— Вы меня извините, пожалуйста, — произнес он. — Но вы нарушили правила дорожного движения. Мальчик взглянул на отца. Тот развел руками. — Поэтому я вынужден вас оштрафовать, — со вздохом закончил Андрей. Мальчик снова посмотрел на отца. И опять не нашел у него поддержки. — Давай, давай, — подал голос тот. — Пока не научишься рулить, никаких прав не получишь. Мальчик полез в карман шортиков и вынул монету в пять рублей, после чего неуверенно протянул ее Андрею. — Благодарю вас, — сказал Андрей и пожал руку малолетнему гонщику. — Я уверен, что в будущем вы станете более внимательно вести себя за рулем. Кстати, самокат у вас очень красивый. Было бы обидно, если бы он пострадал при аварии. Мальчик не выдержал — спрятался за отцом. — Возьмите, — протянул Андрей монету молодому отцу. — Первый раз вижу такие методы воспитания. О каких правах вы говорили? — Права получит, когда вырастет. Куплю ему тачку, если все экзамены сдаст на отлично, — объяснил парень. — А сейчас пусть учится. Вот прямо с этого возраста. И себя беречь, и самокатом управлять, и других уважать. А деньги оставьте себе. — За что же мне эти деньги? — А как же? — на полном серьезе заявил парень. — А моральный ущерб? Андрей не стал спорить и сунул монету в карман. Парень хлопнул его по плечу и вернулся к своему ребенку. Мы двинулись дальше. Кузнецов возобновил прерванный разговор. — Борис Семенович был одиноким человеком, — рассказывал Кузнецов. — Угостил меня чаем с печеньем. Предложил тарелку супа, но я отказался. А он был настойчивым. И я потом понял, что, возможно, даже обидел его своим отказом. Ему просто хотелось общения. Кажется, этого ему очень не хватало. — Поэтому он так близко сошелся с соседкой, — предположила я. — Тоже одинокая женщина. — Наверное, — согласился Андрей. — Только вот отношения их совсем не напоминали что-то более глубокое. Дружили, и все. — И дружили очень крепко. — И что же она рассказала о своем соседе, с которым крепко дружила? — спросил Андрей. Между жилыми домами появился просвет, в котором показался отрезок автомобильной трассы. Транспорт по ней ехал очень медленно, практически полз, я решила, что неподалеку находится светофор или пешеходный переход. Мы с Андреем не спеша направились в ту сторону. — Клара Николаевна пока нас не знает, не сильно-то откровенничала, — ответила я. — К Инессе отнеслась, по-моему, с подозрением. Думаю, она ревнует Инессу к собственному дяде. И той и другой нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу. — Соседку можно понять, — согласился Андрей. — Но ее время, как говорится, истекло. Теперь всем будет заправлять родственница ее дражайшего соседа. Так о чем же вам рассказала Клара Николаевна? — Рассказала, каким человеком был Игнатьев. Поделилась также и тем, что раньше у него была семья. — Да, ты что-то такое говорила. Гражданский брак, кажется? — Все так, — кивнула я. — Прожили они некоторое время с некоей Ларисой, у которой был сын. Он не нашел с Игнатьевым общего языка. Да и с Ларисой в конце концов у Игнатьева все закончилось. Пройдя между домами, мы вышли на шумную улицу. Как я и предполагала, неподалеку располагался перекресток. Мы с Андреем направились к нему, решив перейти на другую сторону. По моим расчетам, скоро мы должны были оказаться неподалеку от Старого Арбата. — Так о чем ты хотел поговорить? — напомнила я коллеге. — А, да, — вспомнил Кузнецов. — Когда я беседовал с Игнатьевым, то он поделился со мной кое-чем. — Чем именно? — Пока он мог, справлялся с делами сам, но болезнь брала свое. И тогда у него появилась помощница. — Это кто? — не поняла я. — Ну слушай. Он рассказал, что к нему приходит изредка некая Марина. Якобы медсестра из районной поликлиники. Скрашивает одиночество. Ты знаешь, он совершенно не смущался, когда рассказывал мне об этом. Добавил только, что молодым девчонкам всегда нужны деньги. Думаю, она просто помогала ему по дому. — И только? — Ты про сексуальные услуги? — не понял Андрей. — Да кто его знает. Может, и это было. Но из-за болезни он был ограничен в движениях и что-то уже не мог сделать сам. Помыться, к примеру. Загрузить белье в стиральную машинку. Или постоять полчаса у плиты, чтобы сварить картошку. Почистить ее тоже мог с трудом. Он понимал, что слабеет. Вот и договорился с этой Мариной. Я не знаю, как часто она его навещала. Но относился он к ней очень трепетно. Впереди Андрей заметил небольшой скверик. Широкая стальная калитка в ограде была настежь распахнута. Проход был довольно широким, им одновременно могли воспользоваться несколько человек. С нами как раз поравнялась шеренга, состоящая из детишек в возрасте семи-восьми лет. Процессию возглавляла молодая длинноволосая брюнетка. Ребятишки с трудом подчинялись ее просьбам держаться за руки и не разбегаться в разные стороны. — Дима, я тебя