— Нет, — рявкнул он. — А я думаю, что говорила. Он наклонился еще ближе и зарычал: — Рыжая. Ты. Не Говорила. — Хорошо, — прошептала я, потому что теперь он определенно страшил меня своим видом еще больше, но также и потому, что я на самом деле была уже не уверена говорила или нет, хотя точно знала, что говорила. — Я не трахаюсь с теми, кому выписываю зарплату, — он снова высказал свое мнение совершенно ясно, и мой разум мчался, пытаясь найти решение этой новой дилеммы, в то же время я боролась с желанием рвануть со всех ног, как только могла, к своей машине и смыться прямо, черт возьми, сейчас из этого компаунд-парка автомобилей и мотоциклов, сделанных на заказ, убраться как можно дальше от этого долбанного страшного парня. Я просто хочу сказать, о чем я думала? Я думала, что он красивый. Идеальный. Мужчина моей мечты на мотоцикле. О, Господи, как я ошибалась. Очень, очень ошибалась. Он оказался грубым байкером, президентом мотоциклетного клуба, и он страшил меня и пугал. С усилием я взяла себя в руки. И сказала: — Хорошо, мне это подходит. Небольшое замечание. Мы забываем, что случилось, и поскольку этого никогда не повторится, тебе не придется нарушать свое правило «не спать с сотрудниками», и... я смогу на тебя работать. — Мы забываем о случившемся? — спросил он, выглядя еще более сердитым. — Э... ага, — ответила я. — Правило нарушено, детка, его нельзя нарушать, — ответил он. — Оно не нарушено, — ответила я. — Рыжая, нарушено. — Нет. — Именно так. — Нет, не так, — заявила я, и он открыл рот, чтобы ответить, лицо приняло жесткое выражение, глаза сверкали, и я затараторила свои доводы. — Видишь ли, ты сказал, что не спишь с теми, кому выписываешь зарплату. Элоиза наняла меня, но, на самом деле, я еще не приступила к работе. Значит ты мне не подписывал чек на зарплату, потому что она только что мне предложила работать у тебя. На самом деле, я не выполняла еще никакую работу. Я вхожу в эту дверь, — я указала на дверь офиса, — когда являюсь твоим сотрудником, а поскольку мы не... э-э... ну, ты понял... не будем снова, тогда, технически, ты не нарушил свое правило и... не нарушишь в будущем. — Я знаю, какая ты на вкус, — сообщил он мне то, что я и так уже знала. Это была странно и немного грубо с его стороны делиться подобными вещами, поэтому я промолчала. — И как ты стонешь, когда кончаешь, — продолжал он. Лучше не становилось, и я стиснула зубы, стараясь не прикусить губу. — И какая ты, блядь, ненасытная, — продолжал он. — Детка, ты думаешь, что рядом со мной мне нужна ты, такая чертовски сумасшедшая. Я моргнула. Затем тихо спросила: — Что? — Дорогая, ты самая ненасытная задница, которая была у меня в постели за долгое гребаное время. Мне нравится ненасытность, ты думаешь, я не воспользуюсь этим? Теперь он определенно грубил, причем открыто. — Я не ненасытная, — прошептала я. Он откинулся назад. — Господи, да это же ты, мать твою. Ты чертовски изголодалась, что чуть не вымотала меня окончательно. Дорогая, это о чем-то говорит. Это уже было совсем не смешно, и с каждой секундой становилось все более не до смеха. — Мы можем больше не поднимать эту тему? — Спросила я. — Да, конечно, можем не говорить об этом. Я согласен. И я также согласен, потому что ты не оставила свой номер телефона, прежде чем уехать в субботу. Так что дай мне свой номер, тащи свою задницу в машину, и я позвоню тебе, когда ты мне понадобишься. О боже мой. Он правда такое мне сказал?! Я почувствовала, как кровь перестала течь по моим венам, все мое тело затвердело. — Ты только что мне это сказал?! — Спросила я, когда смогла зашевелить губами. — Рыжая, дай