Рокер дёрнул руль, одновременно зажав педаль тормоза. Автомобиль вошёл в занос и, к удивлению солдат кризис-контроля, сбил троих. Армитидж отжал тормоз и понёсся через шлагбаум напролом, сломав его пополам; снова выжал тормоз и резко развернулся на сто восемьдесят, будто бы собираясь ехать обратно. Затем рокер резким движением вынул из-под приборной панели дробовик – помповое штурмовое ружьё итальянского производства – и вышел из машины. Оперативники «Арасаки» перегруппировались, готовясь изрешетить нарушителей карантина, но Армитидж и Настя оказались быстрее. Точный выстрел из верного «Бенелли М3» уложил ближайшего к Армитиджу солдата кризис-контроля. Сразу после этого несколько бойцов дали по рокеру и его спутнице очередь из автодробовиков, от которой те едва успели увернуться. Настя старательно выцеливала из толпы наиболее уязвимого бойца, прежде чем выстрелить из рокерского револьвера. Очередной выстрел задел девушку. Её плечо обожгла острая боль, на толстовке проступило кровавое пятно. Армитидж же, управившись с двумя зажавшими его за ограждением блокпоста соло, в два прыжка достиг того, кто, выстрелив в Настю, перезаряжал своё оружие, и ударил его дробовиком по затылку. Солдат выхватил было из кобуры пистолет, но пинок по лодыжке сбил его с ног, и он выронил оружие. В момент Армитидж добил того выстрелом в лицо из дробовика. На перезарядку у мужчины времени уже не оставалось – откинув дробовик в салон авто и увернувшись от Настиного выстрела в стоящего перед ними соло, Армитидж развёл руки в стороны. Из локтей музыканта со свистом выскользнули блестящие на солнце клинки, и тот в тигрином прыжке вонзил их оставшемуся на улице бойцу в грудь. Тот закашлялся, из-под противогаза на асфальт потекла струйка крови, а затем ударом ноги в лицо кареглазый отправил его в полёт через ограждение. Из блокпоста вышло ещё трое таких же тяжеловооружённых спецов, но не успели они приготовиться и выстрелить, как один уже лежал с дырой в окуляре противогаза – Настя прикончила корпоративного мерзавца и, держась за раненое плечо, уползла в салон перезаряжаться. Армитидж лишь улыбнулся – и точными ударами отсёк оставшимся соло по одной руке. Те хором взвыли от боли, прежде чем, наконец, захлебнуться кровью, оказавшись пробитыми сзади титановыми клинками. Расправившись с отрядом кризис-контроля, Армитидж поспешил вернуться в машину. Увидев, что Настя держится за плечо, он без слов подошёл к ней и осмотрел рану. – Всё плохо? – дрожащим голосом спросила девушка. – Не очень, – рокер усмехнулся. – Повезло, что задело лишь немного. Жить будешь. – Армитидж вытащил из отсека аптечку и перевязал рану на Настином плече, обработав её. – Просто касательное ранение, небольшая царапина даже. А теперь мы сваливаем. Сюда в любой момент пригонят подкрепление – и тогда мы точно кончим, как Бонни и Клайд. – Да, Армитидж. Ты, наверное, прав, – пролепетала Настя. – Поехали отсюда. Сев за руль, Армитидж перезарядил дробовик и, убрав ствол под приборную панель, завёл автомобиль. «Делориан» развернулся, и Армитидж с Настей покинули Нео-Норильск, оставив за собой блокпост и трупы девятерых перебитых спецназовцев кризис-контроля «Арасаки». Читатель, постой! Ты, наверное, ожидаешь, что Армитидж и Настя будут колесить по миру, будто герои «Безумного Макса». Они доедут до Красноярска и продолжат свои приключения там. Но ты никогда не узнаешь, почему с Армитиджем не поехала его любимая жена певица Юна. Поэтому мы продолжим следить за приключениями Армитиджа, Насти и их противостоянием корпорации «Арасака». 