— И сережки эти мамаше Савелия любовник-ювелир забацал, — подает от двери голос Элка, неизвестно за каким дьяволом просочившаяся ко мне в кабинет. — Вторых таких не было. Мать рассказывала, какой крик Савельева подняла, когда на родительском собрании увидела мымру в своих собственных серьгах. Еле откачали. — Элла, — зыркаю предупредительно. — Заткнись, дорогая. Какое отношение мымра имеет к моему отцу? Не понимаю! — Не называй ее так, — ощерившись, пыхтит с пола Ступа. — Ты даже ноги ей целовать недостоин! — Кому? Элке? — смеется Трофим и осекается на полуслове. — Ты трахался с англичанкой? — спрашиваю презрительно. — С этой мерзкой бабой? Да с ней же все физруки в подсобке… Мотаю головой, желая только одного. Как это развидеть, блин! В какой песок засунуть башку? Или удрать наверх к жене и, прижав ее к себе, хоть на минутку забыть о крепко настоянном гуане двадцатилетней выдержки, выползающем из всех щелей. — Я не трахался… Мы любили друг друга, — рычит сидящий на полу Ступа. — А этот козел, твой отец, нас застукал на вокзале. Моралист хренов. Сам на два дома жил, а свой нос совал, куда не прося… Мощный кулак Сани прерывает исповедь Ступы. — Да погоди, бро, — останавливаю его я. — Еще успеем намахаться. Сейчас главное, подробности узнать. - Больше ничего не скажу, — отрезает Ступа, выравнивая дыхание. Вижу, как заходится у него грудь от кашля, а из глаз в три ручья льются слезы. — Нет, — рыкаю нетерпеливо, — давай все. До конца. Как встретились? Что сказали друг другу? Куда ты потом делся? Все выкладывай. А то встретишь свою смерть в лесу. Будет больно. Обещаю. — Твой папаша, — вздыхает Ступа, — он догадался, кто выставил хату у Савелихи. Я не мог этого допустить! — А вы с англичанкой трахались прямо на рельсах? Почему отец так взбеленился? — Стояли на перроне, а дядя Леша прямо на нас вышел. Даша как раз уезжала из города из-за этих дурацких серег Савелихи. А я провожал. Увидел нас вместе и сильно удивился. Сказал так со значением «не ожидал!». Ну и подписал себе приговор. Пришлось с пацанами, ну, с кем хату брали Савельевых, встретить его около гаражей… Я смотрю в лицо человека, которого все эти годы считал своим близким другом. И вижу мелкого обозленного зверька. Нет, даже не зверя. Гадостную пиранью, одну из многих, что налетают на невинную жертву и объедают до кости. — Откуда у Шмелева на тебя компромат? — спрашиваю, подходя ближе. — Говори! — Так там камеры наблюдения висели у одного чувачка. А он под Синькой ходил. Вот я и попал. — Там еще глазки висели, — криво усмехаюсь я. — Теперь доказать твою причастность труда не составит. Да и ты наговорил на всю катушку. Подхожу к окну, не желая больше видеть эту мразь. — Закрывай, пока я не грохнул, — тихонько говорю Сане. А сам, отвернувшись, смотрю, как над верхушками деревьев поднимается рассвет. Самое время отволочь Ступу в лес и оставить там под любым деревом или кустом. Время сейчас такое. Лес негостеприимен. И таит множество опасностей. И это не дикие звери. А мелкие гадские насекомые. Клещи. Родственники Ступы. Один укус превращает человека в инвалида и убивает собаку. Поэтому нормальные люди в это время ходят в чащу в защитных костюмах, закрывая все части тела. Саня выходит куда-то, а потом возвращается обратно. Звякают наручники, а потом замки. Хлопает дверь. В комнате остаются лишь Трофим и Элка. — Брысь отсюда, — велю я ей. И как только моя домоправительница, надувшись, выходит из кабинета, пишу сообщение Шмелеву. — Они вернулись. Завтра Назарет уедет охотиться на кабана. Два дня не будет. — Какой сегодня пароль? — спрашивает меня эта скотина. Пролистываю сообщения, которые уже видел раньше. Кажется, мне удалось уловить систему. Быстро печатаю сегодняшнюю дату, добавляя рядом с днем, месяцем и годом порядковый номер, нашедшийся в предыдущем сообщении. Настоящая шифровка в центр, блин! — А ты сегодня что-то очень быстро ответил, — поддевает меня жук-навозник. — Научился, — печатаю в ответ и перехожу в наступление. — Вы там в игрульки играете, или жену хотите выкрасть? Что-то я не пойму! — Где встречаемся? — А вы сейчас где? — В избушке около ручья, — отвечает Шмелев, и я от возмущения грязно ругаюсь матом. Протягиваю трубку Трофиму. — Ты это видел? — Вчера там никого не было. Я лично проверял, — бухтит он, надувая щеки. — Назарет, ну ты же знаешь… — Я уже ничего не знаю, Денька, — сокрушаясь, называю друга старым, давно забытым именем. — Из-за одного козла Ступы мы теперь все под колпаком, — ухает он, словно филин. — Ты не