...и узнала “исполнителя” мгновенно — стоило лишь железным пальцам сомкнуться на моем запястье и защелкнуть на нем артефакт-блокатор магии. Этого темного эльфа я не забуду никогда! “Бежать” — дернулись было инстинкты и заткнулись, задавленные разумом. Вырываться — терять лицо, время и возможность реализовать хоть сколько-то выигрышный ход. Магия — отрезана браслетом. Снять… не знаю, смогу ли, но на попытки нет времени, а делать нужно что-то немедленно, именно сейчас! Нужно что-то внезапное. Что-то, что собьет его с толку, отвлечет и даст выиграть время. И, глядя на него глаза в глаза, чувствуя запястьем его пальцы как ожог, я шагнула вплотную к темному и поцеловала его. Да, я определенно сбила его с толку. Правда, сориентировалась остроухая погань мгновенно. Миг — и он перехватил инициативу, ладони сжались на моих руках стальными капканами, и, прижав меня к двери кабинета, он требовательно впился в мои губы, продлевая и углубляя поцелуй. Губы, пусть жесткие, были знакомо приятны, нахальный язык будил ощущения, которые я, как мне казалось, придумала, а длинное, твердое тело прижатое к моему, будоражило воспоминания, пуская волны дрожи. И я, расслабив мышцы, откинулась спиной на опору позади меня и позволила себе уплыть в эти ощущения, прислушиваясь к ним и смакуя. ...прижавшееся ко мне тело. Мои пальцы переплетены с его и руки плотно прижаты к двери. Ментальная установка, которой я успокаивала себя перед встречей, слетела, и теперь по жилам расползалась будоражащая смесь из страха, азарта и — Великое Ничто его пожрало бы, этого темного, но так и есть — возбуждения. Замечательно. А я-то всю жизнь считала, что я правильная девушка и мне нравятся правильные вещи! И пока тело погружалось в эти эмоции и ощущения, разум работал совершенно в ином направлении. Расколоть блокировку сходу не удалось. Эльфийский артефакт действовал по щадящему варианту: он отрезал меня от управления силой, но не лишил доступа к ней полностью, возможность видеть и чувствовать магию осталась. И только пытаясь колдовать, я ощущала себя запертой в саркофаге: нигде не жмет, не давит, но и двигаться не позволяет. И всё же, этот щадящий режим оставлял мне шанс. Я чувствовала, верила, что если постараюсь, если проявлю ловкость и гибкость — смогу извернуться внутри, как гимнастка в цирковом ящике, и вывернуться из блокировки… Мне просто нужно время! И когда темный решил разорвать поцелуй, попытался отстраниться, а, может быть, даже что-то сказать — я не дала ему этого сделать. Мне нужно еще время! ...мой дождевик упал на пол первым из нашей одежды. Следом отправился его камзол. Шейный платок. Рубашка была ослепительно белая и безнравственно-дорогая, родная сестра той, которая осталась на полу пещеры в Улариэ: каменный шелк[1], пуговицы, изрезанные рунами... Я потянулась к ним — и мои руки выпустили из тисков. Мелкая верхняя пуговица с трудом поддавалась нервным пальцам, кожа шеи казалась смуглой от контраста с воротником, а от темного пахло терпко и пряно, и этот запах будоражил сознание, отвлекал от мыслей о спасении. Пуговица выскользнула из петли. Первая попытка не удалась. Ничего, мы попробуем еще раз. Ведь если восприятие сохранилось, значит, какие-то потоки мне доступны. Вся проблема только в том, что они настолько тонки, что расползаются от попыток сплести их в чары… И двойственность моих намерений лишь добавляла пикантности и остроты ситуации осознанием: я собираюсь использовать свою женскую привлекательность, чтобы провести темного. Это… будоражило. Попытка проваливалась за попыткой. Пуговица поддавалась за пуговицей. Руки темного, теперь не занятые удерживанием моих, скользили по моему телу, и грубая шерсть не спасала от плотных прикосновений. И это тоже осложняло спасение. От бедер — до груди, так весомо, так ощутимо. И сжав мою грудь властным, хозяйским жестом, они пускают по мне горячие искры, и те отзываются дрожью между ног. И руки отправляются в обратный путь, плотно прижавшись к моему телу, скользят вниз, и на бедрах сжимаются, сгребая ткань платья в кулаки, поднимая ее… чтобы скользнуть под этот ворох. Коснуться голой кожи над границей чулок. Ох! Оракул, помоги! ...