9. Охота – Как мы могли допустить это?! – гневно глядя на секретаршу, вопрошала Алиса. – Какие-то черти в локдаун не только колесили по улицам, как ненормальные, но и перебили целую мотобригаду! А ещё, – Алиса сделала паузу, наливая себе виски, – а ещё убили весь отряд кризис-контроля на блокпосте! – Я пока не знаю, Алиса Георгиевна, – пожала плечами Яна. – Возможно, что они и правда страдали фелицитарным синдромом, что всё объясняет. Счастье толкает людей на по-настоящему кошмарные, невыразимые поступки. Потому мы и боремся против него, что оно есть хаос, страшнейшее из его порождений. – Меня не интересуют твои рассуждения и мистические рассусоливания про хаос! Вызови сюда службу безопасности, и немедленно! Яна кивнула и метнулась вниз. Достигнув своего рабочего стола, она сорвала с крючка телефонную гарнитуру и не глядя набрала номер. Спустя десять минут весь Нео-Норильск уже оглашался истеричным воем сирены, а его узенькие улочки и широкие проспекты прочёсывали ручные эскадроны смерти «Арасаки» – отряды кризис-контроля. Стрекотали в небе вертолёты, жужжали дроны, с грохотом по городу ездили чёрные БТРы, кое-где раздавались крики и автоматные очереди. «Всем оставаться дома до отмены всеобщего локдауна! – доносилось из репродукторов. – Неподчинение требованиям отрядов кризис-контроля карается смертью. Это не учения, повторяю – это не учения!» Чёрно-красный фургон въехал во двор одного из многочисленных спальных районов, оставшихся ещё со времён Советского Союза. Остановившись против подъезда номер четыре, он открылся, и из него тут же высыпали восьмеро бойцов кризис-контроля. Все в белом, с крупнокалиберными штурмовыми винтовками наперевес, они ворвались в подъезд. Один из солдат нёс штурмовой щит, двое других – реактивные гранатомёты. Врываясь поочерёдно в каждую из квартир, спецназовцы тщательно оглядывали каждый уголок, каждый закуток, и никто, кроме какого-то мальчика-подростка, не осмелился оказать сопротивления. Все знали: «Арасака» ищет счастливых. Мальчонка же, едва завидев в глазок отряд кризис-контроля, тут же побежал к окну, но не успел: дверь в считанные мгновенья оказалась взорвана, а беглец-неудачник – опрокинут короткой очередью в спину и добит контрольным в голову. Наконец отряд добрался до подозрительно тихой квартиры на третьем этаже. Взрыв – и вот перед бойцами опергруппы предстала пустая квартира. Мерно тикали ходики. В трубах за стеной прошелестела вода. В видимой с порога части гостиной сохранялся привычный бытовой беспорядок. И всё же чего-то не хватало… Или, вернее сказать, кого-то. – Обыщите здесь всё, – приказал один из солдат. Двое других спешно вошли в квартиру, всё так же держа автоматы наготове, принявшись осматривать каждый угол. В гостиной всё так же валялась раскиданной одежда, на письменном столе же ничего необычного не было – какие-то разбросанные бумаги, канцелярские принадлежности и – на полу под самым столом – сточившийся карандаш. – Она сбежала, – проговорил оперативник и тут же свалился замертво. Шлем его превратился в решето, содержимое черепа разлилось по полу подобно борщу из опрокинутой кастрюли. Кризис-контроль очень не любит неэффективных сотрудников. С быстротой молнии развернувшись, боец, расстрелявший своего коллегу, вскинул штурмовую винтовку на плечо и выдал по оставшимся оперативникам длинную очередь. Троих он убил сразу, но патроны быстро кончились. – Предатель! – крикнул один из оставшихся в живых боец, хватаясь за «Калашникова» и направляя оружие в сторону взбесившегося солдата. – Я накажу тебя от лица корпорации! – Выстрелить он не успел: две короткие очереди обезножили его, и жизнь ещё одного агента кризис-контроля скоро оборвалась громким криком и кровавым фонтаном. Вскоре в квартире Настеньки остались только двое – обезумевший боец, отбросивший автомат в сторону, и ещё один оперативник кризис-контроля «Арасаки», в панике отступавший назад к стене. – К-кто ты? – с дрожью в голосе спросил он, видя, как враг наставляет на него пистолет – автоматический десятимиллиметровый «Харланд-710». Солдат кивнул и снял со своей головы тяжёлый шлем, а затем и балаклаву. На испуганного животной яростью к товарищам бойца глядел сухощавый старик с седыми кудрями и голубыми глазами. Эти же самые глаза семнадцать лет назад обводили взглядом актовый зал «Арасака-Плаза» в Нео-Норильске во время корпоратива в честь дня рождения Алисы Горбуновой. Сейчас же в его взгляде читалась лишь ненависть – к корпорации и к тому укладу жизни, что они навязали