— Ты что такая печальная? Болит нога? — спрашивает он обеспокоенно и строго смотрит на мою медсестру, сидящую в кресле у дальней стены. — Вы сегодня кололи Аполлинарии Михайловне обезболивающее? Или ждете от меня указаний? — Но она не говорила… — пытается возразить та. — А вы сами не видите? — рычит Шмелев, настойчиво подводя меня к кровати. — Не терпи боль, любимая, — шепчет он, приподнимая подол платья, и строго велит моим матери и сестре. — Выйдите, пожалуйста. — Платье помнется, — пытаюсь воспротивиться я. — Я потерплю, — заверяю торопливо, боясь, что будущий муж догадается об истинной причине моих слез. — Ерунда, — хмыкает Федор Ильич. — Принцесса Диана выходила замуж в ужасно мятом платье. И ее видел весь мир. А у нас домашняя церемония. Чувствую, как в мышцу вонзается игла, и вместе с болью от укола в моей пустой башке бьется простая до безобразия мысль. «Все! Клетка захлопнулась!» Шмелев помогает мне сесть на постели. И откинув в сторону трехслойный подол свадебного платья обнажает мои ноги чуть ли не до самых трусиков. Спокойно надевает мне на ноги туфли. По-хозяйски проводит ладонями по белым чулкам, каждым движением давая понять, что отныне я полностью принадлежу только ему. Послушная жена состоятельного мужчины. — Сладкая моя, — шепчет хрипло и, осмотрев меня жадным взглядом, интересуется насмешливо. — А где колье, что я тебе подарил? Отдала сестре или загнала в ломбард? — Нет, оно в сейфе, — лепечу я. — Мне кажется, изумруды плохо сочетаются с диадемой. — В них отражаются твои глаза, — улыбается Федор Ильич, мягко целуя меня в нос. — Уважь мужа, котенок. Сегодня твой день, и ты должна блистать на все сто! Киваю, зная, что Шмелев все равно настоит на своем. Покорно подставляю шею под тяжелое ожерелье. Замочек щелкает, впуская в душу студеную безысходность. «Это конец. Теперь я полностью во власти мужа. Не вырваться, и никогда не обрести свободу!» 3 Линара С Жанкой в день приезда мы болтаем до утра. Ей, правда, приходится позвонить Назарету и отпроситься на ночь. — Прости, милый, сестра приехала, — докладывает она, выходя из кухни, где мы, нажарив картошки и мяса, устроили посиделки. До меня долетают какие-то смешки и шепот сестры. — Он с друзьями в баню пойдет, — вернувшись к столу, машет она рукой. — Развлекаемся каждый по своей программе. Я внимательно вглядываюсь в счастливое лицо сестры и прошу Боженьку дать ей счастья. Если у меня жизнь не задалась, то пусть уж хоть ей счастья обломится. — Завтра мы с Назаретом идем на скрининг, — заявляет Жанка. — Заодно и пол ребенка узнаем. — А ты кого хочешь? — задаю глупейший вопрос. — Да мне все равно, — пожимает плечами сестра. — Ну, не знаю даже… Родить поскорее хочется, — признается она. — Надоело с пузом ходить. — Да срок-то еще небольшой, — ласково напоминаю я. — Ты маме когда скажешь? — Давай договоримся так, — строго замечает сестрица. — Я молчу о твоем местонахождении. А ты — о моей беременности. Согласна? — Ладно, — сдаюсь я, смутно догадываясь, что Шмелев обязательно возьмет в оборот моих родителей. А они люди простые. Интригами не искушенные. Вряд ли смогут что-то утаить от Федора Ильича. Проболтаются обязательно, а потом затянут песню «Разберитесь по-хорошему!». Федя им наврет с три короба и рванет за мной в Никитск. — Вот и славно, — весело замечает Жанна. — Маме отправь письмо какое-нибудь, чтобы она не волновалась. И с утра долго не разлеживайся. Я вернусь, поедем с тобой к Люсе… — А кто это? — удивилась я, желая отдохнуть, а не бродить по хаткам. — Самая крутая акушерка в городе. Специализируется на домашних родах. Обычных или в воде. Я с ней рожать планирую. Назарет уже договорился… — Здорово, вот только при чем здесь я? — Люся… Людмила Вячеславовна то есть, обычно работает с доулой. Она сама очень строгая. Ее требования должны выполняться неукоснительно. А доула — помощница для роженицы. Она объяснит, что требуется. Водички принесет, потрет спинку и ножки. Научит правильно дышать. Она как буфер между строгой Люсей и капризной клиенткой, понимаешь? — Допустим… — Так вот, — вздыхает сестра и смотрит на меня как на умственно отсталую. — Ирка — ее последняя доула — умотала работать в спортзал. Она вообще-то инструктор по йоге. И Люся сейчас ищет специалиста. А у тебя дипломы потрясающие. Как раз в тему. Вот она и заинтересовалась… — А откуда она про меня знает? — изумленно смотрю на сестру. — Я же только в Никитск приехала. — Ну, здрасьте-пожалуйста! — разводит руками Жанка. — Твой Шмелев, небось, тебе все мозги выел. Ничего не соображаешь, Полька! Пока ты ко мне летела, я все и обтяпала. Скажи спасибо, что у тебя такая сестра умничка! — Но, — пытаюсь переварить информацию. — Жанна, я никогда таким не занималась. Училась на психфаке в свое удовольствие… — Вот пора и совместить приятное с полезным. Жить-то на что-то надо. Сумку от Фурлы уже, конечно, не купишь, но на булку с маслом должно хватить. Не зря же ты