— Я была там раза три. Мне не особенно понравилось, да и не сезон. Или ты несерьезно? Он скинул обувь в прихожей и зацепился взглядом за мое пальто: — Черт, надо завтра поехать купить тебе что-то потеплее. Скатаемся в Москву, там заодно и на двух новых девочек глянем. Кирилл твой — отбитый на голову идиот, но надо признать, что он в девочках разбирается. Я же уловила только первое предложение, улыбнулась недоуменно: — Вадим, я и сама могу купить себе пальто! Забыл, что ты мне зарплату платишь? Он вдруг посмотрел неожиданно серьезно: — Не понял. А я не могу тебе купить? Почему? Вместо ответа развела руками. А он повторил: — Почему, Арина? Я не давлю сейчас, мне просто интересно. Я была удивлена его реакцией. Потому ответила, что могла: — Не знаю… Просто мне хочется тратить то, что я зарабатываю. — Как скажешь. Показалось, что он собирался еще что-то сказать, но с первым же поцелуем переключился на другую мысль. И когда на следующий день я купила себе шикарное утепленное пальто в местном бутике, вообще никак на этот факт не отреагировал. Из колеи выбил только один случай, когда на номер Вадима позвонил Антон — очень спокойно извинился за сказанное тогда и попросил его отпустить меня, уговорить вернуться домой. — А разве я ее держу? Ладно, передам, что ты звонил, — Вадим пожал плечами, отключил вызов, но притом не отрывал смеющегося взгляда от меня. Любому, в том числе и Антону, было понятно, что он и не собирается меня уговаривать. А меня именно тогда и долбануло, просто еще в сознании не выстроилось в законченную мысль. Я ушла гулять в одиночестве, соврав, что собираюсь накупить целый ворох «женских штучек», а сама бесцельно слонялась по городу. Надо было быть полной дурой, чтобы не понять этого раньше. Но я именно дурой и была, раз все окончательно встало на свои места после его вопроса «Разве я ее держу?». Вадим сильно изменился. Наши отношения начались не на самой лучшей ноте, но к этому моменту стали слишком близкими. Мы почти постоянно были вместе: Вадим часто брал меня с собой по делам, а уж в доме вообще прохода не давал. Я занималась с ним сексом уже десятки раз — и теперь уже сама не сопротивлялась приливам нежности: хотела поцеловать — целовала, хотела раздеть — раздевала, просила, чтобы сделал, как мне хочется — и он только пару минут сопротивлялся, а потом все равно делал. А потом заставлял меня делать, что хочется ему. Да нам обоим просто хотелось делать одно и то же. Последние недели можно описать только так: мы были абсолютно и безусловно счастливы. Разве он меня держал? В самом начале да — практически похитил, угрожал, но разве я не могла сопротивляться, если бы хотела? А сейчас? Почему уйти-то так сложно, как будто он меня наручниками к батарее прицепил? У меня может быть жизнь! Да я воевала за свою жизнь. У меня может появиться другой мужчина… когда-нибудь, через много-много времени, потому что пока эта идея не укладывается в голове. Влюбилась. Даже не просто влюбилась — эта симпатия почти с первого знакомства вызревала, а приняла. Вот таким, какой есть — циничным, иногда злым, бесконечно раздражающим, никогда не позволяющим перехватить контроль. Ну, а что? У всех свои недостатки. С его я вполне готова примириться, да что уж там — сама не заметила, как примирилась. Итак, влюбленность. Пока еще не любовь, а сильная страсть, но если так и дальше будет продолжаться, то потом он меня от себя только с мясом отдирать будет. Разве он меня держал? Нет, просто посадил на поводок, с которого я и сама срываться не хочу. Притом мы никогда не говорили о будущем — вот чтобы серьезно, а не какими-то недомолвками. Ни разу не прозвучали от него признания в чувствах, хотя бы отдаленно напоминающие мои. Он хотел меня — и никогда этого не скрывал. Профессиональный торговец эмоциями, он не сдал ни одной позиции. Красивый и дерзкий, умный и хитрый, знающий цену себе и окружающим… интересно, как быстро он наестся этими эмоциями? Как быстро розовые единороги превратятся в использованный презерватив? А я что? Я тоже красивая, и уверенности во мне прибавилось. Но главным было не это — я не для того вырывалась из одной теплицы, чтобы попасть в другую. Жаль, что мы встретились так рано — наши отношения сразу начались с его явного превосходства, с моей явной неспособности позаботиться о себе самостоятельно. А он и заботится — какой с него спрос? Он покрывал меня уютом, как куполом, он решил бы любые мои проблемы — стоило попросить или хотя бы согласиться. Так и будет. Пока ему не надоест очередная забава, которая готова, чтобы ее имели в любой момент и в любой позе. Я даже знала, что он скажет — дикость, придумала себе. С жиру взбесилась. Скажет точно так же, как брат. Но внутри росла твердая уверенность, что я мыслю правильно. Хватит с меня любых зависимостей. А если уж я вообще ни на что не гожусь, то лучше тогда вернусь домой. Даже сам Вадим не посмеет иметь в любой позе дочку Коломенских. О, там ему пришлось бы извернуться! Расхохоталась в голос, представив, как краснеющий от волнения пятнами, взволнованный Вадим стоит с букетиком перед моим отцом и уговаривает передать в его пользование мои сердце и руку. Картинка эта выглядела настолько