людям, запретив им счастье. – Сойер, – ответил старик, ощерившись. – Полярный просил передать тебе пару мятных капучино, ублюдок. – С этими словами он дважды выстрелил оставшемуся бойцу кризис-контроля в голову. У всех бойцов отряда, в котором был Сойер, были на вооружении сравнительно простые и дешёвые пистолеты – десятимиллиметровые «Харланды» 710-й модели. Они не комплектовались никакой электроникой с завода, но по желанию могли иметь платформу умного оружия и соответствующие интерфейсы, да и просто были легко модифицируемы. Задержавшись в квартире, Сойер собрал у убитых «товарищей» по отряду обоймы для пистолета и, сбросив балаклаву и шлем, направился к платяному шкафу. Ещё минут пять ушло у него, чтобы переодеться в гражданское и распихать по карманам магазины с патронами, после чего бывший актёр и комик уже выходил из подъезда с пистолетом в правой руке, некогда заменённой бионическим имплантом. Времени у старика было мало. Минут через десять, по его расчётам, «Арасака» стянет сюда подкрепление в виде ещё большего числа отрядов кризис-контроля – и тогда он точно труп. Сойер быстрым шагом прошествовал в сторону соседнего двора. Прямо у одного из подъездов стоящей под прямым углом к Настиной пятиэтажки стоял мотоцикл, с которым возился какой-то лысый мужик в кожаной куртке. Сойер подошёл к нему и, сходу направив ему в лицо пистолет, таким же холодным тоном проговорил: – Мне нужна твоя одежда и твой мотоцикл. Быстро. От неожиданности и испуга лысый заверещал и дрожащей рукой передал нежданному визитёру ключи от байка. – В-вот, п-пожалуйста, забирай! – пролепетал он неожиданно высоким голосом. – И кожанку мою забирай, только не убивай меня! У меня жена и маленький сын дома, кто ж их кормить будет?.. – Лысый всучил Сойеру куртку и поспешно ретировался в подъезд. – Не убью, не ссы, – ответил ему вслед Сойер. – И помни, чумба, что там, где бывает закат, вскоре наступит рассвет. Запрыгнув на байк, Сойер накинул кожанку и завёл его. Мотоцикл под бывшим актёром взревел, точно древний демон, и вскоре Сойер уже покидал район, стараясь держаться маленьких улочек и, петляя, подбираться к единственному выезду из города. Его не волновал ни треск вертолётов в небе, ни возможная погоня. Сейчас седокудрый намеревался лишь найти Настю – почему-то Сойер был уверен, что именно она и будет его единомышленницей. Старинный белый «Делориан» Сойер заметил через тридцать километров от Нео-Норильска. За всё время это был единственный транспорт, встреченный стариком, который ехал бы из города. Прибавив газу, Сойер на байке поравнялся с автомобилем. Правил им мужчина лет сорока с пышными пепельными волосами. Левый глаз его был заменён бионическим, а по левой же стороне лица через глаз тянулся длинный и грубый шрам. Водитель «Делориана» был одет в коричневую куртку. Куртка была распахнута, и из-под неё можно было разглядеть футболку в городском камуфляже – под стать волосам мужчины, она играла всеми оттенками серого. Взгляд оставшегося карего глаза был направлен вперёд. – Армитидж! – окрикнул водителя автомобиля Сойер. – Тоже бежишь из города? Ничего не ответив вслух, Армитидж только молча кивнул. Нео-Норильск остался далеко позади... 10. Привал Солнце уже начало клониться к закату, слегка окрасив бледное, запылённое небо в цвет крем-брюле. Белый «Делориан» Армитиджа и Насти сбавил ход, останавливаясь около заброшенной уже больше полувека автозаправки. Вскоре подтянулся и Сойер, разворачиваясь и паркуя мотоцикл у почти обваленной колонны. – Что, чумба, – с усмешкой обратился к старому актёру Армитидж, – всё шпионил за «Арасакой»? – А как же, – рассмеялся Сойер в ответ. – Только вот с каждым годом становится ситуация всё хуже. – Ну охренеть теперь. Насколько всё плохо сейчас? – Всё очень плохо, Армитидж. – Сойер грустно покачал седой головой. – Месяц назад у Горбуновой был созвон по ВКС с советом директоров «Арасаки». Из филиала в Париже приходят дурные вести о разработке DRM-системы для защиты снов. Похоже, очередной войны с «Три-Оптимум» не избежать… – А