Утерев кровь с лица и уняв головокружение, блондинка встала и, всё ещё немного пошатываясь и оттого держась за стену, пошла к служебной лестнице, ведущей вниз, на шестьдесят девятый этаж. Там находилась приёмная, в которой и обитала Яна, а также располагались и личные апартаменты Алисы. Добравшись до приёмной, Яна обессиленно упала в кресло и на автопилоте включила компьютер. Представлял он из себя плоскую клавиатуру с небольшой прорезью над её самым верхним рядом, которая, едва секретарша включила аппарат, засветилась нежно-голубым сиянием, мерцающим, точно звёзды на ночном небе, и тонкие лучи света в своём упорядоченном танце спроецировали изящный, почти эфемерный интерфейс на висящую над компьютером стеклянную панель. По голографической панели побежали строчки команд, за которыми вслед развернулось окно почтового клиента. Пальцы Яночки, ещё несколько минут назад не слушавшиеся её, сейчас забегали по клавиатуре, набирая текст электронного письма. Наконец, секретарша закончила писать его и отправила. Слово было произнесено, письмо было отправлено – и по нитям городской паутины понеслись новые приказы и сообщения: в городе обнаружился фелицитарный синдром. Кто-то осмелился быть счастливым и поставил под угрозу само естество нового мира. В ту же минуту над Нео-Норильском взвыли давно молчавшие сирены. Хрипя репродукторами, они вскоре огласили весь город своим трубным воем, чтобы затем изречь оповещение: – Вниманию жителей Нео-Норильска! Обнаружена когнитоугроза, это не учения! В городе обнаружен первый случай фелицитарного синдрома. Всем жителям города рекомендуется не покидать жилища и держать включёнными телевизор, радио или радиоточку. Руководство Сибирского филиала корпорации «Арасака» объявляет карантин в городе, границы города закрываются на въезд и выезд немедленно после данного объявления, локдаун остаётся в силе до устранения поражённого охраной корпорации. Всем приятного дня! Штурмовая группа телеканала, намеревавшаяся прорваться к Армитиджу в номер, замерла в полутора шагах от его двери, а затем, развернувшись, направилась к выходу из гостиницы. Предстояло искать счастливого человека. Сам же Армитидж уже не спал – вой сирены вырвал сорокалетнего рокера из столь желанного сна – и лишь непонимающе озирался по сторонам. Услышав про обнаружение фелицитарного синдрома в городе, он нервно сглотнул: на секунду ему показалось, что в «Арасаке» решили прийти по его душу. Тем более был его страх, что его поймают, чем сильнее он осознавал непримиримую вражду между ней и «Три-Оптимум» – корпорацией, владевшей в том числе его лейблом. Армитидж хорошо помнил 2053 год. Он помнил о том, как началась Первая корпоративная война. Он помнил, как была задушена «ВерсаЛайф». Он помнил, как корпорации объявили счастье вне закона. Едва осознание этого сложилось, будто пазл, в цельную и пугающую картину, он понял одно. Пора бежать. 8. Побег Когда над Нео-Норильском иерихонскими трубами грянули сирены, когда улицы большого города огласила система аварийного оповещения, Настя была дома. Сидя за столом, на котором удобно расположилась древняя, но всё ещё работающая пишущая машинка, она старательно печатала на ней текст своего нового эссе. Окно в единственной комнате её квартиры было открыто, и девушка могла чётко слышать и объявление локдауна, и закрытие города на карантин. Когда же её ушей коснулись слова «фелицитарный синдром», Настя поняла: каким-то образом «Арасака» выследила её. Пытаясь признать, что теперь она стала жертвой номер один, студентка закрыла глаза, попытавшись собрать свои мысли и смириться с настигающим её роком. «Всё пропало, – подумала Настя. – За мной придут, а я так и не успею не то что своё летнее задание дописать – я даже попрощаться с родными не успею!» Настя ни капли не сомневалась в том, что больна фелицитарным синдромом. А разве могло быть иначе, если она способна радоваться жизни, радоваться её мелочам и осознавать себя счастливой? В мире победившей рациональности, где люди действуют, исходя исключительно из логически правильных и рациональных, поверенных алгеброй положений, а не на эмоциях, счастье – как, в общем-то, и любовь, и ненависть, и горе – восприниматься иначе как нечто ненормальное, аномальное, чуждое человеческой природе просто не могло! И Настенька отлично сознавала свою ненормальность. Ей попросту не было места в этом мире. Понимал это и Армитидж, пулей вылетевший из своего номера. На ходу