Я сняла и аккуратно сложила на травке плащ, избавилась от верхнего платья, оставшись в брюках и тонкой вышитой тунике. Да здравствует свобода движений! Перекинув через голову ремень сумки, с замиранием сердца подошла вплотную к стене. Окно открыто, и это хорошо. И вообще, всего лишь первый этаж… Правда, этажи тут высоченные, с нашими не сравнить. Зато ветви у дерева толстые, крепкие и до самой нижней дотянуться не проблема. А там только и надо, что перебраться на следующую и уже по ней переползти к окну… Такое даже я осилю. При очень, очень сильном желании. И каким-то чудом я действительно справилась. Неизящно перевалилась через подоконник, рухнула на колени и поперхнулась облегченным вздохом, когда в непосредственной близости от моей шеи сверкнул клинок. Я зажмурилась. Раздался звон, невнятное ругательство, и в комнате стало светло. Рискнув приоткрыть глаза, я виновато посмотрела на бледного Йонто, перевела взгляд на валявшийся на полу меч… Незваных гостей тут явно не любят. — Ана… Что ты делаешь?! — выдохнул он, убедившись, что я очень даже настоящая, а не воплощение ночного кошмара. — Порочу твою репутацию, — нервно усмехнулась я, вставая. — Подозреваю, по меркам Эйторры это крайне неприлично… — Где твоя одежда?! — разглядел Йонто мой вызывающий для местных нравов вид. — В кустах. — Я прижала сумку к груди и внезапно почувствовала себя… неодетой, ага. — Знаешь ли, во всех этих тряпках очень неудобно лазить по чужим окнам… — Ты в своем уме?! — простонал он, а в следующую секунду на мои плечи опустилось покрывало. Йонто закрыл окно, задернул плотную штору и укоризненно воззрился на меня. — Уже не уверена, — призналась я, избавившись от сумки и послушно закутавшись в мягкую ткань. — Вчера выдался поистине чудесный день. Сначала меня пытались отравить, потом на моих глазах осушили человека, потом нас хотели сожрать жуткие монстры и порубить на кусочки какие-то психи… А в завершение ты чуть не умер. Как думаешь, реально ли не сойти с ума в таких условиях? Кстати, ты шатаешься. И руки у тебя дрожат. И какого лешего ты сбежал? — Какого… кого? — растерялся Йонто, отступая под моим натиском к низкой кровати. — Того. — Я легко толкнула его в грудь, вынуждая сесть. — Если ты думал, что я оставлю тебя в покое… — Ана… Тебе не стоило приходить, — помрачнел он. — Ты… — Жива и совершенно здорова, — заверила я, примостившись рядом, накрыв его ладони своими и не позволив ему отдернуть руки. Знаю я, что у него в голове. Как бы еще все лишнее вытряхнуть… — Я видел, что тебя ранили. Я… Точно, угадала. Надумал, накрутил себя, теперь мучается. — Йонто… Я взрослая. И сама несу за себя ответственность. Ты не виноват. — Я не смог защитить тебя, — пробормотал он. — Ты сделал все, чтобы я выжила. И я выжила. Смотри, я здесь, с тобой. Живая. Видишь? Благодаря тебе. Всегда — благодаря тебе. Без тебя меня в первую же ночь слопал бы чентоль. Хотя это было бы к лучшему. Ты бы никогда об этом не узнал, не взвалил на себя груз ответственности и сейчас не убивался из-за ерунды… — Ана! — Слишком много болтаю, да? Прости. И позволь взглянуть на рану. Нужно сменить повязку. — Нет, — мягко, но решительно отвел мои руки он. — Дело в ийтале? — прямо спросила я. — Если да, то я все знаю. Не дергайся, пожалуйста, бежать некуда. И поздно. И вообще… Йонто все-таки встал. Отошел к стене, прижался к ней лбом… Я тоже поднялась. Потопталась в нерешительности, едва не запуталась в покрывале. Сбросила его — вот же глупости, а! И позвала, словно окаменевшего упрямца: — Йон!.. Я же могу? Могу так тебя называть? Ты позволишь? Дашь мне это право? — Да? — откликнулся он после целой вечности молчания, и у меня словно гора с плеч упала. Однако со стеной расставаться Йонто не спешил. Как бы возле нее и не прилег… Пришлось практически за руку отвести к кровати. А потом уже спросить… — Почему не рассказал? На ответ особо не надеялась, но случилось чудо. — Сначала я тебя совсем не знал. А потом… потом боялся потерять. На меня он не смотрел. Отвернулся, стиснув руки. Не самый приятный разговор, понимаю. Но нужный. Нам обоим. — Дила. Она знала, кто ты. — Это был не вопрос. Утверждение. — Она увидела ийталь… И я не стал скрывать. Тогда я думал, что… А, не важно. В то, что я не преступник, она не поверила. — И ты решил, что я тоже не поверю? Йонто упрямо сверлил взглядом стену. Я легко коснулась его щеки и улыбнулась. Все хорошо. Я рядом. И… — Мне все равно, в какой узор складывается твой ийталь. Я знаю тебя. Этого