У меня было все. Все, о чем я когда-либо мечтала… и даже не могла мечтать, не зная, что так бывает. Хотя… Одно заветное желание все же было. И почему бы не исполнить его сейчас, в лучащемся силой храме, когда — под влиянием этой силы — в душе ни единого сомнения в собственных возможностях не осталось? Я повернулась, посмотрела в сияющие глаза… и решительно сказала: — Раздевайся. Удивление серебристыми искорками вспыхнуло в медово-карей радужке и тут же в ней растворилось. Йонто молча снял верхнее облачение, длинное, с широкими рукавами, затем — безрукавку, оставшись в тонкой вышитой рубашке. — И ее — тоже, — нетерпеливо потребовала я. Он беспрекословно подчинился, зябко поежился — только что проснувшееся солнышко не успело согреть воздух — и вопросительно посмотрел на меня. И его безграничное доверие прошлось по сердцу мягкой пушистой лапкой, вызывая на губах улыбку. — Постой так, — попросила я, подходя ближе и в волнении сжимая ладони. Нет! Прочь волнение. Аштары могли менять мир. Разве нельзя и мне чуть-чуть его изменить? Чтобы совершить чудо, нужно поверить в него всей душой. И я верю. Волшебство искрилось в ладонях, волшебство самого мира, ластящегося ко вновь обретенной дочери, готового исполнить любой ее каприз… Подняв руки, я осторожно, едва касаясь, провела пальцами по линиям ийталя Йонто, от плеч до запястий. Он не вздрогнул, ничего не сказал, стоял, как я и просила, молча, недвижимо, и только взгляд стал растерянным, непонимающим… Ничего. Еще чуть-чуть. Подожди еще чуть-чуть, пожалуйста. Ты дал мне так много… Что я могу дать взамен? Только это. Чудо на кончиках пальцев. Рожденное не Небесами, не Великим предком, а самим миром. Мир любит меня. А я люблю тебя. Это — моя любовь. Золото, наполняющее ийталь. Пробуждающее его. Ты же чувствуешь? Чувствуешь. Понимаешь. И я улыбаюсь, скользя ладонями по ладоням, видя, как исчезают шрамы, как оживают узоры, как меняется твой взгляд… Тебе не нужна власть. Но ты же не откажешься от крыльев? — Я хочу вернуть тебе небо, — все-таки ответила на вопрос я и в следующий миг оказалась в крепких объятиях. Но крылья, взметнувшиеся за спиной, заметить успела. Синяя гладь теплого моря и лунное серебро. Красиво. До сбившегося дыхания и слез на глазах. — Ана… — прошептал Йонто, зарывшись лицом в мои растрепавшиеся волосы. — Ты — мое чудо… Я счастливо вздохнула, прикрыла глаза, растворяясь в нежности, что мне столь щедро дарили. Его чудом я быть согласна. В конце концов, в каждой сказке, даже неправильной, должно быть свое чудо, пусть такое же неправильное, зато настоящее. Иначе какая же это сказка?