выхватывая свой верный хромированный револьвер из кобуры и поправляя рюкзак на плечах, он быстрым шагом спустился на первый этаж, где его встретила лишь гробовая тишина и лежащий за стойкой регистрации труп администратора. Грудь молодой девушки превратил в решето ранее приходивший сюда по его душу арасаковский наёмник, сопровождавший корпоративных журналистов. Они, вне всякого сомнения, приходили именно за Армитиджем, но только не застали его. Путь к побегу из отеля был свободен, и рокер выскочил из здания на опалённую северным полуденным солнцем парковку. В три прыжка мужчина достиг своего «Делориана» и завёл мотор. Белое авто его плавно выскользнуло с участка перед гостиницей, и лишь отъехав на полтора километра к югу от неё, седовласый музыкант смог облегчённо выдохнуть, бросив револьвер в бардачок и захлопнув его. Остановившись перед переключившимся прямо перед носом на красный сигнал светофором, он снова открыл бардачок и выудил оттуда аудиокассету. Вопреки ожиданиям, в конце двадцать первого века аудиокассеты снова оказались в ходу – использовали их чуть ли не везде, хотя, казалось бы, отмереть они должны были ещё в десятых годах уходящего столетия, сменившись сперва компакт-дисками, а позже – цифровой дистрибуцией аудиоконтента, сначала в виде скачиваемых MP3, а потом – в виде потоковой передачи по интернету, или стриминга. Но, видимо, маятник вновь качнулся в сторону физического распространения музыки – да так, что отбросил её на добрых сто лет назад! «Вот тебе и кассетный футуризм, – про себя усмехнулся Армитидж, вставляя аудиокассету в магнитолу. – Правы были великие: всё новое есть хорошо забытое старое…» В салоне заиграл бессмертный шлягер Кавинского – «Ночной звонок», и музыкант вспомнил, как подростками он и его друзья бегали в открывшийся неподалёку видеосалон смотреть «Драйв» с Райаном Гослингом в главной роли. Когда корпорации по тем или иным причинам стали отзывать лицензии со стримингов – а началось это в середине 2040-х – начался новый расцвет пиратства, и снова открылись видеосалоны. Снова, как и шестьдесят лет назад, стали они собирать зрителей со всей округи – в каждом крупном городе и в каждой захудалой деревушке на земном шаре. Смотрели всё – боевики и комедии, мелодрамы и ужасы, эротику и фантастику, даже каким-то образом просочившиеся из Северной Кореи во внешний мир соцреалистические фильмы и производственное кино. Смотрели на DVD и видеокассетах, а некоторые умудрялись ужимать видео и для просмотра на дискетах… Но вскоре светофор переключился на зелёный, и Армитидж, открыв окно, поехал вперёд. Миновав очередной поворот, артист оглянулся, и в его голове что-то громко щёлкнуло. Настя. Он должен найти Настю. Хаотично поворачивая то налево, то направо, он добрался до тихого спального микрорайона. Будто играя в догонялки с самим собой и путая следы, Армитидж спустя полтора часа хаотичной езды остановился в тихом архаичном дворе, окружённом четырьмя советскими панельными пятиэтажками. Интуиция подсказывала ему, что девушка, в чью жизнь он так нежданно ворвался вместе со своей музыкой, живёт именно в этом дворе. Рокер выбрался из «Делориана». Над головой стрекозой протрещал чёрный вертолёт Службы безопасности корпорации «Арасака», но не успел мужчина закрыть дверь машины, как из громкоговорителя под брюхом вертолёта раздался резкий окрик: – Вы нарушаете карантинный режим! Немедленно вернитесь домой, в противном случае против вас будут приняты меры вплоть до физической ликвидации! – Пошёл ты! – насмешливо крикнул в ответ Армитидж, показав вертолёту средний палец и зайдя в подъезд ближайшего дома. Он не был до конца уверен, здесь ли живёт Настя, но, с другой стороны, другого выхода, чтобы сбросить вертолёт с хвоста, у него не было. Вскоре шум лопастей снаружи постепенно стих, воздушный патруль улетел. Вздохнув с облегчением, сероволосый только сейчас понял, в каком глупом положении оказался. Он был один в абсолютно незнакомом городе, в таком же абсолютно незнакомом районе – и при таких удручающих обстоятельствах он собирался искать девушку, которую встретил прошлой ночью абсолютно случайно и которую не додумался даже проводить домой! «Для такого надо быть или полным идиотом, или отчаянным храбрецом, – заключил он. – Причём одно не исключает другого». Действительно: что в такой ситуации ему оставалось делать? Перебирать двери в надежде найти нужную квартиру? Долго, и не факт, что практично. Выйти во двор