– Ой, да ладно, ты сама не веришь, что Реликварий здесь, – сказал Тал. Ответить она не успела – из соседней комнаты раздались шаги, и вошел еще один карсажиец – пожилой священник. Перед собой он нес тяжелый поднос с кофейными чашками, словно защищаясь от гостей. – Добрый вечер, – сказал он. – Я доктор Лагри Арица, возглавляю исследования здесь. При ближайшем рассмотрении он оказался немногим старше Дарью. Должно быть, он напитался старостью древних книг. Арица опустил поднос с кофе и склонил голову в их сторону. Возможно, в Карсаже это считалось смертельным оскорблением. Парце так и не удалось обучить Ксорве карсажийскому этикету. После их уроков она чувствовала себя совершенной невежей. Талассерес представил их обоих, возможно, в надежде еще раз услышать, как кто-то коверкает ее имя, но доктор Лагри на это не повелся. Наполнив кружки кофе, он сказал, что на ужин приготовил традиционную карсажийскую рисовую похлебку. В целом, все начиналось не так плохо: Ксорве опасалась, что будет хуже. – Итак, вы здесь ради Пустого Монумента, – сказал доктор Лагри. – Верно, – ответил Тал. – Мы аспиранты Сетеная, – добавил он, чересчур поспешно, по мнению Ксорве. Она готова была поспорить, что Тал мечтал бы стать аспирантом Сетеная. – Любопытный выбор, – заметил доктор Лагри. – С другой стороны, в этом мире столько всего любопытного. Тысячи мест, и почти все они нуждаются в раскопках. Тысячи лет истории. И это только начало. Мы не смогли бы все это каталогизировать даже за сотню жизней, – он довольно вздохнул. – Могу ли я поинтересоваться, чем именно Монумент привлек ваше внимание? Конечно, его начали изучать еще до нашей экспедиции… – он нервно сжимал руки, пытаясь унять воодушевление. – Но, возможно, вы читали мою статью? Разумеется, ни один из них ее не читал, но Тал закивал с восторженным видом. – О да, – подтвердил он. – Замечательное исследование. Мне порекомендовал его канцлер Сетенай. Это могло быть правдой. Прочитав статью Лагри, Сетенай на три дня заперся во внутренней библиотеке Школы Трансцендентности, чтобы обдумать дальнейшие действия. Лагри выглядел так, как будто и ему не помешало бы запереться на три дня, чтобы обдумать дальнейшие действия. – О боже, – произнес он. – Это ведь всего лишь наброски, предстоит еще столько работы… Последние пять лет поиски Реликвария Пентравесса отошли на задний план – восстановленный в правах канцлер Сетенай был занят укреплением власти в Тлаантоте. Забот у него хватало. Он расплатился с Моргой и остальными наемниками, распространил весть, что Олтарос принес в жертву собственную прислугу, и с легкостью вернулся к правлению, как будто это было любимое и удобное кресло. Ксорве и Тал решали проблемы, действуя где подкупом, где угрозами. У Сетеная не оставалось времени для охоты за сокровищами, к тому же новых зацепок не было. Но вот доктор Лагри Арица опубликовал статью «Предварительные итоги наблюдений за Пустым Монументом на Мире-Предтеч-А-20-22-17». У Сетеная тут же возникла новая теория, опровергающая некий установленный исторический факт. Ксорве мало что в этом понимала, но Сетенай загорелся. Он едва не собрал вещи и не покинул Тлаантот. Но тогда он лишился бы защиты Сирены и оставил на произвол судьбы свои обязанности канцлера. Поэтому он приказал Ксорве и Талу бросить все и отправиться в этот умирающий карсажийский мир. Тал разговорил доктора Лагри, ловко уклоняясь от неудобных вопросов, связанных с содержанием статьи. Ксорве было очень неприятно признавать это, но Тал неплохо притворялся ученым – во всяком случае, куда лучше, чем она с ее напряженным молчанием. В подобных разговорах она чувствовала себя так, будто ей нужно нарезать торт молотком. Зато так у нее была возможность послушать и понаблюдать. Вскоре снаружи полностью стемнело. Сквозь треск огня Ксорве слышала свист ветра над сторожевой башней. Интересно, чем занимается Дарью там, в темноте. Вдалеке что-то прозвенело – это был ясный отрывистый звук. Тал вздрогнул, и Ксорве ухмыльнулась. – А! – воскликнул Лагри Арица. – Не бойтесь. Сторожевой колокол звонит каждый раз, когда кто-то пересекает периметр. Остальные на подходе. Несколько минут спустя дверь распахнулась: в комнате повеяло холодом, и на пороге возник Дарью Малкхая. Вид у него был встревоженный. Если бы Ксорве не знала, что он охраняет лагерь, она поняла бы это сейчас: поступь и манера держаться выдавали в нем бойца. Вслед за ним, держа его под руку, в комнату вошла девушка. Все ее одежды – от перчаток и высокого ворота мантии до меховой оторочки сапог – были белыми, отчего ее зеленовато-коричневая кожа казалась ярче. Из-под белого капюшона