достаточно. — Зря я так решил, — вздохнул Йонто. — Ты слишком доверчива. Доверяешь там, где стоило бы поостеречься. Считается, что подобные мне опасны. Что остатки силы способны пробудиться и свести с ума. Я мог причинить тебе вред… — Дурной ты, — хмыкнула я и, не удержавшись, взъерошила его волосы. — Да, дури в тебе много… А вот зла нет. — Дури и в тебе хватает, — вернул комплимент Йонто, и я заметила, что он расслабился. Ушла из взгляда затравленная настороженность, а из тела — болезненная напряженность. Будто к удару готовился, право слово… — Ну так… Подобное тянется к подобному. Хотя это и нехорошо. Кто-то же должен быть взрослым и рассудительным. — Я вздохнула, будто и впрямь ощутив груз свалившейся на меня рассудительности, и строго добавила: — Раздевайся. И не волнуйся, обещаю вести себя прилично. Йонто слабо усмехнулся, покорно стянул рубашку и повернулся ко мне спиной. Я вытряхнула содержимое сумки прямо на постель, вооружилась чистой тряпицей и флаконом с голубоватой заживляющей жидкостью… Да так и застыла. Рану прикрывала аккуратно наложенная Вэйнарой повязка, которая уже пропиталась кровью. Закусив губу, я глубоко вдохнула, выдохнула — и принялась за работу. Никакой жалости. Никаких эмоций. Все — потом. А сейчас нужно полностью сосредоточиться на собственных действиях. Нет, лекаря из меня точно не выйдет. Антиталантов в моем арсенале побольше, чем талантов, наберется… Приладив свежую повязку, я перевела дух… и вновь едва не разревелась. Дело было сделано, и эмоции вернулись в полном объеме. Рана выглядела, конечно, ужасно, но самое страшное заключалось в том, что в жизни Йонто она была не единственной. Шрамы. Сколько же их! Тонкие, как паутинка, и неровные толстые рубцы, свежие, недавно зажившие, и старые, белесые от времени. Они расчертили не только спину, но и руки. И в местах пересечения со шрамами ийталь казался совсем безжизненным. Когда-то эти узоры меня заворожили. Сейчас же я видела, что они пусты и неправильны. Искаженные пути для силы, от которой отрезали ни в чем не повинного ребенка. Удивительно, как он сумел не озлобиться на мир, который был к нему так несправедлив? Бедный ты мой. Как же нелегко тебе пришлось… Я провела кончиками пальцев по самому длинному шраму на плече, неровному, перетекавшему в другой, почти незаметный. — Что ты делаешь? — вздрогнув, напрягся Йонто. — Ничего, — горько вздохнула я. Хотела бы я стереть их… Не только с тела, но и с души. Он развернулся, перехватил мои вмиг ослабшие руки и заглянул в глаза, перед которыми все подозрительно расплывалось. — Не думай об этом, — попросил тихо и устало. — Зачем плакать из-за того, что давно осталось в прошлом? Йонто осторожно смахнул с моих щек влагу, и только тогда я поняла, что действительно плачу. Возможно, теми самыми слезами, что так и не выплакал он. Он ведь гордый. И удивительно беззащитный, хотя и такой сильный. И я знаю, что он не боится умереть, и от этого мне страшно, так страшно, что в глазах темнеет, а в груди становится горячо и тесно, и совершенно нечем дышать. И кто бы подсказал, как с этим всем можно справиться!.. Ана снова плакала. На сей раз — из-за него. Узнав правду, она не испугалась. Не разозлилась. Она по-прежнему верила ему. И плакала… Это было непривычно. Неправильно. Но… это было. И что с этим делать, Йонто не имел ни малейшего представления. Наверное, именно от растерянности, граничащей с отчаянием, он и сделал то, о чем не смел даже мечтать. Привлек ее к себе. Обхватил руками, словно желая спрятать от всех невзгод. Запутался пальцами в распустившихся волосах… Такая теплая. Нежная. Безумно слабая и вместе с тем — смелая. Солнце в ладонях. И это солнце принадлежало другому миру. Она скучала по дому. Стремилась туда всем сердцем, что сейчас доверчиво билось рядом с его. И понимание, что рано или поздно придется ее отпустить, причиняло боль. Останься. Я защищу тебя. Защищу от всего и ото всех, только останься. Здесь. Со мной. Навсегда. Хотелось кричать, и Йонто стискивал зубы и крепче сжимал в объятиях притихшую Ану. Если он скажет это, она поверит. Ни на миг не усомнится. Но сдержит ли он обещание? Здесь для нее слишком опасно. И даже если он жизнь на ее защиту положит, что будет с Аной потом? Нет, не место ей в его мире. Она как-то сказала, что попала в неправильную сказку. И правда. В правильной с ней оказался бы мужчина, способный ее защитить, сильный и уверенный, не допускающий и тени сомнений в собственной победе. Неправильная сказка. Неправильный герой.