«Ага, сейчас, — фыркаю, скривившись. — Сулейман привезет, или кто из пацанов. А мне в офис надо и к Игорю заехать… Или рвануть уже домой, воспользовавшись поводом? Оставить дела на завтра?» Почти на автомате открываю верхний ящик и, просунув пальцы под самую столешницу, вытягиваю секретный маленький ящичек. Папины блокноты с эскизами и расчетами. Старые ластики, карандаши и запонки в пластмассовой коробочке. Золотые квадратики с насечкой. Простые и совершенно безыскусные. Но для меня это память об отце. Вспоминаю, как он надевал их с белоснежной рубашкой, и даже слышу запах одеколона. Вижу знакомые до боли глаза. И решительно прогнав непрошенные слезы, щиплющие глаза, встаю из-за стола. Держу запонки в руке, как самую дорогую реликвию. Провожу подушечкой большого пальца по насечке. И с трудом сглатываю ком, застрявший в горле. Мой отец был архитектором. И по его проектам строились красивые дома. А я что? Барыга. Купи-продай. Решала хренов. Капиталист. Но именно тогда, сразу после гибели отца я понял, как мир несовершенен. И в нем побеждает не справедливость, о которой нам талдычили на каждом углу, а сила и бабки. Медленно подхожу к окну и, одернув вечно завешенные шторы, смотрю во двор. Там, за гаражами, его и нашли. С проломленной головой. Вроде как кто-то убил его, чтобы отобрать зарплату. Сколько там было? Тысяч десять или двенадцать? По тем временам большие бабки. Но человеческая жизнь стоит гораздо больше. Из-за двух подонков, решивших обогатиться за счет случайного прохожего, оборвалась жизнь хорошего человека. И Марк увидит деда только на фотографиях. И с Линарой я отца не познакомлю. Интересно, что бы он сказал о ней. Наверное, понравилась бы. Веронику он терпеть не мог и считал манерной. А вот простая и трогательная нянька точно бы произвела на него впечатление. Сжимаю в кулаке запонки, так что белеют костяшки пальцев, а углы квадратиков впиваются в кожу. Нужно дорожить каждым моментом и стараться больше времени проводить с любимой женщиной и с сыном. И вообще… Может, церковь какую построить? Нужно позвонить Мишке Соколову, поинтересоваться, как это делается. И Марка крестить обязательно. А еще повенчаться с Линарой. Именно повенчаться, а не сходить в ЗАГС, может, тогда мои враги не догадаются, как мне дорога эта женщина. Просто не узнают. В моем окружении нет предателей, а значит, информация о нас с Линарой не выйдет наружу. И в базе данных ЗАГСа никто не обнаружит нужную запись и не продаст распечатку Дункану или Тавриде за жирное вознаграждение. Хорошая идея. И как я не додумался об этом раньше? Официально вступать в брак нельзя. Иначе навлеку неприятности на голову Линары. А вот опекунство на Марка на нее оформить надо. И почему я подумал об этом только сейчас? Старый двор или папины запонки всколыхнули в душе горькие воспоминания. Отец. Вероника. Надоело терять близких! Резко отворачиваюсь от окна и спешу на поиски закопавшегося Евгеши. Где тебя носит, хрен моржовый? — Я уже готов, Сережа, — кивает он, надевая серый пуловер с кожаными налокотниками. Зачесывает назад жидкие волосенки. — Ты звонил Леночке? Она не против? — Да все нормально, — морщусь я, засовывая запонки в карман штанов. — Поехали, Евгений Иваныч, дел за гланды. Уже дома, оставив наедине сладкую парочку, я спешу к Линаре. Она кормит Марка и одновременно с кем-то переписывается в телефоне. — Что-то важное? — сумрачно киваю на свой старый айфон и неожиданно понимаю, что хоть в материале, собранном на Жанку, и есть упоминание о ее сестре, но я почти ничего о ней не знаю. «А ты сам готов все рассказать? Поделиться сокровенным? — ехидно спрашиваю самого себя и тут же отвечаю. — Еще рано. Да и наступит ли то время, неизвестно. Что же делать, если не хочется раскрывать свои тайны? Выведать секретики Линары и забыть поделиться своими? Она обидится. Лучше оставить все как есть. Да и какие тайны могут быть у моей девочки? Нужно почитать в досье, что там написано. Хотя сведения о Линаре собирались, когда Трофим проверял Жанну, и о личной жизни ее сестры там