— Его план тоже. Теперь Шмелеву надо заново искать стукачей в моем окружении. А ему сейчас не до этого… У него земля горит под ногами. Сейчас бы забрал Линару и рванул бы в теплые страны. — Так, может, догнать? — удивляется Трофимов. — Дать леща, запихнуть в самолет… — Пусть бежит, — морщусь я недовольно. — Почему-то мне кажется, он больше не сунется. И Рорка домой доставить надо. Поймать Шмеля труда не составило бы. Если не я, так Трофим. Можно отвести псину и на вездеходе рвануть к избушке. Или заехать с другой стороны на внедорожнике. Перестрять Шмлева и выбить, наконец, из него этот проклятый развод. Но на меня накатывает такая давящая усталость. «Все закончилось», — говорит моя чуйка. А я привык ей верить. Вот только со Ступой облажался. Слишком доверял человеку… — Пойдем, — киваю Трофиму и, не дождавшись, вместе с Рорком бреду к дому. — Серый, ну я не понял тебя! Шмель был у нас в руках. А ты ему даже по мордасам не съездил… — Побрезговал, Денька. Пусть катится на все четыре стороны. Или провалится под землю. — Ну, если ты не закопаешь по плечи… — Не хочу, — мотаю башкой и рассеянно наблюдаю, как хлюпают по грязи ботинки и рядом ступают крупные собачьи лапы. — Ты не заболел, бро? — обеспокоенно интересуется Трофим. — Возьми у Элки термометр, прежде чем идти к своим. — Да нормально все, — отмахиваюсь я спокойно и, сняв камуфло, поднимаюсь к себе на этаж. Тихонько захожу в спальню и замираю от восторга. Пусть к чертям собачьим провалится Ступа и вместе с ним Шмелев! Пока моя семья рядом, мне ничего не страшно. Любуюсь спящей на моей кровати женщиной. Линара лежит на боку, повернувшись лицом к кроватке, где важно сопит мой сын. Волосы любимой разметались по подушке, а ладонь лежит на матрасике сына. И в ней, как самый дорогой приз, безмятежно покоится ладошка Марка. Застываю как вкопанный и глаз не могу отвести. Мадонна с младенцем. Бухнуться бы на колени. Зацеловать до экстаза. Еле сдерживаюсь, мать вашу! Неслышно, словно кошка, обхожу кровать. И стянув с себя шмотки, осторожно укладываюсь рядом, испытывая непреодолимое желание касаться любимой. Чувствовать ее дыхание. Мне просто нужно ощущать Линару. Знать, что она рядом и никуда больше не денется. А Шмелев? Он нас больше не побеспокоит. Понятия не имею, откуда у меня такая уверенность. Но она крепнет с каждой минутой. «Предосторожность еще никому не помешала», — думаю, чуть отстраняясь от Линары. Торопливо вбиваю сообщение Трофиму и, зарывшись носом в волосы любимой, легонько целую плечо. — Сережка, ты? — шепчет спросонья моя девочка. — Кто ж еще, — улыбаюсь я, проводя языком по шее и ключице. Вдыхаю запах, такой родной и любимый. Закрываю глаза от счастья, распирающего меня изнутри. — Девочка моя сладенькая, — шепчу, жадно водя ладонью по всему телу. — Где ты был? — спрашивает мой маленький командир. — У Кольки собака пропала. Ходили с Трофимом искать. — Нашли? — Конечно. Жалко, пропал бы Рорк… — Мне этот разговор напоминает диалог из «Летучей мыши». Про Эмму… Помнишь? — Что за наезды, Полька, — фыркаю я, забираясь рукой под тонкий халатик. — Я действительно был с Трофимом в лесу и привел оттуда Колькину собаку. Не веришь, спроси… — А мне приснилось, что ты встречался с Федором, — тяжело вздыхает она. — И он кричал «Я не дам ей развод!». — Даст, куда денется? — отмахиваюсь я от тени Шмелева. «Может, ему заплатить? — думаю, развязывая тонкие тесемки халата. — Интересно, на какой сумме сойдемся?» — Кажется, Марк горячий, — шепчет Линара, подскакивая с кровати. Подхватывает ребенка на руки, легонько прикасается губами ко лбу. — У него температура! Принеси из детской термометр и мой телефон, пожалуйста, — просит жена. И я, борясь внутри души с обломанным кайфом, плетусь в соседнюю комнату. — Кайфоломщица, — шепчу по пути Линаре. Но когда она достает градусник из маленькой подмышки, мое веселое настроение улетучивается. — Тридцать восемь! Быстрее звони врачу! Следующие двадцать четыре часа мы с женой попеременно носим на руках Марка. Поем ему песенки, даем лекарства и как на бога смотрим на нашего педиатра. Можно, конечно, сославшись на дела, уехать в офис и там играть в стрелялки, болтать попусту с Трофимом или с другими сотрудниками, или смотреть по телеку сериал. Но мне не хочется расставаться с женой и сыном. Да и голова занята текущими проблемами. Нет времени подумать об уроде Ступе и в который раз укорить себя в куриной слепоте. Под носом врага не заметил, и ничего не почувствовал. Саня Ворон присылает короткую эсэмэску «Закрыли!». А Трофим по нашим каналам передает сообщение на кичу. Ничего личного. О таких уродах должны знать все. Пусть там решат, как поступить. Меня судьба Вадика Ступина больше не интересует. Тема закрыта. — Что там со Шмелевым? — спрашиваю Трофима, когда у Марка спадает жар, и я, наконец, спускаюсь в свой