при чём здесь «Три-Оптимум»? – Рокер поднял бровь. Встревоженная перспективами крупного корпоративного столкновения, Настя вылезла из машины и неловко взяла Армитиджа за руку. Тот лишь дёрнул рукой, вынуждая Настю отпустить его. – При том, – Сойер выдержал паузу, – что именно они выпустили устройство для записи снов, а «Арасака» посягает на неприкосновенность человеческого сознания. Собственно, как и всегда. Они предлагают встроить в рекордер систему DRM, чтоб вынудить людей отказаться от прав на их сны – на самое сокровенное. Это грозит нам катастрофой – или чем похуже! – Возможно, ты прав. – Пепельный блондин вздохнул. – Кстати, Сойер, познакомься, это Настя, – Он указал на стоявшую позади него девушку. – Говорит, что студентка-журналистка, но пишет и разговаривает так, будто сошла со страниц романа девятнадцатого, а то и восемнадцатого века. Настю данное заявление ничуть не смутило. Она вышла из тени и, слегка наклонив голову и шаркнув ножкой, глядя комику в глаза, проговорила: – Ваше сиятельство, да изволите же Вы здравствовать, о достопочтенный сир Сойер! Зовут меня Анастасия, дочь Олега из рода Калининых. Мы происходим из нового дворянства, из современного знатного рода, что ведёт свою историю из двадцатых годов двадцатого века. Прадед мой, Евгений Евграфович, в 1995-м ездил на поклон к Ротшильду, и так мы стали дворянами нового мира. – Насть, не позорься, а? – немного раздражённо сказал Армитидж. – Вот что ты несёшь? – Замолкни, смерд несчастный! – гаркнула девушка, картинно заломив руки, округлив глаза и вытянув шею. – Дворянка пред тобой стоит, в теневое правительство входящая! О времена, о нравы! О, что делается-то?! Ах, премилостивый Сойер, да удержите же меня от того, чтобы не ударить смерда сего, из града Тихого Холма прибывшего! Не твои родители золотой миллиард рассчитывали! Не ты сын дворян, пёс шелудивый, мещанин, крестьянин, реднек, илот, белое отрепье, дрянь! Не ты! И не тебе, смерд поганый, мне, дворянке, указывать! Сойер только покрутил пальцем у виска. Он, конечно, был актёром, и на сцене ему, разумеется, приходилось переигрывать, и даже не раз и не два – но он никогда не сталкивался с тем, что обычный с виду человек может в, казалось бы, обыденной ситуации вести себя будто на сцене и «грызть реквизит». И, понятное дело, никто в конце двадцать первого века не стал бы говорить так, как говорили три сотни лет назад. Закончив самопрезентацию, Настенька умолкла и отошла в тень развалин заправки, мечтательно подняв глаза к небу. Сойер, проводив её взглядом, подошёл к Армитиджу и жестом пригласил его отойти с ним от остова некогда красивой АЗС. – Чумба, мне эта девка как-то не сильно нравится, – полушёпотом сказал актёр. – Какая-то она слишком... – Рафинированная? – попытался дополнить Армитидж. – Да... Не совсем. Неестественная она. И на фелицитарный синдром... чёрт, на эйфорию это тоже не похоже. – Сойер сделал паузу. – Что такое «зловещая долина», думаю, ты знаешь. Вот именно это я от этой твоей Настеньки и ощущаю. У неё точно нет бед с башкой? Армитидж пожал плечами. – Короче, есть у меня одна идея, но звучит как бред, – погодя, продолжил Сойер. – Я предполагаю, что эта твоя Настенька – продюсерский проект какой-нибудь мегакорпы. – Да ладно? – удивлённо усмехнулся рокер. – Фигадно. У корпов ресурсов бы хватило, – Старик лишь потёр затылок. – Было время в конце тридцатых, знавал я одного диджея. Не помню его имени, помню только, что никнейм у него был DJ Tempest. Этому бедолаге хитрожопые продюсеры из «Арасака Рекордс» натурально стёрли личность и заменили той, которую создали для него в пиар-отделе. – То есть как – создали? – Легко и просто, чумба. Они придумали для него легенду, если верить которой, выходило, что у парня было всё хорошо, пока в четырнадцать лет он не потерял родителей в авиакатастрофе и его не взяла на воспитание семья его лучшей подруги. Спустя два года отец этой самой подруги пропадает без вести, и пацан начинает двигаться в музыке, чтоб хоть как-то заработать. Так и приходит к славе.