Индейца этот железный довод совершенно не впечатлил. Зато он сумел удивить Кэти. — Вы правы, мисс Эванс. Вы имеете право выключить телефон в любой момент. Я всего лишь собирался сказать, что доволен вашей работой. Даже больше, чем доволен. — И? — И оба ваших материала будут напечатаны. Разумеется, после проверки всех фактов. — Оба? — Да. Первый вариант в «Индепендент», а второй у Хью Макдермида. Кажется, Индеец догадался, что в эту минуту Кэти безмолвно ловит воздух разинутым ртом. Тихий смех в трубке подтвердил, что он наслаждается своим маленьким триумфом. — Так что это было за «да»? — Решил поинтересоваться он. — Это значит, мне сегодня придется пить текилу, — Кэти была не в силах скрыть своего разочарования. Гловер проявил понимание (и знание предмета, вероятно, подумала Кэти): — А вы ее, стало быть, не любите? — У нас это взаимно, если уж говорить начистоту. — Сможете потерпеть полчаса? — Его голос звучал решительно. — Зачем? — Я привезу коньяк. Он отключился, не дав Кэти возможности ответить. Если босс и задержался, то минут на пять, не больше. Сначала Кэти приоткрыла дверь, чтобы был виден только один ее глаз. Затем шире — чтобы можно было просунуть руку. — Давайте. Она потянула коньяк к себе. Гловер бутылку не отпустил и как-то ловко втянулся в щель вслед за ней. И сразу по-хозяйски прошел на кухню. На журнальный столик опустились два чистых стакана. Забулькала огненная вода. — А где ваш друг? Кэти пожала плечами. — Уже не важно. Дай скорее выпить и не задавай лишний вопросов, подумала она. — У вас глаза красные, — Индеец разливал напиток, не глядя на стаканы. — Что поделать. Розовые очки всегда бьются стеклами внутрь. Кажется, он понял. Никакого сочувствия девушка и не ожидала, но за пару минут молчания была благодарна. Тем не менее, следовало сменить тему. — Мистер Гловер, вам не следует звонить на мой личный телефон. Он сделал маленький глоток, покатал его на языке, затем одобрительно посмотрел на бутылку. — Считается, что жизнь удалась, если коньяк, который мы пьем, старше женщин, с которыми мы спим. Кэти осушила свой стакан залпом, а потом крепко сжала его в ладони. Вот только сунься, говорил ее взгляд, сразу заработаешь промеж глаз. После нескольких секунд молчания Индеец понял, что ответа не получит. — Предлагаю сделку, — мягко произнес он. — Я могу звонить вам один раз в день… — В неделю. — В день. Но вы можете не отвечать мне, если не хотите. Идет? Он протянул ладонь для рукопожатия. Девушка с сомнением посмотрела на его руку. — Я уже знаю этот трюк, мистер Гловер. Уберите вашу руку. Босс растянул губы в равнодушной ухмылке. — А что мне помешает сейчас сесть рядом с вами? Вот так. — Кэти даже не успела заметить, как Индеец переместился ей за спину. — И взять вас за плечи. Вот так. — Его руки скользнули от шеи к локтям. Тихо взвыв от испуга, Кэти на четвереньках бросилась в противоположный угол дивана. Подтянув колени к груди, она возмущенно уставилась на Гловера круглыми кошачьими глазами. Он поднял упавший на ковер стакан и поставил его ровно посередине дивана. Затем утвердил между подушками бутылку. Итак, в полном молчании и к общему согласию демаркационная линия была размечена. На этот раз Кэти решила заговорить первой: — Вы знаете, что я знаю, мистер Гловер. — И вы меня боитесь? — Нет. Но вся эта ситуация мне очень сильно не нравится. — Тогда в ваших же интересах принять мое предложение. — Полный игнор в офисе? — Да. — И один добровольный звонок в день? — Да. — Идет, мистер Гловер. Кровью расписаться не надо? Он довольно рассмеялся. И почему Кэти вдруг почувствовала себя любопытной мухой, которая невзначай поставила одну лапку на липкую бумагу? Долго размышлять над этой догадкой ей не позволили. Гловер плеснул ей еще коньяка и поднял свой стакан. — Я не кривил душой, когда похвалил ваше интервью. Кэти была не из тех, кто легко покупается на похвалу: — А теперь вы скажете «но»? Босс согласно кивнул: — Но факты требуют тщательной проверки. Особенно тот, с расстрелом мирных жителей. — По совету своего психолога Дик Уинн вел дневник. Я сделала фотокопию. Оригинал остался у Рэйчел, но она готова была отдать его. Женщина была не в силах читать повторяющееся на многих страницах описание того рокового для ее мальчика дня, когда на пыльной улице Марджи (23) рядом с группой британских солдат подорвал себя шахид, чокнутый четырнадцатилетний пацан. Дик не понял, кто начал стрелять первым, он только видел, как рядом с ним палит в пыльное облако его «номер второй», и чувствовал, как трясется собственное тело и в беззвучном крике открывается рот. А когда все стихло, разглядел сквозь оседающую пыль лежащие на земле голубые тряпичные тюки — тела женщин и девочек-подростков. И вот, две недели назад Дик Уинн решил, что ему больше нельзя жить. — Какой ему поставили диагноз? Гловер больше не пил, только вертел в пальцах свой стакан, словно его не интересовало ничего, кроме медленно стекающей по стеклу маслянистой жидкости. — Посттравматическое стрессовое расстройство. Синдром, когда-то именовавшийся «вьетнамским», теперь стали называть «афганским». Индеец с сожалением покачал головой: — Записи психически больного человека легко опровергнуть в суде. — Я так же разговаривала в бывшим сержантом 26-го полка. Он знает об этом случае. Он сказал, что случайных жертв среди мирных было намного больше, чем сумели раскопать журналисты. Армейские отчеты, естественно, не публикуются. Гловер уважительно поднял брови: