Перед глазами снова всплыла невинная мордашка Кэти Эванс. Вот, значит, ты какая, девочка моя? «Кто занимает последние места в рейтингах? Банкиры и телеведущие. Каково в наше время место телеведущего? Где-то между политиком и проституткой…» Честно, прямо и очень, очень неприятно. А самое неприятное, что это мнение полностью совпадает с его собственным. Гловер вернулся к Люку Харди. На фотографиях разных лет старый бунтарь почти не менялся: поджарая, чуть сутулая фигура, пронзительный взгляд, узкая щель рта, неизменный твидовый пиджак с кожаными заплатами на локтях. Из личных снимков только один — смеющийся мужчина, обнимающий невысокую женщину и девочку-подростка с тонкими ногами и пушистой, как рыжий одуванчик головой. Александр поднял трубку телефона: — Густав, ты на месте? — А где мне еще быть. И то правда. После смерти жены полтора года назад Густав Равик все свое свободное время проводил в редакции. — Поднимешься ко мне? — Старый друг был одним из немногих, допускавшихся в «логово» Гловера. — Лучше ты спускайся. Виски у меня есть. Густав молча предъявил Александру бутылку с черной этикеткой, получил одобрительный кивок и разлил напиток по стаканам. Вопросов не задавал, ждал, когда Гловер заговорит первым. — Ты помнишь Люка Харди? — Ну да, приходилось общаться. Хороший был журналист. Разве ты его не помнишь? — Я с ним не работал и не пил, — пояснил Александр. — Помню, что он был вечным борцом, и что плохо кончил. Так и не выяснили, кто его подставил? — До сих пор ничего не известно. Перед смертью он активно сотрудничал с «Обществом по защите прав потребителей» и часто критиковал «Британское сельскохозяйственное общество». Та история о йогуртах, которым присвоили Золотой Знак качества, наделала много шума, когда Люк доказал, что вместо фруктов в них добавляют свеклу и искусственные усилители вкуса. — Но доказать ничего не смогли. — Доказали только то, что обвинение в изнасиловании горничной в отеле было фальшивым от начала и до конца. Правда, газеты не стали дожидаться ни доказательств вины Люка ни даже начала судебного разбирательства, заранее обвинив Харди во всех грехах. Гловер впервые задумался, а что же пережили его жена и дочь, которых не могло не захлестнуть тем потоком грязи, что хлынут тогда со страниц таблоидов. Странным в той истории казалась и явная беспомощность полиции. — Ты же знаешь, что доказательства вины основывались только на словах горничной и видеозаписи, зафиксировавшей, как она входит в номер, а затем выскакивает обратно в коридор в рваной форме и с выпученными глазами. Нет, этого Александр не знал. Он тогда мало интересовался подробностями дела, поручив расследование Густаву. — Опять же непонятно, почему полиция скрыла тот факт, что на горничной не было обнаружено ДНК Харди. Так что журналистам дали волю сочинять, что угодно. По всем каналам крутили интервью этой бабищи. Господи, да она же была страшная, как моя жизнь. — Считаешь, он не польстился бы? — Ты просто не видел Люка. Он умел снимать с женщин трусики одним усилием мысли. До суда дело так и не дошло. Обнаружились видеозаписи из гостиничного бара, где во время гнусного надругательства над горничной Люк Харди безмятежно пил пиво. Почему они не были найдены в начале расследования и откуда всплыли потом, так и осталось загадкой для читателей. — Да какая там загадка, — махнул рукой Густав. — Записи нашел Хью Макдермит, старый приятель Люка. Вот только как ему это удалось, действительно никто не знает. К сожалению, правда открылась слишком поздно. Люк Харди к тому моменту уже был мертв, горничная исчезла, и волны на поверхности журналистского болотца быстро успокоились. — А опровержение, как обычно, печатали на последней странице? Заметкой в один абзац. Равик пожал плечами. — Ну, лично мы расщедрились на целых три, причем на второй странице. Что это меняет? — Ты знал его семью? — Нет. Жена с ним развелась еще до скандала, но они, кажется поддерживали дружеские отношения. О дочери он пару раз упоминал. Кажется, Люк очень ее любил. Гловер побарабанил пальцами по столу, принимая решение: — Я отправлю тебе одну статью. Подозреваю, что ее написала дочь Харди. — И? — С понедельника она выходит работать в твою редакцию. В отдел культуры. — В «Просперо»? — Да. Понаблюдай за ней. — И ее зовут…? — Кэти Эванс. — Эванс? — Пожевал губами Равик. — Значит, она взяла фамилию матери? Уже на пути к лифту в пентхаус в кармане раздался сигнал телефона. Два коротких гудка, затем отключение сигнала. Потом новый звонок. Гловер посмотрел на экран — номер, обозначенный в его контактах как Вивьен Ли. Еще были Сара Бернар и Мэрилин Монро. Всеми тремя пользовалась одна и та же женщина. Он коснулся значка «принять звонок» и поднес трубку к уху: — Да, Лидия. — Ты дома? — Почти. — Я могу приехать? Ты мне нужен сегодня. Никого больше видеть не хотелось, но в голосе Лидии звучало отчаяние. — Приезжай. Код лифта ты знаешь. Наверное, она была где-то рядом, потому что гладкие металлические двери в отделанном мрамором холле открылись через двадцать минут. Александр стоял в душе, когда его обвили женские руки. Лидия всегда умела раздеваться быстро. — Что-то случилось? — Вполголоса поинтересовался он. — Ничего особенного, кроме его обычного скотства. Не знаю, сколько еще я выдержу. — Она дрожала, и Гловер обернулся, чтобы обнять женщину за плечи. — Я не понимаю, почему ты до сих пор с ним. Твой сын уже сам может выбирать, с кем ему жить в случае развода. Лидия уткнулась лицом ему в грудь. — Ты плохо его знаешь. Он не даст спокойно жить ни мне ни Джейми. — Медленно проведя губами вдоль его ключицы, она слегка прикусила кожу на шее. — Хватит разговоров, прошу тебя. Лучше помоги мне все забыть. ---- (13) ReseauVoltaire(фр.) — международная некоммерческая организация журналистов Глава 5