, брателло, я всего лишь юнец, затерявшийся в этом про́клятом небесами звездном сегменте. Ну пожалуйста… Блондин внезапно отделился от перил, схватил подвернувшийся под руку четырехфутовый отрезок трубы и замахнулся так стремительно, что раздался свист. Смуглый оборванец отскочил и выхватил из-под набедренной повязки что-то черное; щелчок ногтя — и у этого предмета выросло семидюймовое лезвие. Еще один взмах трубы — она задела плечо юноши и лязгнула о корпус корабля. Юноша взвизгнул и бросился вперед. Два тела сплелись, извернулись и упали. Что-то забулькало, и руки мужчины, сжимающие смуглую шею, разжались. Юноша поднялся на ноги. Кровь пузырилась на раскаленном лезвии. По телу мужчины пробежала последняя судорога; он перевернулся, пятная кровью мостик, перевернулся еще раз, уже под перилами, и упал — с высоты двухсот пятидесяти футов на цементный пол. Щелчок — нож отключился. Золотой вытер о бедро уже подсохшую на ноже кровь, сплюнул через перила вниз и тихо сказал: — Тоже мне родственник. Щелчок. Лезвие втянулось. Золотой двинулся прочь по мостику. — Эй! — крикнул Сэнди, когда снова обрел голос. — А как же… то есть вы… ну, ваш корабль! У золотых нет понятия наследства — только право сильного. Золотой обернулся. — Можешь забрать его себе, — насмешливо произнес он. Плечо наверняка страшно болело, но он шагнул в лифт как ни в чем не бывало, словно в телефонную будку. Золотые, они такие. Сэнди был в ужасе и не понимал, что происходит. Под уродливой маской его лица прятались настоящие растерянность и смятение — особенно жгучие, как бывает у сильно ранимых людей. — Ты что, первый раз такое видишь? — Мне стало его жаль. — Ну, я забрел в бар Герга всего через пару часов после той резни. Но ее затеяли спьяну. — Пьяные, трезвые… Это не так сильно меняет человека, как ты думаешь. — Я покачал головой. — Я все время забываю, что ты тут только три месяца. Сэнди расстроенно поглядел на распростертое внизу тело: — А как же он? Босс, а что будет с кораблем? — Я вызову труповозку, чтобы его забрали. А корабль теперь твой. — А? — Он отдал его тебе. Любой суд подтвердит. Достаточно свидетельских показаний одного человека. Моих. — А что мне с этим кораблем делать? Ну то есть я могу отбуксировать его на свалку и сдать на металлолом. Слушайте, босс, давайте я его вам отдам. Продайте его или что-нибудь. Мне как-то странно быть владельцем корабля. — Мне он ни к чему. Кроме того, если я стану заинтересованным лицом, то не смогу быть свидетелем. — Я буду свидетелем. — Из лифта выступил Рэтлит. — Я все слышал еще от двери. Здесь отличная акустика. Он снова свистнул. Эхо прилетело обратно. Рэтлит на миг закрыл глаза: — Отсюда до потолка… сто двадцать футов примерно. Правильно? — Сто двадцать семь, — сказал я. Рэтлит пожал плечами: — Надо тренироваться. Ну давай, Сэнди, подари корабль ему, а я буду свидетелем. — Ты несовершеннолетний, — сказал Сэнди. Он не любил Рэтлита. Раньше я думал, это потому, что Рэтлит яростен и пылок, а Сэнди флегматичен и некрасив. Сэнди все время убеждал меня, что он на этой работе временно. Но я помнил, как долго сам питал уверенность, что скоро уеду со Звездной Станции. Мне было слишком просто представить себе Сэнди через тридцать лет — по-прежнему механиком тут на станции. Я не один такой. А Рэтлит работает тут три недели, но я бы не взялся предсказать, где он будет еще через три. — А ты почему не на работе? — Сэнди снова устремил все свое внимание на бионический двигатель. — Перерыв на кофе, — объяснил Рэтлит. — Сэнди, если ты все равно хочешь отдать корабль, может, отдашь мне? — Чтобы ты его продал на слом? Обойдешься! — Я не собираюсь его продавать на слом. Я хочу его подарить. Сэнди снова поднял голову. — Честно. Подарить кое-кому. Заканчивай настройку и отдай его мне, лады? — Малой, ты чокнулся, — сказал Сэнди. — Даже