— То есть, был и сплыл? — Выходит так… — И что делать? — Держать ухо востро, где-нибудь да мелькнет. Я бы с вашего поселка начал. Эта тварь должна ошиваться поблизости. Присмотритесь к местному населению. Может, кто сдает комнату или квартиру. — Да уже всех прошерстили, — рыкаю, ощерившись. Самому надоели безуспешные поиски. — Где-то законопатился, скотина. У меня камеры вокруг дома в радиусе километра понатыканы. Даже в лесу. Мышь не проскочит. Но эта рожа нигде пока не попалась. Может, грохнул кто… — А этот дом на спорной территории? — отрывисто бросает Саня, не сводя внимательных глаз с трассы. — По периметру стоят. Так смешно, когда туда зверье попадает. Хоть в ВВС отправляй, — усмехаюсь я невесело. — Натуралист, — улыбается брат. — Как у тебя с этой Ирой? — спрашиваю от нечего делать. — Никак, — огрызается Саня и тихонько включает музыку, давая понять, что о личной жизни разговаривать не намерен. Мы приезжаем домой почти под утро. Под радостные вздохи Элки и Надежды вваливаемся в холл. — Кушать что будете? — хлопочет вокруг повариха. — Давай чай и что там есть у тебя… Бутеры… Пирожки… — Бутербродики нарежу, — кивает она радостно. — А пирожки… утречком нажарю. Как ты любишь, Сергей Алексеевич! Полечка, а тебе что? — Мы спать, — вздыхает любимая и, забрав у меня из рук сына, уходит в нашу спальню. — Добро пожаловать в мою хату! — хлопаю по плечу Саню. — Располагайся, брат. Сейчас пока перекусим, Элка тебе спальню приготовит. Отдохни с дороги… — Было бы неплохо, — соглашается без раздумий. А я в который раз задумываюсь об очередном фортеле судьбы. Брат! Самый настоящий. Родная кровь. Даже представить себе не мог такой поворот событий. Разглядываю нас обоих в зеркальном отражении. Одинаковые фигуры, посадка головы и даже взгляд. — Чего пялишься? — недовольно бурчит Саня. — А мы похожи, — ухаю довольно. И тут же оказываюсь в медвежьих объятиях. — Бро! — выдыхаем одновременно и ржем тихонько. 25 Назарет — Чем он тебя взял? — холодно интересуюсь у Ступы. Каждое слово бросаю как плевок. Не прячу презрения и обиды. Хочется вдарить в испуганное побледневшее лицо. Плюнуть в мигающие от страха глазенки. Но сдерживаюсь, не желая мараться. На лице предателя отражается первобытный ужас. Что это? Почему так боится? Именно меня… Ну, не мог же он трахаться с Вероникой за моей спиной? Полная чепуха! Моя рафинированная красавица-жена и это чмо? Невозможно даже представить. Параллельные прямые никогда не пересекаются. Вселенные тоже. Вероника всегда просила протереть руль салфеткой, когда я садился на место Ступы. Брезговала. И не считала его человеком. Мужчиной тем более. Тут какая-то другая мулька…Что-то давно забытое. Личное. Потаенное! Вот только что? Пытаюсь сообразить, но ничего не получается. — Советую рассказать, — бросаю негромко. Сажусь в кресло и с презрением смотрю на тушу, плюхнувшуюся передо мной на колени. Смотреть противно. — Я и так все знаю, — усмехаюсь, блефуя. Но Ступа недоверчиво мотает башкой. — Врешь, Назарет, — мотает он коротко стриженой башкой. И словно что-то пережевывает пухлыми губами. — Если б знал, ты бы так спокойно не разговаривал. Ничего тебе не скажу. Жить хочу! — выкрикивает он в запале. — Выгоняй меня! Избей! Каюсь! Виноват! Предал тебя! — орет он театрально и неожиданно смолкает, изумленно глядя на Саню. Мой новоявленный брат сидит, развалившись около большого письменного стола из карельской березы. Спокойно разглядывает стоящие поблизости фотки, не обращая внимания на спектакль Вадика Ступина. Вертит в цепких пальцах металлическую рамку в форме дерева, где в случайном порядке расположены снимки моих близких. Мама… Вероника… Отец… И даже Марк. Вот только Линары пока нет. Непорядок. Нужно исправить. - Его такого довольного не припомню, — стучит по маленькому бронзовому сердечку. Вглядываюсь мельком. Отец… Держит в руках новый фотоаппарат и смеется. А я в этот момент щелкаю его на свою раздолбанную мыльницу. Оттого и снимок получается немного мутным. — У меня есть эта фотка отсканированная, — бурчу недовольно. — Я тебе потом на флешку сброшу. Перевожу взгляд на Ступу и аж замираю от удивления. Мой бывший друг, словно суслик, смотрит, не мигая, и прислушивается к каждому шороху. Ноги напряжены, словно приготовились к рывку. — Держи его, — киваю Трофиму. — Держи эту падлу. Ступа лишь успевает дернуться, когда ему в челюсть приезжает крепкий кулак моего безопасника. — Ты-то за что? — корчась от боли, скулит жалобно Ступа. Потирает место удара, а сам выжидательно пялится на меня. Словно зверь следит за своей добычей. Шакал хренов! Какая только баба из моих бывших позарилась на тебя? Перебираю в уме каждую и мысленно усмехаюсь. На полк — нет, а вот на роту точно и наберется. Но так и не могу ни одну из них представить в объятиях этого козлика. «Почему всегда, когда речь заходит о шантаже, мы обычно думаем об адюльтере и порнухе? Вполне может быть любое другое преступление… Воровство… Убийство!» Честно говоря, от страшной догадки меня словно током бьет. Пронизывает каждую клеточку острой болью. И душа вопит. Орет несмолкаемо. «Это он! Он!» Сдерживаюсь из последних сил. Сжимаю руки в кулаки, пытаясь обуздать нахлынувшую ярость и не задушить эту тварь голыми руками. Вызвать полицию? Так вот он, майор, за столом сидит и смотрит на меня внимательно. — Саня, — пихаю брата в плечо. — Иди-ка сюда! Покажу что-то. Ворон лениво встает из-за стола. Обходит его с моей стороны и вместе со мной склоняется к ноутбуку. Напряженно следит за моими манипуляциями. — Может, потом, Серый? — спрашивает, не понимая. — Подожди, бро, — останавливаю, насупившись. — Посмотри на наши детские снимки, — говорю, стараясь казаться беззаботным. И только один человек из десятка собравшихся, понимает, о чем идет речь. Поникшая фигура посреди моего кабинета говорит сама за себя. Но я? Как же я раньше не догадался! Одним щелчком открываю папку, где хранятся наши фотки двадцатилетней давности. На первой попавшейся нахожу Ступу. Он пьет из горлышка какую-то муть и нагло лыбится в камеру. Урод. — И вот… посмотри, — открываю папку, где названием служит дата. День гибели моего отца. Тыкаю мышью в один единственный снимок. — Сравни, — прошу и все еще надеюсь на ошибку. Ну, могло же мне померещиться! От усталости, с бессонной ночи или с перепугу. — Как ты догадался? — восхищенно шепчет Ворон. И спокойный взгляд загорается опасной яростью. — Я же этого подонка несколько лет искал! — Я тоже, — киваю как китайский болванчик и даже смотреть не могу на Ступу. Боюсь, схвачу и разорву пополам. Пытаясь хоть немного унять боль, делаю глубокий вздох. Ощущаю резкую боль за грудиной и снова стараюсь дышать ровно. Вдох. Выдох. И снова вдох… — В тот момент даже не подумал на кого-то из своих. А потом, когда боль улеглась, навалились другие проблемы, — тихо отвечаю брату. — Что скажешь, уродец? — Саня в полшага оказывается рядом со Ступой. Тянет за короткий ежик волос. — Говори, падла! Ты зачем нашего отца грохнул? — Вашего? — изумляется Ступа. Видимо, само обвинение его не удивляет. — Тебя Синявкин умудрился прихватить? Что у него было на тебя? Фотки с камер наблюдения? Свидетель? — трусит его Саня. А мне лишь хватает сил сдерживать самого себя. Не кинуться на проклятого врага, не размозжить ему череп. Поднимаю глаза к потолку. Там, на втором этаже, спят мои близкие: беременная жена и сын. Я не могу превращать их дом в место казни. И портить свою жизнь из-за мести тоже не желаю. Отца я давно оплакал. Пусть его убийцу я вычислил лишь спустя двадцать лет, да и то случайно, но изнутри поднимается потаенное неукротимое бешенство. - За что? — выдавливаю из себя. Прислоняюсь стене, приказывая себе стоять на месте. — Ты ж все время бахвалился… Отец то, отец это! Какой он классный, какой великий! А у меня — мать-одиночка! А кто батя — неизвестно! — За это не убивают, — рыкает Саня, как пушинку приподнимая Ступу и давая ему под дых. — Говори, или хуже будет… — Да что вы мне сделаете? Что?! — вопит тот, как потерпевший. — Вы же ничего не докажете! — А нам и не надо, — усмехается Саня, показывая на свой айфон, осторожно приставленный к рамке-дереву. — Контора пишет, — ухмыляется злобно. — Ты думаешь, я тебя не закрою, идиот? Да ты тут уже на пожизненное наговорил… Брат подхватывает за шиворот Ступу, собираясь чуть ли не волоком оттащить в полицию. — Погоди, — останавливаю его и перевожу немигающий взгляд на Ступу. Как когда-то в детстве, он начинает ерзать. Ну, хорошо хоть не плачет, как в детском саду. — Ты думаешь, легко отделаешься? — спрашиваю со злой усмешкой. — Да я тебя сейчас в лес отволоку. Или сам с голоду сдохнешь, или кормом для какой животины станешь. Ты о сроке мечтать будешь, гад! Умолять меня станешь сдать твою тушу в полицию! — Назарет, — хрипит Ступа, снова опускаясь на колени. — Пожалуйста… Я умоляю… Хочешь, отправлю дезу Шмелеву? — У меня у самого ума хватит, — киваю на его сотовый, прилипший к руке Трофима. — Он засек меня, понимаешь… Выследил и засек… Кто его вообще просил лезть? — Куда? — рыкаю я утробно. — Назарет, — окликает меня Трофим. — А это не связано с той историей, когда обнесли хату Савелия? В одиннадцатом классе… — Да причем тут это! — досадливо мотаю башкой. — Да ты вспомни, — не унимается мой друг. — Тогда еще у англичанки нашлись какие-то сережки из пропавших. Она так усердно врала, что ей их подарили. А потом слиняла из города. — А имя кавалера так и не назвала, — киваю я.