информации нет. Родилась, крестилась, окончила медучилище. К уголовной ответственности не привлекалась. Да и какое мне дело до двух неудачников, бывших Линары? Она моя, и точка! И клубись конем ее незамысловатое прошлое! — Да, — морщится моя любимая. — Я писала Люсе и Елизавете Максимовне, нашему доктору. У Марка снова болел животик. — Нужно кого-нибудь из них привезти к нам? — Нет, — мотает головой Линара. — Нам понадобились специальная соска и лекарства. Все уже купили. — Хорошо, — улыбаюсь довольно. И склонившись над Линарой и Марком, обнимаю их крепко. — Сына нужно крестить, а нам — обвенчаться, — бурчу негромко, забирая у Линары ребенка. Укладываю себе на грудь и ношу столбиком, поглаживая по спинке. Делаю все в точности, как учила моя милая. Перевожу взгляд на нее. Всматриваюсь в растерянное личико и широко распахнутые глаза и продолжаю, как ни в чем не бывало. — Марка окрестим, сами повенчаемся. Только в ЗАГС я идти не хочу. Я ходил туда, малыш. И уж поверь, штамп в паспорте ничего не меняет. — Я тоже ходила, — тихо сообщает Линара. Ого! Значит, один из бывших слизняков еще и в мужья записался! Чувствую, как меня распирает от ярости. Вдарил бы по стене, но ребенок на руках все-таки! — Тем более, — киваю я холодно. Знать не хочу никаких подробностей. Даже представить не могу, что кто-то касался моей женщины и считал ее своей. — Я согласна, Сережа, — улыбается она жалко. Наверное, думает, что я ее бортанул. Ага! Щаз! Перехватываю сына одной рукой и, шагнув к Линаре, притягиваю ее к себе. — Ты моя, слышишь? Со штампом в паспорте или без. Только моя. Хочешь, свяжи меня любыми клятвами и обетами. Я на все согласен. Тебя от себя не отпущу и от наших детей никогда не откажусь. Только давай обойдемся без ЗАГСа, хотя бы сейчас! — Наверное, ты прав, — кивает она. — Давай повременим с официальной регистрацией. Я не настаиваю на штампе. Только как же нас обвенчают без свидетельства о браке? Кажется, это запрещено… — Мой друг, Мишка Соколов, священник. Он мне не откажет. Я ему на ремонт храма бабок пожертвую. Уже поздно ночью, когда пара влюбленных енотов отправляется к себе, а Линара после любовной схватки засыпает у меня на груди, я лежу без сна и бездумно пялюсь в потолок. Вспоминаю, как за ужином мама гордо показывала Линаре браслет, болтающийся на запястье. Снова будто наяву вижу ее довольное лицо и гордо выпяченную грудь Евгеши. Помирились, убрались из моего дома, и слава богу! — Браслетик, конечно, не от Картье, — слышится в ушах мамин голос. — С отверткой? — удивленно спрашивает Линара. — Они ужасно дорогие. Королевский символ любви… Осторожно, чтобы не побеспокоить любимую, достаю из-под подушки айфон. Одной рукой набираю в Гугле нужную информацию. И уже через секунду, вытаращив глаза, читаю цену. Нормальныая побрякушка обойдется в лям. Дорого, сука! Даже для меня. Нажимаю на лупу с плюсиком и зачарованно смотрю на тонкую работу известного бренда. Отвертка прилагается, мать вашу! А почему бы и нет? Ловлю себя на крамольной мысли. Что такое вечная любовь по сравнению с каким-то лямом? Вглядываюсь в лаконичный дизайн. Золотые винты, бриллианты. Классная штука! Я бы и сам не отказался от такого. При условии, что замочек закрутит лично Линара. Тихо выбираюсь из постели и, накинув халат, спускаюсь в кабинет. Звоню представителю Картье, чтобы узнать детали. И поговорив минут двадцать с заспанным, но очень вежливым мужиком, оплачиваю картой два браслета. Зачарованно гляжу, как с моего счета списываются два миллиона. «Совсем мозги растерял, придурок!» — хмыкаю мысленно и тут же успокаиваю себя тем, что это отличное вложение денег. — Да кому я вру! — рыкаю, усмехаясь. — Хочу привязать к себе Линару. Раз и навсегда. Показать ей, что наш союз нерушим… — Если это и вложение денег, то только в любовь и в наше счастье. «Романтик хренов», — обрываю сладкие высокопарные речи. Стараюсь сосредоточиться на делах. Открываю публичную карту города и внимательно смотрю на пустые пятна. Многие из них априори мои. В городском комитете по землеустройству