если я отдам тебе корабль, чем ты мне заплатишь за работу? — Ну-у-у, тебе тут дел на пару часов от силы. Ты уже половину сделал. Я думал, ты мне настройку вроде как в придачу отдашь. Но если ты по правде хочешь денег, я могу тебе выплатить помаленьку. Вайм, ты мне сделаешь скидку как коллеге? Я, конечно, только механик, но все-таки… Я слегка треснул его по рыжему затылку — шутя, почти не больно: — Пошли, малой. Поможешь мне подтереть пол. Сэнди, ты давай заканчивай. Сэнди хрюкнул и снова запустил обе руки в бионический двигатель. Как только дверцы лифта закрылись, Рэтлит спросил: — Вайм, отдашь мне корабль? — Он принадлежит Сэнди. — Он отдаст, если ты скажешь. Я засмеялся: — Расскажи лучше, как там твой золотой, пришел в себя? Я так понимаю, корабль ты для него просишь. Каков он оказался? Рэтлит запустил пальцы в ячейки сетчатых стенок лифта и откинулся назад. — Золотые бывают только двух видов. — Он принялся раскачиваться. — Злобные и глупые. Это была стандартная формулировка среди населения Звездной Станции. — Я надеюсь, твой оказался глупым. — Я подумал о двух золотых, только что испортивших день Сэнди и мне. — Кто знает, что хуже? — Сэнди пожал плечами. Это было стандартное окончание той самой стандартной формулировки. Когда золотой не намеренно жесток, он бездумен, и от этого бездумья люди страдают по-настоящему — вспомните того золотого, что чуть не протаранил мой корабль, или тех, что не удосужились привезти противоядие от кайбера. — Но этот просто невероятно глуп. Рэтлит встал. — Вчера ты их ненавидел. Сегодня ты собираешься подарить одному из них корабль? — У него же нет корабля, — спокойно сказал Рэтлит, как будто это все объясняло. — А он болен, и, значит, ему будет трудно найти работу, если у него не будет своего корабля. — Понятно. — Лифт приземлился на силиконовый амортизатор и слегка подпрыгнул. Я открыл дверь и двинулся к конторе. — А что вообще было после того, как я ушел? Я, наверно, пропустил самое интересное. — Да. А что, мне тоже надо будет столько спать после тридцати пяти? — Кончай острить и рассказывай. — Ну… — Рэтлит прислонился к дверному косяку, а я начал набирать телефон труповозки. — Когда ты ушел, мы с Алегрой еще поговорили и вдруг поняли, что золотой очнулся и слушает. И он сказал, что мы прекрасны. — Мм? — Я поднял бровь. — Он так сказал. А потом повторил и добавил, что это одно из прекраснейших зрелищ, виденных им за всю жизнь, — как мы разговариваем, думаем, строим картины. Мы спросили его: «А что ты вообще видел?» И он начал рассказывать. — У Рэтлита перехватило дыхание, и что-то громоздившееся в душе потоком хлынуло наружу. — Ох, Вайм, в каких местах он побывал! Что делал! В каких пейзажах голодал, в каком аду валился спать от усталости! В каких небесах парил с воплями! О, о чем он нам только не рассказывал! А Алегра транслировала его рассказы, так что они почти обретали плоть, будто мы сами оказывались там, — она так делала, когда была психиатром. Какие истории! Какие места! Какие существа! — Похоже, это было что-то. — Это было ничто! — яростно выкрикнул он. — Всего лишь слезы на глазах, гул в ушах, вкус на языке. Это была просто галлюцинация, Вайм! Это все было ненастоящее! Голос метался между двумя октавами, срываясь с баса на визг. — Но та тварь, про которую я тебе уже рассказывал… огромная… живая и одновременно неживая, как звезда… далеко, в другой галактике. Он ее видел! И вчера, хоть и не взаправду, я все-таки слышал, как она поет! Огромные зеленые глаза блестели. Я позавидовал тому, кто сумел вызвать такие чувства у юных годами людей вроде Алегры и Рэтлита. — И мы решили… — голос Рэтлита наконец определился с октавой, — после того как он опять заснул, мы еще какое-то время лежали и разговаривали — и решили, что попробуем ему помочь туда вернуться. Потому что там… дивно.