на плечи падали две тонкие темные косы. Девушка бесстрастным, немигающим взглядом оглядела комнату. Она напоминала горностая в зимней шубке. Ксорве спохватилась, что смотрит на нее во все глаза, и отвела взгляд. – Ах да, делегация из Тлаантота, – сказал Дарью. Их прибытие явно вылетело у него из головы. Ксорве стало интересно, что же могло случиться. – Простите, очень утомительный день. Арица? – Да, конечно, – отозвался священник. Он ушел на кухню и вернулся с большой миской рисовой похлебки. Дарью подвел девушку в белом к дальнему концу стола. В том, как жадно и сосредоточенно она ела, было что-то тревожное, словно у нее имелся второй рот с острыми зубами. – Надеюсь, вы оценили гостеприимство Арицы, – сказал Дарью, подсев к Ксорве и Талу. – Он уже прочел лекцию об экономии дров? Дарью улыбнулся им обоим. Тал улыбнулся в ответ. Ксорве по-прежнему наблюдала за девушкой в белом. – Это наш адепт, Канва Шутмили, – сказал Малкхая, показав на девушку. – Знаешь, Шутмили, ты можешь поздороваться. Канва Шутмили посмотрела на них так, будто только что осознала, что у них гости. Жадность во взгляде сменилась надменностью из серии «у меня есть вещи поважнее». Ксорве понятия не имела, кто такие адепты, но она множество раз замечала подобное выражение лица у чопорных университетских ученых в Тлаантоте. Странно было видеть его на лице своей сверстницы. – Добрый вечер, – сказала Шутмили и на мгновение задержала взгляд на Ксорве. Вид у нее был такой, словно она пыталась опознать какой-то необычный вид мха. Лагри Арица принес еду остальным и прочитал длинную молитву, поблагодарив множество богов за их милости, словно в попытке извиниться за то, что Шутмили он накормил первой. Стоило ему занять место за столом, как Шутмили обратила все свое внимание на него. – Ваше преподобие, мы снова видели его… – Ясно. Не уверен, что сейчас подходящий момент для того, чтобы беспокоить наших гостей своими внутренними делами, – сказал Арица. – Мы обсудим это позже. Шутмили ответила: «Конечно, ваше преподобие», и продолжила есть похлебку. Тал был слишком занят наблюдением за Дарью Малкхаей, чтобы заметить это явно подозрительное поведение. Что он себе воображает, негодовала Ксорве. Остаток ужина прошел спокойно. Шутмили почти не говорила и ни разу не упомянула о том, что же она видела. В конце концов, Лагри Арица проводил Тала и Ксорве в их комнату, так же аскетично обставленную, как и весь дом. Здесь висела еще одна глиняная икона бога-драконоборца с выпуклыми, как рыбья икра, глазами. Талу пришлось подтянуть колени к груди, чтобы уместиться на узкой раскладной кровати. За последние пять лет он подкачался, но все равно выглядел как растянутый шнурок. Свернувшись на собственной койке, Ксорве пыталась вспомнить, сколько раз она делила комнату с Талом. Подсчеты утомили ее. Возможно, Сетенай знал, как сильно они не любят друг друга, но это не помешало ему отправить их на задание вместе. По-видимому, он решил, что им не повредит немного здорового соперничества. И хотя признавать это было неприятно, в присутствии Тала была логика. Он куда лучше ее ладил с людьми. Но все равно она предпочла бы, чтобы Сетенай доверил это задание ей одной. По сути, не так важно, кто именно принесет ему Реликварий. Счастья Белтандроса Сетеная, как солнца, хватит на всех. Однако у Тала были свои мерзкие причины стать тем, кто вручит Сетенаю Реликварий, а Ксорве была настроена сделать так, чтобы Тал никогда в жизни не добился желаемого. – Они что-то от нас скрывают, – сказал Тал, едва они погасили свет. – Да неужели, – отозвалась Ксорве. – Ты бы заметил это, если бы не был слишком занят, строя глазки Малкхае. – Не суй свой клюв, куда не просят, – отрезал Тал. – Все я заметил. И у меня что-то наклевывалось. – Ты ничего не добьешься с карсажийцем, – сказала Ксорве. – Они слишком религиозны. Тал зарылся лицом в подушку. – Много ты понимаешь. – Просто не веди себя как болван, – сказала Ксорве. – Ой, да хватит уже, Ксорве. Это все ради информации. Просто у меня лучше получается ее добыть. Не будь ты такой недотрогой, возможно, ты бы не подозревала меня во всех грехах. – Информация, – протянула Ксорве. – То есть ты этого хочешь от Сетеная. Она ожидала, что Тал сразу же на нее набросится. Но вместо этого комнату затопила ледяная тишина, делавшая невозможным продолжение разговора. Преданность Тала Белтандросу Сетенаю давным-давно переродилась в это ужасное замалчиваемое нечто. Вряд ли Сетенай знал об этом, но Ксорве знала. У них с Талом было множество более серьезных причин ненавидеть друг друга: начиная с крепости Псамага их отношения были полны злобы и вражды, но