В руках незнакомка держала поднос, на котором стояла неглубокая чаша с какой-то жидкой мазью, стакан с чем-то горячим и лежало несколько белоснежных тряпиц. – Очнулась? – Ее голос был звонким, будто идеально натянутая струна, и одновременно глубоким. Силь коротко кивнула, кутаясь в одеяло. Она не знала, чего ей ждать. Женщина поставила поднос на столик и повернулась к Сиэлле. – Убирай одеяло, осмотрю, – приказала она. Силь подчинилась. Ей совсем не хотелось перечить. Бесцеремонно подняв подол сорочки, женщина быстро осмотрела раны от осколков на теле Силь и намазала их жидкостью из чаши, а потом аккуратно, но крепко сжала подбородок Сиэллы, поворачивая ее лицо израненной стороной к себе. Недовольно цыкнула. – Как можно было так разорвать себе лицо? – пробурчала она, касаясь тряпицей раны. – Шрам останется на всю жизнь, сразу предупреждаю. А Силь опять подумала о том, что Нейтан отдал слишком большие деньги за сломанную куклу, которой она себя чувствовала. Она хотела открыть рот и спросить, что ее ждет дальше, но женщина не дала ей это сделать. – Не вздумай, если хочешь, чтобы остался только шрам! Шов разойдется, дура! Молчать умеешь? Силь опять почувствовала, как слезы жгут глаза. Она кивнула и опустила взгляд. – Упиваешься жалостью к себе? – хмыкнула женщина, отпуская ее подбородок. – Жалкой дуре только жалостью и упиваться. Пей. – Она сунула ей под нос стакан с горячим напитком, похожим на травяной чай. Силь послушно сделала глоток, стараясь сморгнуть нежеланные капли на глазах. Слова «жалкая дура» ее обидели. Заставив Сиэллу выпить содержимое стакана до дна, женщина взяла поднос и пошла к выходу. Остановившись у двери, она обернулась и одарила Сиэллу легкой улыбкой. – Ложись. В стакане было снотворное. Врач сказал, что у тебя нервное истощение и тебе нужен сон. Меня зовут Лейни. Я приду к тебе вечером, когда ты проснешься. Силь удивленно посмотрела на нее. Эта женщина то ведет себя так, будто готова выцарапать ей глаза, то смотрит так… по-доброму. Но не успела Сиэлла улыбнуться в ответ, как Лейни добавила: – А может, приду и не я. И она ушла, оставив Силь в совершенно растрепанных чувствах. Снотворное подействовало быстро, и уже спустя несколько минут Сиэлла вновь тонула в бездонной тьме. Когда она открыла глаза в следующий раз, в комнате было темно. Слева шел свет от свечи, но Сиэлла не хотела поворачивать голову. Не шевелиться. Не дышать. В голове царила пустота и безразличие. Зачем она проснулась? Почему до сих пор жива? Почему бы ей просто не закрыть глаза навсегда? Она не найдет покоя в жизни. Она сама виновата. Никто другой. Она. Если бы она умерила свой эгоизм и вышла замуж за Тинклера, Элдж не пошел бы играть. Он был бы жив. Если бы она не поддалась странной прихоти и не пошла гулять в ту ночь, не встретила бы Криса и Эрика. Если бы она не притворилась немой, не стала бы служанкой в доме Винтспиров. Если бы она была терпеливой и не села за рояль, то и Крис бы ее, возможно, не раскрыл. Он не заставлял ее. Она сама на все согласилась. И теперь она никто. Шлюха с изуродованным лицом. И в этом виновата только она. Глубоко вздохнув, Силь опять закрыла глаза. Если бы можно было все вернуть! Начать сначала эту осень… она бы все сделала не так. Она бы поступила правильно. Но время назад не повернуть. И единственное, что Сиэлле остается, – это пожинать то, что она посеяла. Изуродованное лицо – это только начало. Подивившись безразличию к собственной судьбе, она медленно повернула голову к свету свечи и… чуть не закричала от ужаса. Нейтан Тинклер стоял у окна, баюкая в руках полупустой бокал с янтарной жидкостью. Почему-то Силь была уверена, что он погружен в свои мысли и вряд ли видит что-то за пределами этого дома. Совершенно неподвижный, словно высеченный из камня, он был одет в неизменный черный костюм-тройку и белоснежную рубашку. Он вообще дышит? Казалось, что он действительно всего лишь каменная статуя. Силь тихонько повернула голову в прежнее положение и закрыла глаза. Она не готова разговаривать с ним. Не готова. Да и не может она говорить. Она – немая. Опять. – Рад, что ты проснулась, – проскрежетал Тинклер. – Мне пора уходить, а я хотел кое-что прояснить перед этим. Как он это делает? Она же почти не шевелилась, а он выглядел увлеченным своими мыслями, чтобы заметить поворот ее головы. Сиэлла опять глубоко вздохнула. Забывшись, хотела прикусить губу, и рана взорвалась болью. Но Силь сдержала стон. «Жалкая дура». Эти слова служанки Тинклера сильно задели ее. Может, потому, что были правдой? Нейтан перестал сверлить взглядом окно и повернулся к ней. Силь почувствовала острую потребность подняться. Или хотя бы сесть, что она и сделала, избегая смотреть ему в глаза. Боялась тьмы, что всегда мучила ее? Или это стыд? Она ведь сбежала практически из-под венца. После официального объявления о помолвке… Конечно, его репутации ничто не навредит, но он все равно мог столкнуться с насмешками. Хотя надо быть сумасшедшим, чтобы смеяться над этим человеком. – Сиэлла, я хочу, чтобы ты меня услышала, – хрипло сказал Тинклер. Силь сглотнула слюну. Попыталась. Во рту было сухо, как в пустыне. Не поднимая глаз, она кивнула, показывая, что готова слушать. – Завтра придет доктор, – продолжил Нейтан. – Если он разрешит тебе встать, Лейни принесет тебе одежду. Ходить по дому тебе не запрещено. Но от прогулок на свежем воздухе придется воздержаться. Ты меня понимаешь? Силь, не выдержав, вскинула голову. Конечно, она его понимает! Она же не дура! «Жалкая дура». При свете единственной свечи любые глаза будут казаться черными, а взгляд Тинклера сочился тьмой. Но страха не было. Теперь ей было все равно. – Хорошо. – Правильно истолковав ее жест, он приподнял уголки губ в легкой улыбке. – А теперь главное: ты останешься мертвой. Пока я не решу, что с тобой делать. Но запомни, в этом доме тебе не причинят зла. Никто. Ты меня слышишь? Сиэлла кивнула. Она слышала. Но не верила. Не хотела из-за своего упрямства? Не могла, потому что в глазах Нейтана она должна быть грязной уродливой шлюхой? Он хладнокровно смотрел на нее. Ждал. Преодолевая себя, Сиэлла вгляделась в тьму его глаз, ища ненависть или отвращение. Он должен это чувствовать! Должен. Но его взгляд был совершенно бесстрастным. Будто лицо Силь не уродовал шов через всю левую щеку. Будто он не обнаружил ее содержанкой другого мужчины. – Ты меня услышала, Сиэлла? – повторил он. Силь кивнула. Она услышала. Осталось только выяснить, что в этом доме значит понятие зла.