Ответила я честно, но осторожно подбирая слова: — Разговора о тебе с Волковым у меня не было. — Вот и молчи! Нравлюсь я ему, точно знаю, сердцем. — Но… — Никаких но! Ступай, и басурманина своего забирай, Грегори тебе не отдам. Притвора! Ах, простите-извините! Да, если бы какой другой барышне Григорий Ильич колечко на палец надел… — Глазки Нюты затуманились, лед в них моментально растаял, сменившись поволокою. — Точно! — Я хлопнула себя по лбу. — Мне же еще перстень вернуть надобно. Одно скажи: зла на меня не держишь? — Прощение от меня, Попович, получишь сразу после того, — она повела головой в сторону спальни, — как перестанешь ты невестою Грегори называться. — Перфектно! — поднявшись со стула, я дернула ручку двери. — Вы закончили осмотр, Эльдар Давидович? Мамаев быстро накрыл спящего одеялом до самого подбородка. — Да. Господин Волков в здравии пребывает, связь с чародейским кругом, который его пользует, мощна и беспрерывна. Покой, неподвижность, и месяца через полтора, самое позднее два, пробудится коллежский асессор с новехоньким мудреным артефактом. — Благодарю. — Четким строевым шагом я пересекла комнату, взяла левой ладонью безымянный палец правой, кольцо сидело как влитое, и скороговоркой забормотала: — Я, Евангелина Попович, дворянского звания, желаю помолвку с Григорием Ильичом Волковым немедленно расторгнуть. Кольцо не двигалось. Нюта обогнула остов кровати, уставилась на меня требовательно. Я посмотрела на Эльдара, тот шевельнул бровями: продолжай. — Расторгнуть по причине того, что была она понарошечной. — Ободок держался, сниматься не желал. — Другому мое сердце отдано… Значит, на мне вина? Точно! Так как именно я, Евангелина Попович, инициатором разрыва выступаю, в отступное даю… Тут я смешалась. Что дать? Дырку от бублика? Ерунда. Гриня, конечно, тот еще прохвост, но и я не ангел безгрешный, использовала мужика по-всякому, трости лишила. Нет, не я ее брала, не я в огонь совала, но косвенное касательство имела. — Значит так, Гриня, ежели слышишь меня сейчас, прости, в компенсацию клянусь дать все, о чем попросишь. Говорила я, продолжая тянуть перстень с пальца, потому, когда он соскользнул, левая рука описала полукруг, и золотой ободок упал на одеяло, покатился по ткани, упал на ковер к ногам Анны Гавриловны. — Зря, — шепнул Эльдар, — опасный выкуп ты назначила. — Какой в голову пришел. Нюта присела, а когда разогнулась, перстень с сапфиром уже украшал ее безымянный пальчик. Экая барышня скорая. — Два месяца? — спросила она нараспев, оглаживая одеяльце на Грининой груди. — До травня? Мамаев взял меня за локоть: — Ну, раз Григорий Ильич под присмотром и в здравии, чародейский сыск откланивается. — При условии, что Анна Гавриловна от себя мне прощение даровала, — отвлекла я барышню от ощупываний жениха. Так Гришке и надо, будет знать, как к сонным девицам под бок тулиться, бессознательностью пользоваться. — Ступай, Попович, — хихикнула Нюта, — прощаю. Она много еще чего наговорила, про то, что некоторые девки пупом земли считать себя привыкли, а им вот, представьте, отлуп прилетел, что воображают некоторые, что… Дослушать Эльдар не дал, увлек из спальни под руку, а когда мы сбегали по ступеням бобруйского дома, расхохотался: — Экие жаркие месяцы джентльмену предстоят! Умора. Дела наши в Крыжовене подходили к концу, а березень, первый весенний месяц, перевалил уже за половину. Много же мы успели, даже на свадьбе отгулять. Торжество получилось скромным, только для своих, но довольно веселым. Подружка невесты больше прочих веселилась, не забывая на меня поглядывать. «Завидуешь, Попович, наряду моему драгоценному, красоте неземной, перстеньку сапфировому?» Вот