давно лежат заявления без даты. Ждут своего часа. Разглядываю каждый пустырь, пытаясь сообразить, где лучше возвести храм. В центре города земля дорогая. Здесь лучше поставить торговый центр с развлекалками. А на отшибе тоже не годится. Нужно посоветоваться с Мишкой. Чешу репу в раздумьях, мысленно возвращаясь к Линаре. Представляю, как она спит в моей постели. Мягкая и нежная женщина. Самая желанная. И уже собираюсь вернуться к ней, когда руки сами тянутся к Жанкиному досье. Лениво перелистываю страницы. Нахожу копию паспорта. Апполинария Михайловна Ковалева, … года рождения. Паспорт свеженький. Выдан в Никитске незадолго до рождения Марка. Перелистываю дальше и натыкаюсь на докладную записку Трофима. «Паспорт выдан взамен утерянного… Данные о высшем образовании не подтвердились. Также неизвестно, чем занималась последние пять лет». — Ерунда, — морщусь я. — Паспорт получила уже на девичью фамилию. А может, и не меняла ее. А образование… Ну, что не наплетешь, чтобы заработать бабки?! Линара и так умная. Мой маленький доктор. Наверняка ни у кого вопросов не возникло. А пять лет… Может, так же работала на себя. Получала наличку и не платила налоги. Или мужу борщи варила. Какая мне разница? Даже думать об этом не хочу. Слышать — тоже. Где-то на задворках сознания слабо стучится червячок сомнения. «Нужно все проверить, Сережа!» «Да ну, на фиг, — поднимаясь обратно в спальню, отмахиваюсь от глупых мыслишек. — Люди заняты. Сейчас важно найти Синьку и разобраться с участком у ручья. Да и пустое это занятие — рыться в прошлом любимой женщины. Она все равно моя со всеми потрохами, недостатками и тайнами». 14 Линара Всю неделю с лица любимого не сходит загадочное выражение. Он, конечно, очень занят. Постоянно консультируется с юристами и с кем-то из администрации. Но нет-нет да глядит на меня задумчиво, как будто что-то собирается сказать, но не решается. — Давай завтра поедем в центр, — предлагает он как-то вечером. — Выберешь себе платья. Для театра и для приема у губернатора. Мы приглашены. — Мы? — удивляюсь я. — Ну я, — отмахивается неохотно. — Но мне туда одному лень тащиться. Дурацкий официоз и куча пираний. — Боишься, съедят с потрохами? — улыбаюсь я. — Зубы пообломают, — усмехается Сергей. — Но придется отбиваться. А так ты их отгонишь… — Тогда нужно взять сумку побольше, — смеюсь я. — Положу туда гирю. Буду махать ею, как пращей. — А это идея, моя амазонка, — довольно фыркает Назарет и замечает раздраженно. — Мама со своим заморышем собирается в Сочи в конце недели. Придется тебе на концерт идти одной. — А ты? — спрашиваю, ни на что не надеясь. — Мы с Марком тебя в театр доставим, а потом заберем. А пока ты будешь пихаться в культуру, я с сыном погуляю в парке. Устроим настоящую мужскую тусовку. — Я не против, — говорю разочарованно. — Но так хотелось с тобой пойти. — Ну, если вы хорошо попросите, мадам, — фыркает Назаров, прижимая меня к себе. — Прошу, — провожу ладошкой по его плечу. — Но настаивать не буду. — Почему же? — Вдруг ты стесняешься меня? — фыркаю, как кошка. — Если бы стеснялся, не звал бы с собой к губеру, — отрезает он, поглаживая меня по спине. Чувствую, как жар разливается по коже от каждого прикосновения. Хочу отстраниться, но Назарет хватает меня за руку. — Не дуйся, Линара, тебе не идет. Могу и в театр хренов с тобой пойти. Только куплю беруши. Слышать стоны этой бабы я не хочу. Так вопит истошно, будто ее кто душит. — Не ходи, я не заставляю, — расстроенно пожимаю плечами. — Отдохнешь от меня пару часов. — Женщина, — глухо рыкает Назарет прямо мне в ухо. — Сейчас договоришься и вообще останешься дома. Или я маман никуда не пущу. Обещала с тобой пойти, пусть за базар отвечает. — Сережа, пожалуйста! Я тебя умоляю, — бормочу расстроенно. — Леночка мне этого не простит. Сама схожу, не облезу. — Да пойду я с тобой, — морщится мой любимый. — Куда деваться? Вдруг тебя там украдут… — Вот глупости, — вздыхаю я, но чувствую, как сразу на душе становится веселее. — Так хочется вместе. Я платье красивое куплю.