Растерянный владетель выглядел странно. Но еще более странным было то, что говорил он на эйре, и слышала я тоже эйру, и, самое главное, понимала каждое слово. Эксперимент увенчался успехом. А значит, оно того стоило. Определенно стоило. Я слабо улыбнулась, закрыла глаза и вновь провалилась в сон. На этот раз — самый обыкновенный, восстанавливающий силы и душевное равновесие. Проснулась я вечером, на закате. Рядом никого не было, что меня только обрадовало. Я сползла с кровати, выпила стоявший на круглой тумбочке стакан воды и добралась до двери. Осторожно выглянула, убедилась, что моего неизменного стража там нет, выскользнула в коридор. Шла я медленно, стараясь держаться теней. Слабости больше не ощущала, чего нельзя было сказать о потребности покинуть душные стены. Желательно — в полном одиночестве. Мне невероятно повезло. Дворец словно вымер — или я интуитивно выбирала безлюдные коридоры. До сада добралась незамеченной, а там меня приняли в благоухающие цветами объятия сумерки. В них я укуталась, точно в большую мягкую шаль, спряталась от любопытных глаз. Стала невидимой и неслышимой. Бесшумно ступала по шелковой мокрой траве — босиком, чувствуя ее прохладу и свежесть. Вдыхала сладкий воздух, влажный от недавно закончившегося дождя. И ни о чем не думала. Пока не вошла в небольшой внутренний дворик. Лишенные окон стены уходили ввысь колодцем, а посреди него, на усыпанной белыми, сияющими в подступившей тьме цветочками траве, лежал чентоль. Такой же белый и сияющий. Такой же прекрасный. Он неотрывно смотрел на меня, с того самого мига, как я миновала низкую арку, и алые искорки огромных глаз ничуть не пугали. К чентолю я шла медленно и плавно, боясь вспугнуть. Вытянула руку, осторожно коснулась мягкого носа… Дракон вздохнул, подался вперед, и я безо всяких сомнений обхватила его за шею. И тут же нащупала широкий кожаный ошейник, какой был и у другого чентоля, привезшего меня сюда. Я быстро перебрала пальцами, наткнулась на выпуклый прохладный камень… — Вот как они вами управляют, — прошептала, почесав дракона под подбородком. Он снова вздохнул, едва слышно заурчал и прикрыл глаза. — Ты такой же пленник, как и я. И небо видишь лишь тогда, когда тебе позволяют… Мне жаль. Мне так жаль… По щеке скользнула горячая капля. Одна, вторая… Я стояла, обхватив чентоля за шею, спрятав лицо в мягких перьях, и оплакивала то ли его, то ли свою собственную судьбу. И сама не заметила, как оказалась в уютно сомкнувшихся кольцах, как прозрачное крыло укрыло меня от влажного дыхания ночи. Не заметила, как успокоилась, пригрелась и соскользнула в приятную дрему. Я пожалела дракона, лишенного неба. А дракон пожалел меня, ничуть-то от него не отличающуюся. И во сне, одном на двоих, мы видели небо. Чистое и бескрайнее, как свобода. Анна исчезла. Страж, покинувший свой пост, конечно же поплатился, но легче от этого не стало. День вообще оказался на редкость тяжелым. Канро тысячу раз пожалел о том, что настоял на вмешательстве Паллира. И задумался, а так ли уж не права Вэйнара… Забылся, вновь заигрался, не пожелал набраться терпения — и едва не потерял все, чего столь долго ждал и искал. Нужно быть осторожнее. Внимательнее. Заботливее. Слишком хрупок дар Сверкающей. Слишком уязвим. Почему он раньше этого не понимал? Увидев Анну, белую, без сознания, Канро испытал настоящий ужас. Самое скверное, что он не исчез, затаился где-то в глубине души, застрял осколком воспоминания. Смотри. Помни. Не повторяй ошибок. Но ошибки раз за разом повторялись. Будто владетель окончательно обезумел и перестал здраво мыслить. Ошибки, за которые любого другого он давно бы уже убил, не раздумывая. Дворец гудел, как растревоженный улей. Стражи и Канро с неизменной свитой искали Анну. Искали всюду, даже у Таныла, который к обыску своих покоев отнесся философски и лично распахнул дверцы шкафа, когда разъяренный Канро и преследующие его бездельники объявились на пороге спальни рыжего шэт-шана. Жаль, что мальчишка оказался ни при чем. Ни при чем оказались все. Не прошло и получаса, как молоденький страж, задыхаясь и глотая слова, позвал владетеля за собой. Прочь из дворца. В сад. К старым постройкам. Туда, где раскинулись вольеры для чентолей. Как одному из них удалось выбраться, неизвестно. Да и не суть важно. Едва ступив под низкие своды арки, ведущей во внутренний двор, Канро замер, пораженный неожиданным зрелищем: Анна спала, уютно устроившись на сложенном кольцами хвосте чентоля, а его прозрачные крылья заботливо укрывали ее от ветра и ночи. Что-то едва уловимо кольнуло сердце. Что-то незнакомое… а может, давно