кабинет. — Давно уехал? — Да он еще там, Назарет. Машина стоит. Вокруг следов нет. Хотя эти дни сильные дожди полоскали… — Я заметил, — усмехаюсь кисло и, поразмыслив с минуту-другую, внимательно смотрю на Трофима. Тот чешет коротко стриженую башку. Глядит насупленно. — Что случилось, Серый? — Давай сходим к старому придурку, — внезапно решаю я. — Предложу ему денег за развод. Авось согласится… — Ты столько не зарабатываешь, — осклабившись, замечает Трофим и, получив кулаком в накачанный пресс, вздыхает устало. — Ну что ты ему можешь предложить, а? Внимательно вглядываюсь в суровое лицо Дениса. Замечаю, как на скулах играют желваки. Он за меня любого порвет. И я за него. Вон и мои проблемы считает своими собственными. — Пойдем, прогуляемся, — весело рыкаю я. — Мне пройтись надо. До ручья и обратно. Лицо Трофима становится напряженным. Откашливается и заявляет официально. — Как твой безопасник, я бы не советовал… а как твой друг, конечно, пойду с тобой… Выйдя за калитку, я сразу перехожу на бег. Хочется ноги размять от долгого сидения дома. Сейчас встречусь со Шмелевым. Сделаю предложение, от которого он не сможет отказаться, и рвану обратно. Трофим еле успевает за мной, а сзади трусит охрана. Пацаны видать не понимают, какого хрена их шефа понесло в лес. Ну да ничего… развеются за компанию. Мне хватает и пятнадцати минут, чтобы добежать до ручья, быстро пройти, ломая ботинками тонкий лед. Дергаю дверь своей бывшей бани. Не заперто. Осторожно открываю дверь и ступаю за порог. Давно я здесь не был. И даже уже отвык от этого дома. Он кажется мне чужим и негостеприимным. Вдыхаю чуть теплый воздух и кошусь на небольшую печку, выложенную между самой баней и небольшой комнатой, где стоит деревянная лавка, сделанная из натурального кедра местным умельцем. Такой же стол посередине комнаты и кровать с пологом в глубине. Помню, как эту кровать везли от мастера, а она не вмещалась целиком в Газель. Пришлось вызывать машину побольше. Но мне так и не удалось ни разу поваляться на этом произведении искусства. Но теперь и не хочется. Всматриваюсь через тонкие грязные тряпки полога и с изумлением замечаю на постели тщедушное тельце Шмелева, укрытое пледами и одеялами. Подхожу ближе, даже невооруженным взглядом видно, что придурка трясет. — Вызывай егерей и санавиацию, Трофим, — кошусь на своего безопасника. — Тебе лучше уйти, Серега, — сипло бросает он. — Я егерям денег дам. Типа они его обнаружили. Иди с пацанами домой. — Хорошо, — киваю задумчиво. Нехотя оглядываю жилище, которое когда-то обставлял лично. И почувствовав, как едкий комок подступает к горлу, выхожу на улицу. Вот только продышаться не могу до самого дома. Досадно и больно видеть свое поруганное и отобранное жилище. Противно до одури. Снова мысленно представляю картинки «было — стало». И чувствую необъяснимую тревогу. Будто я что-то упустил. Там. В избушке на курьих ножках. Вот только что? Никак не могу понять и разобраться влёгкую. Ничего не приходит на ум. Придется возвращаться и внимательно осмотреть каждый угол. «Не ходи, — вопит чуйка. — Живи спокойно. А то еще один ящик с гуаном откроешь!» 27 Назарет Весть о смерти Шмелева доходит до нас через неделю. Когда в город прилетают какие-то родственники. И срочно требуют от Линары сопроводить тело на родину. — Я не хочу, Марина, — за завтраком говорит она в трубку. Задумчиво вертит в руках вилку с нанизанным сырником. — У меня новая семья. Я, конечно, очень сожалею о таком исходе, но поверь, оплакивать Федора Ильича не могу. Слишком много он мне горя принес… — Он вылечил тебя, неблагодарная ты, дрянь! — кричит в трубку какая-то баба. — Пока я не встретила твоего брата, — спокойно замечает Линара, печально отложив вилку, — то необходимости лечиться не возникало. Если бы он не нарушал правила и не катался бы по парку на джипе… — За рулем сидел Мишка, и ты это прекрасно знаешь… — Марина, — вздыхает жена, призывая бывшую родственницу к спокойствию. — Я никуда не поеду. Мне и здесь хорошо. Если что-то нужно, присылайте официальные письма. Смотрю на Линару и поражаюсь. Тихая и робкая девчонка в минуты опасности может за себя постоять. Показывает мне язык, откладывая мобильник на стол. И серьезно так спрашивает. — Мне полагается часть Федюлькиного наследства, Сережа. Я хотела отказаться… Глядит выжидательно, но я-то понимаю — моя милая все для себя уже решила. И просто для проформы интересуется моим мнением. Хитрая лиса. Вероника всегда и все делала по-своему и только ставила меня перед фактом. Но у нее и идей-то особых не было. Сумку купить от Фурлы, новую шубку из норки… И уж точно ей бы и в голову не пришло советоваться со мной по поводу многомиллионного наследства. Хапнула бы все без всяких сомнений. Но если честно… живи моя первая с Федей Шмелевым, сбежать наверняка не решилась бы. Или не захотела бы…