неестественно фантастичной, что от смеха даже настроение поднялось. Все. Пора начинать от него отрываться. Или сейчас, или совсем не смогу. Глава 22 Когда вернулась в дом, нашла его в спальне. Отвлекся от каких-то бумажек и улыбнулся: — Ты долго. Я пока не придумала, с чего начать разговор, а может ждала, какого-то знака, после чего или сама передумаю, или отважиться будет проще. Потому решила оттянуть, ответив с подчеркнутой иронией: — Соскучился или за несколько часов не смог придумать применения своему члену? — Пф! Говоришь так, словно в этом есть что-то стыдное. Ведь реально не смог. Иди сюда, Арин. Хотя нет, не иди. Я сейчас закончу, и поедем куда-нибудь ужинать. Я посмотрела на него внимательнее. Когда это Вадим-самоуверенный-донельзя-Андреевич откладывал приятное ради бумажек или ужинов? Но он и в самом деле выглядел сосредоточенным. — Вадим, ничего не случилось? Он вздохнул, но потом весело посмотрел на меня: — Поехали, Арин, сначала поужинаем, приведем тебя в отличное настроение. А там уж и поговорим, чтобы ты на меня сразу не набросилась с кулаками. Я подошла ближе, остановилась перед ним: — Вадим! Говори уж! Какой теперь ужин? Мне кусок в горло не полезет! — О, тогда есть идея, что полезет… — Вадим! — Ладно. Он тоже встал и посмотрел прямо в глаза: — Хорошо, только не злись сразу. Я понимаю, как сильно ты этого не хочешь, но тебе лучше позвонить родителям. Или съездить к ним. Вместе и съездим, я тебя сразу оттуда и заберу. — Да что случилось? Он медленно выдохнул или дал себе время, чтобы подобрать правильные слова: — Твои подтянули моих, мои дали им полное добро на свободу действий — знают, что сами ничего со мной сделать не смогут. Твой отец написал заявление в полицию… о похищении, изнасиловании и — как там здорово прозвучало? — сексуальном рабстве. Понятное дело, что до суда дело не дойдет, ерунда это все, он и сам понимает. Но мне в центре такого внимания оказываться не с руки — бизнесу может помешать, но не катастрофично. А так бред сивой кобылы. Ну, при условии, что ты сама заявишь, что ничего подобного не случилось. Вадим выглядел спокойным. И он прав — никаких серьезных последствий быть не должно. Даже при связях отца. Крови только ведро выпьют, пока слезут. До смешного примитивный выпад — похоже, я отца все же довела до того, что у него последний самоконтроль отказал. Пожала плечами и ответила: — Хорошо, позвоню. И в полицию могу сама заявиться. Родители никак не могут рассмотреть во мне взрослого человека, имеющего право принимать решения. Вадим глянул с иронией, подхватил за талию и притянул ближе: — Неужели даже не вспомнишь, что похищение все-таки немного было? — Было, — я подхватила его тон. — И сексуальное рабство, что уж греха таить! — Мне эта часть особенно понравилась, — он не целовал, но будто едва сдерживался, чтобы этого не сделать. — Будешь моей сексуальной рабыней, Арина Алексеевна? — Размечтался, Вадим Андреевич! Может, наоборот? Он изогнул бровь, ошарашенно уставившись в сторону, а потом медленно выдавил: — Хм… Мне не особенно нравится концепция, но я почему-то готов попробовать. Заранее прости, если роли неожиданно изменятся. Когда начнем — до ресторана, после или во время? Шутки шутками, но это и был знак. Отец будет так кусать Вадима, считая, что именно тот виноват в моем побеге. Самому Вадиму, как обычно, по барабану. Он наверняка годами привыкал воевать со своей семьей, почему бы и по привычке не повоевать с моей? И вся его ирония немного преувеличена, он не может не думать о том, что при желании мой отец способен создать ему серьезные проблемы. Но если это не знак, то что тогда? Я поставила руки к его груди и немного толкнула. Вадим отступил и недоуменно уставился на меня. Надо было говорить — быстро и решительно. Желательно, не пересекаясь с ним взглядами. — Послушай, Вадим. Я хочу съехать из твоего дома. Подруга… позвала меня пожить у нее… Он перебил, подхватывая мой подбородок и вынуждая смотреть на него: — Что за?.. Ты из-за отца? Да брось, Арин! Это такая тупость, что я мог бы вообще тебе не рассказывать! — Не только из-за него, — говорила твердо, упрямо. — Я сама считаю, что мне нужно чуть больше независимости. И тут еще это… Пусть все успокоятся, а там посмотрим. Он отпустил меня резко, отвернулся. Кажется, мне в кои-то веки удалось его обескуражить — красный день календаря, не иначе. И пока он молчал, нужно было закрывать вопрос окончательно: — Вадим, просто отпусти сейчас. Мы с тобой сразу неправильно начали. Если не уволишь, то продолжу работать на тебя. Такого глухого и сдавленного тона я от него еще не слышала: — Если ты думаешь, что так прикрываешь меня, то это чушь. Я прекрасно понимаю, на что способен твой отец, но ведь и я не пальцем делан. Я пожалел, что сказал тебе. Надо было выруливать без твоих показаний. Интересно, и как бы он вырулил? Да у него бизнес совершенно незаконный — начни копать и докопаешься и до физического насилия, и до наркоты! — Нет! — на фоне его тона мой голос звучал слишком звонко. — Я приняла это решение раньше! Это и хотела тебе сказать. Но тут еще так сошлось… но это просто совпадение! Я хочу попытаться жить самостоятельно, Вадим. — А я этому мешаю? — Да.