думай… Обрываю взмахом руки. Не пойман — не вор! Трофим прав. Я не могу из-за твари, пригревшейся на груди, обвинять своим подозрением. Тру лицо, падая от смертельной усталости. И усевшись за стол, придвигаю поближе ноут. — Что ты там мнешься, как девка, — незлобливо рычу на Трофима. — Иди, посмотрим, где тут наш одинокий ковбой ошивается… Камеры наблюдения, словно новогодние игрушки, развешенные на елках, улавливают малейшее движение. Лось прошел, или лиса потрусила по своим делам. Все пишут маленькие глазастые помощники. И мне иногда кажется, что вся наша жизнь отцифровывается и куда-то записывается. Где-то в неведомых банках информации множатся и множатся файлы, хранящие как доказательство каждый наш шаг. Мой, Трофима, Линары и даже Марка. Сквозь качающиеся на ветру мохнатые ветки, прекрасно вижу, как к моей бывшей баньке подъезжает старенький джип. Из-за руля выпрыгивает мелкий старикан в джинсиках и коротком пуховичке. Без шапки, зато в темных очках. — Ты глянь на этого фрайера, — ухмыляется стоящий рядом Трофим. — Пижон блин… — Клоун, — фыркаю я и добавляю глухо. — Ну, погоди, старая сволочь, ты у меня попляшешь! Придвигаю к себе мобильник Ступы и, поразмыслив с минуту, печатаю. — Переходите через ручей и ждите. Я за вами спущусь. Проведу прямо к дому. Тут есть одна тропа. — Когда встречаемся? — Пока не знаю. Как только Назарет отчалит, сообщу. — Примерно? Гляжу на экран, понимая, что теперь предстоит драка на собственной территории. А дома, как известно, и стены помогают… — Ты со мной? — пристально смотрю на Трофима. — Спрашиваешь, — вздыхает тот. — Сколько нам нужно времени, чтобы собраться? — Надеть камуфло и выйти, — хмыкает он. — Или ты хочешь устроить охоту на дедушку Федю? Прикрываю глаза лишь на минуту, представляя, как петляя, словно заяц, Шмелев бежит по лесу. А мы с Трофимом, вооруженные и суровые, преследуем нашу жертву. Берем в плен… «Ну, какой плен, Сережа?!» — останавливаю самого себя. Сглатываю едкий противный комок, застрявший в горле. Будь моя воля, грохнул бы Шмелева на месте. Но нельзя… Нельзя, блин! Ради Линары, детей и нашего будущего. — С ума сошел, Трофимушка? — весело сетую я. — С дуба рухнул? — Было б здорово, — чешет он широкий затылок. — Ты что задумал, Назарет? — Поймаю старого козлика. Пинками погоню в суд. Пусть там легко и радостно даст развод моей любимой, — веселюсь я раньше времени. И сердце екает от предчувствия. — Все под контролем! Ничего не случится. Подумаешь, у ручья прихватить Федюльку. Взять за шкварник, и в суп. То есть в суд. А там и люди Педагога подтянутся, — размышляю я вслух, а у самого в башке загораются сигнальные огни. А эта иллюминация никогда ничего хорошего не сулит. — Доставай камуфло, — велю я Трофиму и, заметив мигающий глазок, переключаюсь на камеру, передающую информацию в реальном времени. С едкой усмешкой наблюдаю, как на крыльцо выходит довольный Шмелев. Как хорек, щурится на солнышко, поднимающееся над деревьями. А затем словно по заказу сует свой мятый пряник в камеру наблюдения. Замечает чуть мигнувший зрачок объектива и, ловко подпрыгнув, несмотря на преклонный возраст, тянет на себя замысловатое устройство. Сигнал, естественно, пропадает! — Одевайся! Он нас засек! — рычу я, переключаясь на другой «глаз». — Быстро, Трофим! Мы должны его прихватить с поличным! Шмелев оглядывается по сторонам, а затем, достав из кармана куртки айфон, набирает сообщение своему подельнику. То есть мне. Телефон на столе слабо звякает, принимая Шмелевское послание. — Что за дела? Тут повсюду камеры. Не знаешь, чьи? — Это Синявкин ставил. Боялся, что Назарет подожжет дом, — плету я заведомую залипуху. — Кто сейчас их контролирует? Куда они выведены? — Не знаю. А разве это важно? — Очень, — тут же приходит ответ. — Постарайся узнать до вечера. — Не могу обещать, — пишу уклончиво. — Скоро встречаемся. Назарет примерно через час отчалит. — Один? — Да. Он любит сам ходить на охоту. — И до сих пор жив? — куча смайлов. «Что же ты затеваешь, урод? — размышляю я, напяливая штаны и фуфайку особой вязки. Сверху мелкие, едва заметные ячейки. Снизу — крупные. Такой наряд позволяет коже дышать, сохраняет тепло и оберегает от насекомых. Надеваю на голову такой же вязаный шлем, закрывающий полностью голову, лицо и шею. Накидываю сверху белый маск-халат. — Пойдем быстрее, пока Шмелев не поднялся на холм, иначе сбежит, — приказываю я Трофиму. И сам прикидываю мысленно, сколько потребуется старому хрычу времени, чтобы одеться. Минут пятнадцать есть у нас в запасе.