и заорать «Настя, я тут!» или что-то в этом роде? Тупо. К тому же, арасаковская частная полиция наверняка отследит его и накроет, и будет Армитидж валяться распластанным трупом на горячем асфальте – с тех пор, как любовь объявили вне закона, копы «Арасаки» с незадачливыми Ромео и Джульеттами не особо церемонились: разряд картечи в спину или голову – и всё. Положение становилось безвыходным, и Армитидж хотел было уже уйти, но услышал, как парой этажей выше с громким щелчком открылась дверь одной из местных квартир, и рокер тут же, перепрыгивая через ступеньки, рванул наверх. На третьем этаже его ожидала открытая дверь в одну из квартир, на её пороге, одетая в голубую футболку и короткие зелёные шорты, стояла Настя. – Армитидж! – воскликнула она, увидев артиста. – Ты как здесь оказался? В городе объявили локдаун, нельзя даже во двор выйти… Я видела твою машину из окна, но как ты смог приехать?.. – Знаю, – сказал Армитидж, приобняв девушку за плечи. – Потому я здесь. – Почему? – Настя непонимающе уставилась на него. – Потому что нам пора валить из города. Одевайся, – ответил он. – Бойцы из «Арасаки» в любой момент могут прийти и за тобой. Настя опустила голову, тяжело вздохнув. Ей было по-прежнему тяжело смириться со своей участью, но желание жить – именно жить полноценной жизнью, не опасаясь преследования – было сильней. Всё так же с опущенной головой она ушла в квартиру, напоследок оглянувшись через плечо на Армитиджа: – Если хочешь, заходи, – тихо произнесла она. Мужчина зашёл внутрь, и Настя закрыла тут же за ним дверь, уйдя в комнату переодеваться. Из крохотной прихожей седовласому артисту был виден кусочек убранства этой единственной, но довольно крупной по современным ему меркам, комнаты, служившей обитательнице одновременно и гостиной, и рабочим кабинетом, и спальней. На стене висел архаичный, сильно выбивающийся изо всеобщей моды на минимализм в интерьере, ковёр. Огромное красное с выцветшими за более чем столетие узорами полотно возвышалось над мягким складным диваном, а в углу стоял видавший виды деревянный письменный стол, на котором стояла крайне ярко контрастирующая с позднесоветскими интерьерами настольная лампа на коленчатой серебристой ножке из алюминия – прямиком из двухтысячных. Посреди стола стояла древнейшая пишущая машинка в ярко-оранжевом металлическом корпусе. Всё это создавало ощущение уюта – и вместе с этим эта маленькая однокомнатная квартирка казалась будто бы окончательно оторванной от времени, не затронутой его ходом. – Армитидж, – позвала из комнаты Настя, вырвав рокера из его собственных размышлений, – а как мы выберемся из города? Он же закрыт, ни въехать, ни выехать не получится! Ты об этом подумал? – Выберемся, – обнадёжил её Армитидж. – Прорвём кордон и поедем. Собери все нужные вещи – и рванём отсюда. – А что мне брать? – Что обычно берут в таких случаях – деньги, документы там, оружие, ещё что-то… – Оружие? Но у меня нет оружия! – взволнованно воскликнула Настя. – У меня даже шокера нет, не говоря уже… – Я поделюсь, – прервал её Армитидж. – Быстрее собирайся, сюда вот-вот нагрянет арасаковская кавалерия! Настя скрипнула открываемым шкафом, вытащив из-под груды старых тряпок большой походный рюкзак. Спешно свалила туда одежду, несколько книг, кредитный чип, блокнот с ручкой и – самое дорогое – бережно упакованную в футляр пишущую машинку. Накинув рюкзак на плечи, она вышла в прихожую. Предстала она перед Армитиджем в синем худи со вшитым в ткань тепловым контуром и походных тёмно-серых брюках со множеством карманов. – А оружие? Ты сказал, поделишься, – вопросительно посмотрела на своего товарища Настя. Армитидж протянул ей свой револьвер. – Шестизарядный, сорок пятого калибра типа «Лонг Кольт». Патронами поделюсь в машине. Их осталось немного, потому постарайся не палить во всё подряд. – Но мы же заедем за новыми? – Может, и заедем. А может, и нет, – вздохнул Армитидж. – Пользоваться умеешь? – Револьвером? – переспросила девушка. – Да, меня батюшка мой стрелять обучал и из револьвера, и из штурмовой винтовки, и из самозарядного пистолета. Он внушал, что в сии страшные времена всякой девице должно уметь оружием пользоваться для защиты чести своей… От Настиного монолога у Армитиджа закатились глаза. «Неудивительно, что корпоратские псы хотят её поймать, – подумал он про себя. – Изъясняется как блаженная дура, ей-богу. Я могу понять многое, но не её манеру общения а-ля девятнадцатый