и прочно забытое. — Мой господин, что прикажете делать? — напомнил о себе страж. — Забрать госпожу? — Оставьте ее, — почему-то шепотом велел Канро, завороженно глядя на улыбку, застывшую на губах Анны. — Пусть отдохнет. Он заполучил настоящее сокровище. Так почему бы не позволить ей маленькие капризы? В конце концов, она сможет сделать его счастливым лишь тогда, когда и сама будет счастлива. А счастливой она не была. Наряды и драгоценности ничуть ее не радовали. Сейчас, глядя на нее, Канро наконец-то это осознал. Забота, нежность и тепло. То, что ей было нужно. То, что он не мог ей дать. Не мог, но хотел. Вот только… Можно ли отыскать либо же взрастить эти чувства в выжженной собственным огнем душе? Владетель сомневался. Сердце вновь кольнуло. Коротко, неприятно, отдаваясь эхом в груди. Прижав к ней ладонь, Канро медленно побрел к себе. Позади семенила притихшая свита. Сердце продолжало тянуть. Наверное, он все-таки заболел. Следует показаться придворному лекарю. Сразу же, как найдется человек, достойный занять эту — со вчерашнего дня свободную — должность. ГЛАВА 4 Без возможности открывать теневые троны, исчезнувшей вместе с двумя неделями жизни, до лесной избушки Йонто добрался лишь к вечеру. В мягком сиянии лунных камней — еще одна странность, о которой он забыл, зачем ему понадобились камни? — дом казался даже уютным, но в нем по-прежнему чего-то не хватало. В сундуках ничего интересного не обнаружилось. Зато на полках отыскалась плетеная шкатулка, в которой лежали тканевые мешочки с травами. А под полками, в широкой щели между полом и стеной, Йонто нащупал нечто продолговатое, на поверку оказавшееся кинжалом в ножнах, крепящихся на предплечье. Он вполне мог упасть с той же самой полки. Небольшой и легкий клинок. Совсем короткие ремешки, для тонкой руки. Детской. Женской? Боль снова вгрызлась в виски. Йонто поморщился, отложил находку и продолжил поиски. Он не знал, что именно ищет, но не сдавался. Травы, кинжал… Нет, он точно не сошел с ума. Здесь жил кто-то еще. Кто-то, кого он почему-то забыл. Почему? В умывальной не нашлось ничего необычного. В отчаянии Йонто обыскал карманы грязной одежды, сложенной в углу в ожидании стирки, и вздрогнул, коснувшись хрусткой бумаги. Сложенный вчетверо лист он разворачивал с замиранием сердца. Долго вглядывался в мягкие коричневые линии, складывающиеся в изображение чудного, похожего на чентоля существа. Медленно провел кончиками пальцев по контуру рисунка… И словно наяву увидел другие пальцы. Тонкие и бледные, сжимающие деревянную палочку с красящим стержнем. Палочка порхает по листу бумаги, сплетая линии в уже знакомую картинку… Воспоминание, болезненно-острое, плавно сменилось: те же пальцы неловко держат кисть, выводя кривоватые символы эйры. Кляксы на бумаге. Кляксы на столе. Некоторые, с пририсованными ушками и завитками-хвостиками, чрезвычайно забавны. Чернильное пятнышко на бледно-розовой коже… Серые глаза, сияющие ярче лунного камня. Глаза, в которых отражается он. И улыбка искусанных от старательности губ — для него. Взгляд, улыбка. Имя… Листок выпал из вмиг ослабших пальцев. Воспоминания обрушились лавиной, и под их натиском Йонто осел на пол, обхватив руками словно разрывающуюся изнутри голову. Анна. Ана. Сероглазое улыбчивое солнце. Как он мог ее забыть? У нее маленькие ладони. И тонкие пальцы. Теплые и нежные. И при каждом прикосновении, случайном или намеренном, хотелось поймать их, удержать в своей руке, кажущейся слишком большой и неловкой, осторожно сжать, чтобы поверить: она рядом. И никуда не денется. Оттого Йонто всячески избегал этих касаний. Ана смешно морщила нос и бросала на него обиженные взгляды, думая, что он ничего не замечает. Если бы. Последнее время он замечал гораздо больше, чем хотел. Пораненные колкими стебельками руки. Выбившиеся из пучка завитки волос. Ямочки на щеках. Беспомощно прикушенные губы. Блестящие глаза и неумело скрытую за улыбкой тоску по тем, кто остался за границами миров. А то, как слепо она ему доверяла, злило — и вместе с тем грело. Рядом с ней он чувствовал себя сильным и одновременно слабым. И главной его слабостью был страх, что он не сумеет ее уберечь. Страх, ставший реальностью. Паллир. Старик, безвольное орудие шэт-шана. Маг, способный красть чужие воспоминания — и внушать другие, ложные, лживые, но так похожие на настоящие. Мастер, допустивший ошибку: его бывший подопечный отличается от тех, с кем он привык работать. «Это дело шэт-шана». Да как бы не так! Йонто поднялся. Вышел из умывальни, остановился посреди комнаты, огляделся, словно впервые видя собственный дом.