Рогозина, свежая и прекрасная, выглядела единственным уцелевшим цветком в саду, по которому прошелся ураган. Она с сочувственной насмешкой поглядывала на бывших одноклассниц, словно говоря: «Не знаю, девочки, что на вас нашло». «Лицемерка! – Маша от досады прикусила губу. – Если бы хотела, прекратила бы этот балаган за минуту». Она с каждой секундой чувствовала себя хуже и хуже. Все происходило слишком быстро! Словно под кастрюлей с водой включили огонь, и сразу забурлило, минуя стадию нагрева. Какой-то бес вселялся в женщин, которые еще вчера были милы и дружелюбны. «Кто, кто это сделал? Черт с Анжелой, она всегда была без тормозов, но отчего взбесилась Шверник? Ее что, Лось покусала?» – Мне не нравится, когда меня называют бегемотихой, – вдруг проснулась Мотя. Все обернулись к ней. Она, набычившись, смотрела чуть выше головы Беллы, избегая встречаться с той взглядом. На коленях у нее скопилась кучка скорлупок от орехов, и это придавало всем ее словам комедийный оттенок. Если бы не напряженность момента, Маша бы рассмеялась. В этом вся Губанова! Десять минут переваривала оскорбление, пока не подобрала нужную фразу. – Это было грубо, – угрюмо настаивала Мотя. – Я такого не заслужила. Я тебя не оскорбляла. Шверник сморщила длинный нос и окинула ее фигуру выразительным взглядом. – Ты оскорбляешь мое эстетическое чувство! – О господи! – вздохнула Маша. – Бел, ты озверела? – Елина, ты посмотри на это тело! – Шверник протянула длинную тонкую руку. – Кому будет лучше от того, что вы скрываете от нее истину? Это вместилище души изуродовано, причем ее собственными стараниями! Мотя попыталась уменьшиться и съежиться. С таким же успехом слон мог спрятаться в кустах земляники. – Белла, что на тебя нашло? – Маша непонимающе всматривалась в черноволосую женщину. – С чего ты вообразила себя проповедницей? – Я не сторонница лжи! – Да, ты сторонница хамства под маской правдолюбия, – очень спокойно сказала Анна. – Послушай, Матильда! – воззвала Белла, игнорируя их всех. – В действительности я желаю тебе добра. Ты еще можешь взять себя в руки и изменить свою судьбу! Поверь мне! Лучше горькая, но правда. Кувалда покачала головой. – Ну, Циркуль, ты даешь. И в школе была посмешище с прибабахом, и сейчас такая осталась. – Заткнись! – Что, не нравится правда-матка? – Коваль злорадно оскалилась. – Сама закрой фонтан. Вместилище, блин! Угробище. – А ты в школе была бойцовская собака, – вдруг сказала Саша Стриженова и вскинула голову. – По команде «фас» кидалась на любого, на кого укажут. Белла послала ей благодарный взгляд. – А я тебя тоже лупила, да? – ухмыльнулась Ирка. Саша стиснула зубы. – Ладно, пусть я бойцовская собака, – согласилась Коваль. – А вы мстительные сучки, девочки. В юности сдачи дать трусили, решили теперь оторваться. – Хабалка! – взвизгнула Белла. – Циркуль фригидный! – выплюнула Коваль. Но Белла уже собралась с силами и больше отступать не собиралась. – Тебя здесь все ненавидят! – А над тобой здесь все ржут! – фыркнула Коваль и немедленно загоготала в подтверждение собственных слов. – Уж лучше пусть смеются, чем ненавидят, – сказала Саша, с холодной брезгливостью глядя на Ирку. Не самое приглядное зрелище, молча согласилась Маша. Кувалда никогда не отличалась красотой – на то она и Кувалда. Но отчего Стриж так ополчилась на нее? Как Маша ни старалась, она не могла припомнить серьезных стычек между этими двумя. Впрочем, Кувалда в школьные годы имела привычку раздавать затрещины просто так, между делом. Должно быть, Стрижу этого оказалось достаточно. Не слишком приятно жить в страхе, что тебя в любую минуту может приложить тупая агрессивная дылда. – Да кто меня ненавидел? Только дохляки вроде тебя. Это, блин, даже приятно! И Коваль снова засмеялась. – Зинчук. Кто это сказал, Маша не поняла. Но слово упало, словно камень, брошенный в воду, и от него побежали круги. Ухмылка стерлась с Иркиного лица. – Зинчук? Юлька Зинчук? – непроизвольно повторила Маша. Кто бросил это имя? И почему все молчат и так странно смотрят на нее? – А ну, хорош сводить с Иркой счеты, – вдруг резко сказала Савушкина. – Слышишь, Стриж? Нашли девочку для битья спустя столько лет. Стриж ненатурально захохотала. – Девочка для битья? Вот уж точно! Бьет себе, и бьет, и бьет… Что там было с несчастными детишками, напомни? – Хватит, я сказала! – Сова повысила голос. Двадцать лет назад этого было бы достаточно, чтобы Стриж заткнулась. Двадцать лет назад этого было бы достаточно, чтобы заткнулись вообще все, кроме Рогозиной. – Как тебя их родители не прикончили, не понимаю, – не унималась Стриж. – Я тебя саму щас прикончу, – процедила изменившаяся в лице Кувалда. – Это все вранье! Не смей повторять. – О да, вранье! То-то тебя уволили с треском. Пинком под зад! – И посадить могли, – вдруг встряла Шверник. – Если бы знали, как ты… – Закрой пасть! – рявкнула Кувалда. Света Рогозина подняла руку: – Девочки, ну хватит, в самом деле! Сколько можно вспоминать старые обиды! Да и обиды-то были несерьезные… Так, мелкие обидки. – О, неужели? Это уронила Анна. Все смолкли и даже как будто подались в разные стороны, освобождая место на ринге для тяжеловесов. Анна по-прежнему стояла, держа в руках полотенце. Рогозина сидела в кресле как на троне, и пушистые золотые волосы, сияющие над головой, усиливали сходство. Противостояние бывшей королевы и бывшей помешанной. – Несерьезные обидки? – саркастичная улыбка заиграла на губах Анны. – Как мило! – Я сказала что-то не то? Вопрос был задан с невинностью, граничащей с издевкой. – Обидки – это далеко от того, что мы чувствовали на самом деле. – Ты-то тут при чем? – влезла вездесущая Лосина. – И кстати, за себя говори! Но ее подчеркнуто не заметили ни Липецкая, ни Рогозина. – Мне очень жаль, что я тебя задела, – огорчилась Света. На этот раз Маша не могла понять, всерьез Рогозина или издевается. – Мне тоже жаль, – кивнула Анна. – Жаль, что ты пренебрежительно отзываешься о прошлом. Ты пытаешься выставить ничтожными события, которые имели для нас огромное значение. И для меня, и для остальных. – Анна! Это было давно! – Как видишь, аукается до сих пор. – Извини, в этом я уже не виновата. – То есть ты не думаешь, что в происходящем есть и твоя доля ответственности? Рогозина подалась вперед. – Ты о чем?