и очередная попытка рассыпается уже по вине эльфа. И я, открыв глаза (когда я успела их закрыть?), не успев подумать, возмущенно кусаю голую грудь передо мной, чуть выше темного овала соска. Возмездие следует незамедлительно: мои ягодицы стискивают под платьем, а меня прижимают к… к горячему, твердому — и новое “Ах!” вырывается из меня непроизвольно, с выдохом. А тёмный прикусывает моё ухо — нежную мочку, и легонько касается её самым кончиком языка, еле ощутимыми движениями. ...под ними, но не из-за них рассыпаются потоки, сплетенные в очередную попытку обойти блокировку. Мне так обидно! Ненавижу тебя, темный... Но ему плевать — лишь бы я продолжала выгибаться, прижимаясь к нему всем телом и беззвучно поскуливать от болезненно-сладких ощущений. Усилием воли мне удалось собраться. ...я не сдамся. У меня есть цель. И одна часть меня продолжает перебирать плетения и варианты в поисках спасения. А другая погружается острое удовольствие от того, как трется об меня сквозь штаны тело темного. Пока что — сквозь штаны. Эта мысль подбросила дров в мой костер, и я выгнулась, ловя его движение встречным, пытаясь попасть в ритм и усилить… Хрипло выдохнув, темный замер — а в следующий миг меня стиснули в объятиях, тускло освещенный кабинет крутнулся вокруг меня, и я оказалась все так же прижата спиной — но уже не стоя у двери, а лежа на диване… ...и, глядя на темного с вызовом, я ме-е-едленно развела колени. ...очередное плетение развалилось, не найдя бреши в блокировке... Хриплый выдох. Вес навалившегося сверху тела. Ладонь, скользнувшая между ног и стиснувшая плоть… и движения пальцев, ласкающие, перебирающие. Крик застревает в горле, дыхание клокочет в груди, хриплое, надрывное — когда эти пальцы проникают внутрь, меж складок, туда, где мокро и горячо, и двигаются, двигаются, двигаются — порождая жажду, острую потребность. Мне не тягаться с темным в этих играх — и когда он находит и прижимает пальцем какую-то точку, у меня темнеет в глазах, и голова запрокидывается. И я не кричу “да-а-а-а!”, только потому что закусила нижнюю губу. Пытка оборвалась — темный убрал руку, но от этого стало лишь хуже. И, спасая меня от болезненной голодной пустоты, впился поцелуем в губы, толчками проникая в мой рот своим языком. Щелкнул ремень, тяжесть чужого тела надо мной стала полнее. Горячее, твердое прикосновение между ног — и толчок, заполнивший меня этим горячим и твердым целиком. В этот раз движения были быстрыми, резкими, не скольжение — удары внутрь меня, и я выгибалась навстречу так же агрессивно, платя ему той же монетой и скребя ногтями так и не снятую рубашку. В глазах темнело, а внутри, там, где жарко и горячо скользила мужская плоть, копилось острое напряжение. Мышцы сжимались, стараясь усилить его — и оно всё нарастало. Сегодня освобождение пришло быстро. Эльф дернул меня за бедра, рывком прижал к себе, вдавил плоть в меня до упора, до странного болезненно-сладкого ощущения — и меня сжало спазмом. Горячим, светлым, уже знакомым. Желанным. И я выгнулась ему навстречу, обнимая мужчину, и чувствуя, как под моими руками его сотрясает дрожь, и растворилась в накатившем блаженстве. — Не получилось? — с искренним сочувствием спросил нависающий надо мной темный через несколько мгновений, пока я еще пыталась отдышаться и прийти в себя. Да нет, вроде бы всё получилось… А… А-а-а! Что-о-о?! — Лирелей, ну вы же не думали, что вам дважды удастся один и тот же трюк? — мягко улыбнулся он мне сверху. Спокойно, Нэйти. Держи лицо! ...потом при удобном случае столкнешь его со скалы за это. — Попробовать всё же стоило, — небрежно отозвалась я, давая понять, что разгаданные планы меня ничуть не расстроили. Они, кстати, и не расстроили. Просто я внесла поправки на будущее.