век!» – А ты всегда так странно разговариваешь? – спросил артист, немного погодя. – Как? – переспросила Настя. – Так, как я говорила сейчас? Чего же тут странного? Мне казалось, так все говорят. Все, кого я знаю – точно. – Так говорили лет двести назад, а то и больше. Такие обороты уже вышли из употребления ещё при бабушке моей бабушки! – Не задумывалась об этом, – пожала плечами Настя. – Но я свои рассказы и сочинения именно в таком архаичном стиле пишу. – Ладно, забей. – Армитидж поправил волосы. – Всё собрала? Настя кивнула, и спустя мгновение они вдвоём уже спускались по лестнице. Точнее, вышли оба одновременно, но Настя спускаться начала лишь погодя. Достав из кармана толстовки лист бумаги, она приклеила его к двери, предварительно написав с использованием маркера «Перманентный», содержащем в качестве пишущего материала чернила чёрного цвета на спиртовой основе, текстовое сообщение следующего содержания, адресованное неопределённому кругу лиц: «Квартира свободна. Живите, кто хотите» (оригинальная пунктуация сохранена). Наконец пара товарищей по несчастью выбралась из подъезда. Настя, в очередной раз впечатлившись открывающимися вверх крыльями чайки дверцами величественного антикварного «Делориана», села в машину. Армитидж ловко запрыгнул на водительское кресло, пристегнулся и завёл мотор. Авто, скользя по прожаренному солнцем асфальту, тронулось с места. – И куда нам теперь ехать? – обеспокоенно спросила Настя, когда они выехали на один из крупных проспектов. – В Красноярск, – глухо ответил Армитидж. Вопреки его ожиданиям, пробок на улице ему не встречалось. Никто не пытался покинуть город, паника не накрыла Нео-Норильск. Напротив – на протяжении нескольких километров машина Армитиджа была единственной, могущей встретиться кому-либо в городе. Остальные или выехали загодя, или – что было более вероятно – сидели по домам. Как оказалось – не зря. Стоило Армитиджу и Настеньке выехать на центральный проспект Нео-Норильска, как над головой снова стрекозой затрещал вертолёт воздушного патруля «Арасаки», но теперь их белый «Делориан DMC-12» окружили роем мотоциклисты. На ходу снимая с плеч штурмовые винтовки, арасаковские соло взяли авто на прицел. – Армитидж! – воскликнула испуганно Настя. – Нам конец! – У тебя мой револьвер. Сними одного байкера, – скомандовал он. – Я разберусь с остальными. – Но я никогда не стреляла по людям! – Они не люди, Настя. Не после того, как вступили в ряды арасаковских соло. Так что, если хочешь выжить – просто прицелься и стреляй. Лучше в голову. Настя кивнула. Армитидж опустил стекло окна, у которого она сидела, и та, дрожа от страха и сжимая побелевшими пальцами хромированный револьвер рок-музыканта, высунулась в окно. Интуитивно студентка взвела курок и выстрелила. Спецназовец на мотоцикле тут же откинулся назад и вылетел из седла, выпустив мотоцикл, и инерция проволокла его по дороге, бросив под байк товарища. Слева по «Делориану» прошёлся град ударов – близко идущие бойцы дали очередь из штурмовых винтовок. Армитидж почти сразу же дёрнул руль влево, и машина с силой впечаталась в троих мотоциклистов, сбив их с транспорта. Настя выстрелила ещё раз, убив оставшегося идущего справа соло. Когда мотоциклов позади не осталось, Настя нырнула обратно в салон, положив пистолет рядом с собой. – Оторвались! – облегчённо выдохнула она. – Ведь оторвались же? – Это ещё не самое страшное, – не сводя глаз с дороги, проговорил сероволосый. – Сейчас будем прорывать кордон. «Делориан» увеличил скорость, и вскоре перед товарищами показалось перекрытие. Южный выезд из Нео-Норильска перекрывал наскоро сооружённый блокпост, патрулируемый несколькими бойцами «Арасаки». От преследовавших товарищей до этого соло эти солдаты отличались автоматическими дробовиками и ручными пулемётами, скрывающими лица противогазами с красными окулярами и намного более тяжёлой бронёй, а на спинах их бронежилетов красовались белые нашивки «КРИЗИС-КОНТРОЛЬ». Это были бойцы отряда кризис-контроля «Арасаки» – элитная кавалерия корпорации, которую поднимали для регулирования чрезвычайных ситуаций и ликвидации массовых беспорядков. Гуманностью кризис-контроль никогда не отличался, и все митинги разгонялись ими одинаково – стрельбой по демонстрантам из пулемётов, до последнего выжившего. Трупы затем переезжали грузовиками. – Мы влипли, – обречённо вздохнула Настя. – Они нас точно убьют. – Не влипли, – ободрил её Армитидж. – Сейчас прорвёмся!