мне свой номер, тащи свою задницу в машину, я позвоню тебе, когда мы снова захотим повеселиться. Он опять это сказал. Он не только сказал, но и повторил это снова. Я снова стиснула зубы, но на этот раз по другой причине. Затем спросила: — Ты помнишь мое имя? — Что? — спросил он в ответ. — Мое имя, — ответила я. — Я называла тебе свое имя в субботу вечером, я точно знаю, что называла его, поэтому не смей мне говорить, что я не говорила. — Я абсолютно четко сказала ему как меня зовут. На самом деле, я по крайней мере три раза говорила ему, как меня зовут, когда он все продолжал называть меня «Рыжая». — Ты издеваешься надо мной? — опять спросил он. — Перестань спрашивать, издеваюсь ли я над тобой. Нет, не издеваюсь. Скажи, как меня зовут? — Я потребовала ответа. — Детка, какая разница? Нам не нужны имена, — совершенно невероятно ответил он. — О, Боже, — прошептала я. — Ты придурок. — Рыжая… — Полный придурок. — Продолжала шептать я, и он скрестил руки на груди. — Есть два варианта, Рыжая, дай мне свой номер, тащи свою задницу в машину, убирайся отсюда и жди моего звонка или просто тащи свою задницу в машину и убирайся отсюда. У тебя есть пять секунд. — Я не собираюсь садиться в свою машину, — заявила я ему. — Я жду Элоизу, которая покажет мне, что к чему, и я начну работать. — Ты не будешь здесь работать, — возразил он. — Буду, — ответила я. — Нет, не будешь. — Именно буду. — Детка, я не собираюсь повторять все сначала. Тогда-то я и вышла из себя, сама не знаю почему. Я была не из тех, кто может выйти из себя. Когда планируешь каждую секунду своей жизни, редко выходишь из себя. Осторожность и потеря спокойствия не идут рука об руку. Но я потеряла свое спокойствие. Уперла руки в бока, шагнула к нему и приподнялась на цыпочки, чтобы уставиться в лицо. — А теперь послушай меня, пугающий парень на байке, — рявкнула я. — Мне нужна эта работа. Я уже два месяца не работаю, и мне нужна эта работа. Я не могу ждать еще два месяца или больше, выискивая другую работу. Мне нужна работа сейчас. — Его голубые глаза прожигали так, что я чувствовала это физически, но продолжала. — Ты хорош собой, у тебя отличные татуировки и классная козлиная бородка. Ты поймал мой взгляд, я — твой. Мы занимались сексом. Секса было много. И было хорошо. И что? Это было тогда, а не сейчас. Мы не собираемся играть в это снова. Мы тогда закончили. Я буду приходить в восемь и уходить в пять, делать свою работу, а ты будешь моим устрашающим боссом байкером, подписывать мне чеки на зарплату и высказываться по поводу моей работы и, возможно, если ты будешь хорошо себя вести, я приготовлю тебе кофе. Кроме стен этого офиса ты для меня не существуешь, а я не существую для тебя. То, что у нас было, это было. Но все закончилось. Я двигаюсь дальше, работая... на этой... работе. Я замолчала, поймав себя, что тяжело дышу. Я также поймала себя на том, что его глаза все еще прожигали меня. Я чувствовала, что он все еще сердится, но было еще что-то, чего я не понимала, потому что фактически его не знала, не могла правильно понять выражение его лица. Но что бы это ни было, это было пострашнее, чем его злость, которая, честно говоря, была достаточно пугающей. Он заговорил тихо. — Ты думаешь, Рыжая, что если я сию минуту заключу в свои объятия и поцелую, ты не будешь лежать на спине в следующую минуту в моей постели, широко раздвинув ноги? Услышав его слова, я забыла насколько он был пугающим, прошипев: — Ты не выносим. — Я прав, — выпалил он в ответ. — Только попробуй прикоснись ко мне и получишь судебный иск, — язвительно парировала я. — Ты настолько полна дерьма, — ответил он.