ведь дурочка. В распахнутые окна кабинета врывался площадной шум, на ковре угасали лучи закатного солнца. — Утренним поездом отбываем, — говорил Крестовский, сидя за письменным столом. — Иван! Зорин обстоятельно отчитался, сообщил, что зачистка всех подозрительных мест произведена, что снос приютского здания, в котором Фараония обряды поганые проводила, завершен. — Детишек по разным сиротинцам распределили, епархия озаботилась. Некоторых горожане усыновить пожелали. Мещанка Губешкина, к примеру. — Ага, — радостно кивнула я. — Захария Митрофановна Мишку с Костиком забрала, бумаги все честь по чести оформила. — Хорошо, — одобрил его превосходительство. — Артефакты? — Под опись изничтожены. — А те навьи поделки, что в городе оставались? — Тоже. — Эльдар смотрел в окно, на его скуластом лице мелькали отблески зажегшихся фонарей. — Пришлось немного повоевать. Геля тебе не говорила? Блохин в старых доках склад целый оборудовал под защитой местного разбойного элемента. Сапфировые очи начальства прожгли во мне дыру, я всплеснула руками: — Было бы о чем рассказывать! Не стреляли даже ни разу. Мамаев, будто нарочно, подлил в огонь маслица: — Мистер Ас, главный по тутошним фартовым, Евангелиною Романовной очаровался. — Ас? — хихикнул Крестовский недоверчиво. — Представь. — Эльдар отвернулся от окна, сел рядом со мной на диван. — Чего забавного? — А того, скрытная барышня, — пояснил Семен, — что кличка эта слегка неприлична. — Так «туз» это по-аглицки. Мамаев придвинулся ко мне, шепнул на ушко, я возопила: — Задница? То есть… зад? — И я фартового господина про казус этот вариантный просветил. Вообрази, букашечка, какая серьезная беседа грядет между носителем сего прозвища и носителем бритского наречия, последний ведь немало над Тузом потешался. «Бедный Гриня», — подумала я и неприлично, в голос, заржала. — Что ж, сыскарики, — вернулось начальство к совещанию, — проблема у нас с вами остается только одна. Решить надобно, кто из нас в Крыжовене на должности пристава останется. — Семушка… — осторожно нарушил Мамаев повисшую паузу. — Да, Эльдар, ты. Сам посуди, Геля и без того здесь на полную выложилась, мое присутствие в столице необходимо, а Зорин… — Его превосходительство обратило взор на Ивана Ивановича, будто прикидывая. — Ладно, — вздохнул тот, — жребий бросать будем. — Это ведь ненадолго, — утешила я друзей, доставая монетку. — Волков пробудится, дела примет. Орел — Иван, решка — Мамаев. — Не желаю решкой. — Без разницы, — отмахнулся Зорин. — Что же до Волкова, я бы ему города не доверил, мутный он тип, судя по рассказам. Крестовский кивнул и сказал: — В любом случае приказ о назначении мы пока не получали. Геля, бросай. Я только успела поднять руку, когда в дверь постучали. После разрешения начальства она распахнулась, явив приказного секретаря Митрофана Губешкина. — Добрый вечер, дама и господа. Невнятное слегка приветствие его было прервано дружелюбным вихрем, в который обратился Эльдар Давидович. — Митрофанушка! — лез он целоваться. — Соколик, как вовремя! Поездом прибыл? — Поездом, — защищался секретарь от поцелуев тисненой кожаной папкой. — Документы привез разные, о которых вы в спешке позабыли. Там и приказ о должности пристава… — Кто? — выдернул Эльдар папку. — Кто назначен? — Прочерк там на месте имени. В канцелярии сказали, что по сиятельному повелению Семен Аристархович сам определить должен. — Семушка, — Мамаев протянул добычу через стол, — ваше превосходительство, определяйте. — А хорошо получится, — басил Зорин, усаживая Митрофана, — господин Губешкин — кристальной душевной чистоты человек, а то, что робок, не страшно, ему и совет городской в помощь будет, и общины.