это чувство отравляло их в особенности. Ведь что бы Тал ни делал, он не мог изменить одного: Сетенай выбрал Ксорве лично, а Тала взял к себе в качестве одолжения. Она тихонько лежала, сожалея о своих словах. Тал умел провоцировать собеседника на грубость, а затем принимать оскорбленный вид. Они должны работать вместе, да помогут боги им обоим. В конце концов, дыхание Тала стало ровным, и Ксорве убедилась, что он не притворяется спящим. Рюкзак он положил под одеяло и сжался вокруг него, как кулак. Возможно, он боялся, что ночью она будет рыться в его вещах. Ксорве не спалось. Порой ей казалось, что сон находится по другую сторону стены, и она сможет добраться до него, только если пробьет стену головой. В конце концов, она встала с кровати и снова оделась. Раз уж сон не идет, она может заняться тем, что получается у нее лучше всего: прокрасться куда-нибудь под покровом ночи и подслушать разговоры. Если карсажийцы что-то скрывают, они вполне могут начать обсуждать это после того, как гости уснут. Она прокралась в коридор. Дверь в центральную комнату была закрыта, и изнутри не доносилось ни звука. Она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. За столом карсажийская девушка, Шутмили, склонилась над огромной книгой. Вокруг нее лежали многочисленные записи. Шутмили перевернула страницу и сделала пометку на одном из своих листов. В правой руке она держала ручку с кисточкой – у Парцы была такая же, и Ксорве не разрешалось ее трогать. Время от времени она жевала кончик или крутила ручкой в воздухе. Ладонь у нее была узкой, как эта кисточка, и двигалась плавно, как вода. Ксорве заставила себя перестать ее разглядывать и, насколько позволяла щель, изучила остальную часть комнаты. Шутмили здесь одна? Ксорве хотелось спросить, о чем она говорила за ужином, но не знала, как это сделать, не выдав собственные скрытые мотивы. – Можешь войти, – сказала Шутмили, не поднимая взгляда от книги. Ксорве корила себя за промашку, но сбегать было бы странно. Она вошла в комнату и приблизилась к камину, делая вид, будто ее заинтересовала расписная икона над камином. Бог на ней был изображен как босоногий карсажийский юноша с длинной, спускающейся вдоль тела косой. У дракона были голова и туловище женщины. Ее чешуйчатое тело обвивало груду костей. – Линарья Аткалиндри уничтожает Зинандур, – сказала Шутмили, и Ксорве подпрыгнула. Ее голос был безразличным, холодным и глубоким, как ледяной колодец. Она не сдвинулась со своего места за столом и по-прежнему держала кисточку в руке. – Прошу прощения? – переспросила Ксорве. – Свет уничтожает тьму. Мудрость уничтожает хаос и скверну. Герой человечества уничтожает Отступницу, – улыбаясь, пояснила Шутмили. Улыбка вышла беспомощной, слабой, – казалось, ее вот-вот сдует ветерок, – и сопровождалась пристальным и беспокойным взглядом. – Ты что, никогда раньше не видела? Ксорве не могла понять, что звучит в ее голосе: снисходительность или искреннее любопытство. Как бы то ни было, прямой вопрос превзошел ее ожидания. – Вообще-то у нас в комнате висит икона, – сказала Ксорве. – Но эта мне незнакома. Ксорве помнила, что в Карсаже поклонялись девятерым богам, и что каждый из них управлял разными сферами жизни. Она узнала об этом еще в Доме Молчания, но богов, на ее взгляд, было многовато, и она едва ли помнила их имена. – Как необычно, – сказала Шутмили. Она посмотрела на свои записи, словно собираясь с мыслями. Ксорве, ненадолго избавленная от ее внимательного взгляда, получила небольшую передышку, но ей почему-то стало досадно, что она не оправдала ожиданий Шутмили. Впервые за долгое время она пожалела, что слушала уроки Парцы вполуха. – Я мало что знаю о вашей религии, – сказала она. – Возможно, ты первая в моей жизни, кто о ней не знает, – заметила Шутмили. – Но я редко встречаюсь с чем-то необычным, так что это даже неплохо. – Она обмакнула кисточку в воду, высушила и отложила в сторону, явно решив, что Ксорве заслуживает беседы. – Так какую же религию исповедуют в Тлаантоте? – спросила Шутмили. Едва ли она насмехалась: Тал порой прикидывался увлеченным, чтобы поиздеваться над ней, но интерес Шутмили явно был неподдельным. Ксорве вспомнила ее поведение за ужином, то, как она сидела, склонив голову, опустив глаза и едва разговаривая. Удивительное преображение. – Э-э-э-э, – протянула Ксорве. – На самом деле никакую. Жизнь в Тлаантоте была организована на основе философских принципов, выведенных в далеком прошлом Благородными Мудрецами. Ксорве не удосужилась что-либо узнать о них. Сетенай, похоже, не особенно интересовался ими, а она сомневалась, что смогла бы им понравиться.