прошу! Обходим, обходим, тут можно споткнуться! Дима, а где Лена? Лена где, я спрашиваю? Лена! Ле… Дима, возьми ее за руку. Пожалуйста. Что? Не слышу! Да, на горку. И на качели. Дима. Дима, Лену верни на место! Горка, качели. Нет, я больше так не могу. Дима, вернись! Андрей взял меня под руку и увлек в сторону. Мы только мешали девушке следить за порядком. Она держалась из последних сил. Почуявшие запах свободы дети расползались по скверу, как тараканы. Один мальчик зачем-то полез в урну и достал из нее недоеденный кем-то хотдог. Реакция девушки на это была мгновенной — в два прыжка оказавшись рядом с мальчиком, она ловким движением выхватила у него из руки объедки и бросила их обратно в урну. — Дима! — яростно прошептала она. — Ай эм хангри, — заявил Дима. — Ты на уроке два банана сожрал, — ответила ему какая-то девочка. — А кожуру запихнул за батарею. — Дура, — угрожающе произнес Дима. — Мощно, — заметил Андрей и обратился непосредственно к Диме: — Эй, пацан, ты меня не знаешь, но я бы на твоем месте так с женщиной не разговаривал. — Мы незнакомы, — посмотрел на него Дима. — Я вас не знаю. И знать не хочу. — Пожалуй, лучше нам остаться друзьями, — согласился Андрей. В следующий момент Дима пошел на предательницу с таким видом, словно хотел перегрызть ей горло. Она бросилась бежать. За ней ринулись другие дети — даже те, которые вообще не поняли, что произошло. Я еле сдержала смех. Черноволосая девушка посмотрела на меня с нескрываемым раздражением. — И это частная школа, — тихо сказала она. — Я ни при чем. — Терпения вам, — от всей души пожелала я. — И удачи, — присоединился Андрей. Девушка побежала за детьми. Совсем недалеко виднелись разноцветные башенки-пирамидки и высокие лесенки. Видимо, это и была та самая детская площадка, куда так тянуло детей. Мы же никуда не торопились. Шумный город остался за спиной, и мы медленно ползли по дорожке. — Если я правильно понял, Марина была последней, кто помогал Игнатьеву, пока он не уехал в больницу, — продолжал Андрей. — И какую уж там помощь она ему оказывала… не берусь судить. Знаю, что она моложе его. Намного. — Хорошо, Андрей, — сказала я. — Но какое отношение эта Марина имеет к Инессе или наследству? — А никакого, может, и не имеет, — ответил Андрей. — Но я бы не стал сбрасывать ее со счетов. Мы ничего о ней не знаем. И у нее могут быть ключи от квартиры. Я подумала над его словами. — Много таких случаев, — согласилась я. — Ты думаешь, что Марина может что-то стянуть из его дома? — Я бы все проверил, — ответил Андрей. — Могу заняться прицельно этой помощницей. — Но Марина точно бы знала, что Игнатьев скончался. Прошло шесть месяцев с момента его смерти, а никаких Марин на горизонте так и не появилось. Если бы кто-то пытался проникнуть в квартиру Игнатьева, то соседка точно бы услышала. — Тоже верно, — согласился Андрей. — Но если сделать это тихо и в отсутствие Клары Николаевны… Он своего добился: накрутил меня по полной. Я сразу воспылала желанием задать сто и один вопрос Кларе Николаевне. — Я просто хочу знать, что Инессе никто не перейдет дорогу, — пояснил Андрей. — Даже если кто-то и появится, то ему придется здорово попотеть, чтобы доказать свои права. — И помотать нервы законному наследнику, — поднял палец Андрей. — Я тебе не все сказал. Во время нашей последней встречи мы с Игнатьевым решили испить чудесного чая довольного редкого сорта, который он купил втридорога. Пока он все это дело заваривал, он попросил меня достать чашки из шкафа. Я достал. Он увидел и попросил вернуть одну из них на место. Пояснил: это не его посуда, это помощницы Марины вещь, лучше не брать. Там, говорит, другие чашки есть, он их привез из Бельгии, из них и будем чаевничать. Сказал, что не знает, вернется ли Марина за своими вещами, которые тут оставила. На тот момент они уже не общались. — А почему прекратили? — Я задал ему такой же вопрос. Он уклонился от ответа. Похоже, что отношения с Мариной закончились не на хорошей ноте. Ну, смотри сама. Сначала сиделка оставляет у него дома какие-то личные вещи, а после он даже говорить о ней не хочет. Само собой напрашивается, не находишь? — Фигня какая-то… — я совершенно запуталась. — Марина, вещи, вернуть… Высосано из пальца. — Отнюдь, — покачал он головой. — Все, что я рассказал, может выглядеть как несвязный бред, но именно это меня и тревожит. Я выложил все, что мне известно. Нужно найти Марину, как-то выведать у нее историю их отношений и вернуть ей то, что полагается. Потому что она, кажется, даже и не знает, что Игнатьева нет в живых. Иначе давно бы появилась, чтобы забрать свое. — Некоторые просто не хотят возвращаться, — заметила я. — Повторюсь: она могла вернуться, если у нее есть ключи. Мы не знаем, насколько Игнатьев доверял своей приходящей сиделке. — Тоже верно, — вздохнула я.