училась, систер! — Не зря, — эхом повторяю я, даже не рассчитывая на такой благополучный исход. Прекрасно помню, почему решила пойти учиться. Лишь бы меньше бывать рядом с Федором. И хоть как-то занять мозги. Честно говоря, мне больше всего хотелось продолжить учебу в медицинском. Выучиться на гинеколога и вести прием в каком-нибудь известном центре. Но стоило мне только заикнуться об этом Шмелеву, как у него глаза вылезли из орбит. — Врач, по сути, обслуга, моя дорогая, — шипит он. — Тебе, как моей жене, недопустимо чужие пилотки разглядывать. Как мне с тобой тогда в одну постель ложиться, зная, куда ты всовывала пальцы и на что смотришь весь день. Еще в дом заразу принесешь… От такого поворота я даже слова сказать не могла. Стояла, пораженная, и смотрела на холеного старика в джинсах и футболке от Армани. Это надо такое придумать! Врач — это обслуга! А банкир кто? Хозяин жизни? Красивый поворот! — Выбери себе что-нибудь более утонченное, — поморщившись, разрешает Федор Ильич. — Искусствоведение или социологию. Чудесные бесполезные предметы. Зато в любом обществе ты без труда найдешь тему для беседы. — Может, психология? — спрашиваю как можно равнодушнее. — Пожалуй, да, — добродушно кивает Шмелев. — Выбери хороший ВУЗ, котенок. Я все оплачу. Или нет, — отмахивается он, передумав. — Позвоню Сашке Далецкому. Он тут в нашем универе в ректоры выбился. Попрошу его принять тебя на бюджет. Отличный вариант! Сказано, сделано! И буквально через пару месяцев я вливаюсь в ряды студентов. Но все мои мечты, хотя бы на парах оставаться без надзора разбиваются о строгие указания Федора. Мне нанимают личного телохранителя. И рослая противная баба сопровождает меня везде. Даже в университетский сортир. Естественно, мои однокурсники с первого дня считают меня больной и странной. Смотрят пренебрежительно и дают обидное прозвище. Инвалидка! Сторонятся, всем своим видом показывая, как им противно мое общество. За партой я сижу одна, не считая Тамары. Поэтому остается только учиться, а дома — обсуждать с Федором Ильичом прошедший в разлуке день. — Хоть я и считаю психологов шарлатанами, но мне тоже полезны твои рассказы, — говорит он за ужином. — Потом посмотрим, котенок! Если врачи запретят нам рожать, открою тебе частную практику. Или введу для тебя в банке специальную должность. А что? Это идея! Распоряжусь освободить кабинет рядом с моим. И в обед сможем предаваться разврату, — хохочет он, потянувшись ко мне. Наскоро обтерев губы салфеткой, муж целует меня грубо и требовательно. И в тот момент я отчетливо понимаю, что хромая и беременная стану совершенно беспомощной. А когда появится ребенок, Федор точно не даст развод. Или выгонит меня, оставив малыша себе. Сколько таких случаев? Да до фига! — Ребенок? — не в силах переварить информацию, тихо тяну я. — У вас же есть Настя и Илья… А мне здоровье, наверное, не позволит… — Здоровье поправим. Марина, запиши мою жену к нормальному эндокринологу, — поворачивается он к сестре, сидящей напротив меня. — Или ты не хочешь от меня детей? — спрашивает подозрительно, как будто Шмелевский отпрыск — это самый дорогой подарок в мире. Брезгливая гримаса безотчетно пробегает по моему лицу. Стараюсь как-то справиться с чувствами. Но бесполезно! Муж мгновенно догадывается. — Выйди, Марина, — велит он сестре. — Все пошли вон! — кричит он в ярости. И когда все домочадцы, как ошпаренные, вылетают из столовой, спокойно встает из-за стола и нависает надо мной. Я сижу, боясь пошелохнуться. Даже не успеваю удивиться перемене, когда добродушный старичок превратился в злобного монстра. — Посмотри на меня, — сипло приказывает муж, беря меня двумя пальцами за подбородок и чуть приподнимая мое лицо. — Ты что себе возомнила, Аполлинария? Застываю, немея от страха. «Но не ударит же он меня», — думаю легкомысленно, когда тонкая ладонь рассекает воздух и бьет меня по лицу. — Ты, дрянь, совсем рассобачилась, — хрипит Федор Ильич. — Придется тебя держать в строгости. Как будто до этого я жила как-то иначе! — Повторяй за мной, — рычит он, все еще удерживая меня за лицо. Из моих глаз ручьем текут слезы, а язык прилип к небу. Неужели весь этот ужас происходит со мной? — Повторяй! Я очень хочу ребенка. Дорогой муж, мы должны чаще тренироваться… Рыдая, бормочу вслед за Шмелевым. Закрываю глаза, чтобы не видеть искаженное злобой лицо мужа. И чувствую, как моих глаз касается льняная салфетка. — Все хорошо, котенок, — вздыхает Федор Ильич. — От тебя требуется только одно. Послушание. Поняла? Ты же хочешь жить со мной в любви и согласии? — Да, — киваю я и прошу жалобно. — Я все сделаю, как вы велите. Только не бейте меня, пожалуйста! — Не говори ерунды, — криво усмехается муж. — Я тебя даже пальцем не тронул. Он внимательно смотрит на меня и, придавив свободной рукой мою шею, замечает сварливо. — Зря я разрешил тебе посещать универ. Небось, встретила там молодого козла, а теперь от меня нос воротишь.