— О чем ты говорил? — О чем-то важном. — Но разве можно… — Можно. Они были уже далеко от дюн, сосен и крестов, старик шагал медленно, и Петреку невольно приходилось умерять пыл, хоть он и торопился. Лесняки пригласили его на совместную уборку чердака. Пан Лесневский имел обыкновение придумывать для своих сыновей полезные занятия даже во время каникул, а потом проверял, как выполняются его поручения. — Я всегда советовался с бабушкой в серьезных случаях. Ты не помнишь, бабушка была умница, людей видела насквозь, все видела. Петрек не помнит бабушкиной мудрости, а только разноцветные клубки шерсти, высоко взбитые подушки и дождь в день погребения. — Наверное, бабушка не слышит, но я все равно поделился с ней тем, что у меня на сердце. — Вдруг дедушка остановился. — Интересно, что бы ты мне ответил, если бы я тебя спросил о том же? — О чем? — Погоди, сейчас узнаешь. Тебе нравится пани Михалина? — Нравится. — Хорошая женщина, мало таких. Добра к людям, бескорыстна. — Мне нравится пани Михалина. — Вот оно что. А что бы ты сказал, если бы я женился на пани Михалине? — Что? — изумился Петрек. — Бабушка наказывала: «Возьми Михасю в жены, когда меня не будет. Другой такой не найдешь. Она вдова, ты вдовец, у обоих дети, но на старости лет лучше вам жить вместе, чем с детьми. Возьми, — говорила она, — ни на кого не оглядывайся». И теперь надумал я бабушку послушаться. Об этом и говорил с ней. А ты что мне скажешь? — Здорово придумано. — Петрек ничего не имел против пани Михалины, но ему не терпелось побыстрее закончить этот разговор. Чего доброго, Лесняки начнут убираться без него, а ведь известно, что захламленный чердак может хранить великолепные сокровища, которые ждут своего первооткрывателя. Не исключено также, что и Эля примет участие в уборке. Петрека разбирало любопытство, понимает ли она, что он нарочно дал ей выиграть, а если понимает, то в состоянии ли оценить его жертву? — Здорово придумано, говоришь? А подумал ли, что придется называть пану Михалину бабушкой? — Я могу. — Вот и хорошо. — Она и так почти каждый день приходит. Дедушка подтвердил кивком: да, приходит. — Так могла бы совсем поселиться. — Не в квартире дело и не в посещениях. — А в чем? — Мы старые, я и она. Неизвестно, почему Петрек никогда не думал о возрасте дедушки. Дедушка для него был без возраста и даже, что трудно объяснить, казался моложе отца, хоть отец носил яркие рубашки, коллекционировал марки и порывался совершать поездки на велосипеде, из которых ничего не получалось по недостатку времени и сотне тысяч иных причин. — Ты вовсе не старый, дедушка. — Вот порадовал-то, внучек. — Ты не старый. — Возможно. Ну, беги, а то я вижу, что тебе неймется. Я пойду потихоньку, хоть и такой молодой, что впору на одной ножке скакать. * * * Сокровища, извлеченные с чердака, были настолько разнообразны и интересны, что Петрек моментально забыл о разговоре с дедушкой. — Что это такое? — Откуда я знаю. Они вертели на все стороны странный сосуд с цепочкой, почерневшие металлические звенья тихонько позвякивали. — Красота! — Ребята, глядите! — Каска пожарника, чтоб я сдох! Дай мне. — Держи карман шире! Я нашел. — Лесняк-меньшой запрыгал, блистая золотом каски. — Я буду ее носить! Возможно, старшие братья и наказали бы строптивость меньшого, если бы что-то не отвлекло их внимания. — По какому здесь написано? — Лесняк-старшой осмотрел со всех сторон почерневшую книгу. — Не разберешь. — Дай взглянуть. — Ты тоже ничего не поймешь. Действительно, в этой книге даже буквы были какие-то чудные, словно скрюченные, но на картинках можно было разобрать корабль с поднятыми парусами среди волн (из пучины высовывалась какая-то страхолюдная морда и хвост дракона), чудовище — помесь черепахи со змеей, которое расклевывало куриное яйцо, человек на одной ноге с гигантской ступней и длинными ушами, окутывающими его как плащом. — Наверное, такая старинная книга, что просто жуть. — Отложи, покажем отцу, когда вернется. Эй, поосторожней с кошелкой, еще пригодится. — Дырявая. — Глядите, глядите! — снова завопил Лесняк-меньшой. На сей раз он тащил огромную катушку, за которой следом сыпались какие-то бумаги, тряпки, грохотали бутылки, бренчали облупленные, дырявые кастрюли. — Тележку из нее сделать, что ли? — прикинул Лесняк-старшой, осматривая находку. — Тележка получится. Это барабан от телефонного кабеля. — Откуда он у вас? — Не знаю. — А это что такое? — Тоже не знаю. Они управились только с половиной чердака, а уже все четверо — трое Лесневских, четвертый Петрек — выглядели так, словно каждый из них вывалялся на самой грязной в мире свалке, а затем обсыпал себя пылью и облепил паутиной. — Боже милостивый! — заломила руки пани Лесневская. — Не настираешься на вас! С ума, что ли, тронулись? На крыльце появилась Эля, ослепительная, чистенькая, причесанная, и рассмеялась с издевкой. — Ты, Петрек, настоящее пугало. Страх глядеть. При виде сестры Лесняки вспомнили нечто такое, о чем они, ошеломленные находками, напрочь забыли, роясь в пропыленном хаосе чердака. — Умойся, Петрек, а то девчонкам разонравишься, и они тебя больше не пригласят играть. — И не переутомляйся, а то снова побьют, дружище. — Беги, Петрек, к Владе… Там сегодня стирка, поможешь. — Только сначала сделай предложение. Жених беспортошный. — Девчачий король! — заорал во все горло Лесняк-меньшой. — С девчонками водится! На сей раз старшой и средний не одернули меньшого, зато Эля оскорбилась не только за себя, но и за всех девчонок.