— А мне нет! — дуется Лоля, но её никто не слушает. — Когда можно будет пойти? — спрашивает Тамэй. Этого парня лет восемнадцати я запомнил потому, что он плотно общается с Лиранией. Может быть, плотнее, чем я хочу думать. Мне он не нравится. Чудится мне в нём какая-то гнилость, хотя, говоря объективно, он никак пока себя не проявил. Может быть, тупо ревную. Потому что на Лирку я-подросток запал сильнее, чем признаюсь себе сам. — Через неделю, — сообщаю я серьёзным тоном. — Почему так долго? — возмущается Лоля. — Это Средка, дро, — отвечаю снисходительно. — Нельзя притащить вас без подготовки, сожрут. Наша работа — ваша безопасность, и мы относимся к этому серьёзно, ребятки. — Или просто цену набиваете… — пробурчал Тамэй. Я уже говорил, что он мне не нравится? — Никому не навязываемся, — пожимаю плечами. — Нам и так есть чем заняться на Средке. — Заткнись, Тамэй, — говорит Сегоний. — Я, чур, первый! — Чего это ты? — подскакивает Лоля. — Я тоже пойду! — И я, и я! — раздаются голоса со всех сторон. — Не спешите, — качаю головой я. — Сначала по одному. Первый выход самый сложный, вы, пока не освоитесь, просто готовые жертвы для всех хищников Средки. Новичков видно издалека. — А много там хищников? — осторожно интересуется яркая блондинка таких форм, что даже Шоня посматривает на неё не без зависти. — Хватает. Поэтому – один человек за один раз, и везде только с нами. — Какая чушь! С какой стати! — возмущается Тамэй. — Чтоб не разбредались, — не уступаю я. — Посмотрите на это с другой стороны — вы точно хотите, чтобы ваши друзья знали, зачем именно вы идёте на Средку? — Да насрать, — отмахивается Лоля. — Ну, зачем идёшь ты, и так всем понятно! — смеётся Сегоний, но сам не спешит озвучивать свои цели. — Но ты-то, прем, будешь знать, — не отстаёт Тамэй. — В нашей корпе болтливым отрезают язык, — говорю я так серьёзно, что все вздрагивают. — И много у вас немых? — фыркает парень. — Ни одного. Потому что с языка всё только начинается. Воцаряется тишина. Все задумались. — Я буду первым, не обсуждается! — заявляет, наконец, Сегоний. — Кому переводить аванс? Вот интересно, если они не дерутся, то как выясняют, кто альфа? Достают и измеряют? *** «Неделей счастья» назвал это Зоник. «Неделей разорения» — Шоня. «Любопытным антропологическим опытом» — Лирания. «Ну, ничо так, прикольно было», — скромно отрапортовал Лендик. «Не скажу», — наотрез отказался поделиться впечатлениями густо покрасневший Кери. «Прем, ты охрененный прем!» — оценила мои старания Колбочка. Детей мы на этот раз с собой не брали, оставляя их с Лиркой, Шоней и Дженадин по очереди. Прошлого раза хватило. Наша корпа отрывалась на Средке, проматывая полученный от «золотых мальчиков» аванс. Цели было две. Первая — создание карты-меню для нашего сервиса «Олл инклюзив». Мы должны знать, куда вести клиентов, что это будет стоить, насколько опасно, какие предлагать альтернативы и так далее. Испытывали, не жалея себя, на личном опыте, благо стимуляторов, позволяющих гудеть сутками напролёт, тут навалом. Самый ходовой товар на Средке, к тому же крайне дешёвый — лишь бы клиент не ушёл, а продолжал тратить денежки. Вторая, неофициальная — ребятам очень нужно было расслабиться, забыть про проблемы, повеселиться, исполнить желания, тайные и не очень, почувствовать пульс жизни, понять, ради чего они свалили с низов. Я опять работаю за всех. Сижу в кафе, составляя карточки «Услуга – координаты – стоимость – вероятность нарваться» для большинства типовых местных сервисов. Всего разгула — капелька мерзкого здешнего псевдорома в кофе и пшик-другой лёгкого стимулятора, когда кофе уже не лезет. Информацию приносят ребята, но она, в основном, имеет малосодержательный эмоциональный формат. «Как она это делает, прем, я думал, что такое анатомически невозможно!» — закатывает глаза вернувшийся из очередного борделя Зоник, на всякий случай, оглянувшись, что поблизости нет Колбочки. «Если спросит — я ж чисто по работе, прем! Ты уж ей скажи!» — и исчезает снова. Зато узнаю больше о своих. Человек лучше всего раскрывается в тайных пороках. То, что Лендик — игроман, догадаться было несложно, но то, какие игры его привлекают, говорит о нём многое. В низах, на видеопанелях, доступны были только бесплатные видеоигры ― откровенный шлак, аркады-прыгалки-собиралки. Тупые, но развивающие мелкую моторику и мотивирующие мелкими бонусами развивать её дальше. Наверное, это полезно для будущих киберов, не знаю. На Средке — другое дело, тут настоящие салоны виртуальности. С очками — подешевле, с капсулами — подороже. В капсулах, говорят, полное погружение, хотя и ненадолго. После пары часов надо делать перерыв, иначе крыша уедет и вестибулярку заклинит. Так вот, Лендик прётся по флай-симуляторам. Здесь мало летающего транспорта; весь он, разумеется, на верхах, а пилотов и вовсе не бывает — управляют здешними леталками строго киберы. Так что виртуальность — единственная возможность ощутить себя за штурвалом, и Лендик выползает оттуда, держась за стены, но с идиотской улыбкой на лице. В первый раз вижу этого пацана улыбающимся, обычно он косплеит унылое депрессивное говно. — Они хоть близки к реальности? — спрашиваю я, записывая координаты и цены в блокнотик. — Гробануться там можно? — Ты что! — восхищённо замирает Лендик. — Полная имитация, до последней стрелочки! Разработчики гарантируют, что на их алгоритмах киберпилотов прокачивают! Я сначала еле взлетал и приземлиться ни разу не мог, не разбившись. А теперь понемногу стало получаться. Это такой кайф! — Ну, тренируйся, — отпускаю я его. — Никогда не знаешь, что в жизни пригодится. Колбочку нашёл возле салона, где танцует её мать. Девушка стоит у окна и смотрит. — Тебе точно надо это в себе расковыривать? — спрашиваю я. — Я дура, прем, — вздыхает она. — Считала Лирку сумасшедшей за то, что она ищет, где побольнее. А сама, оказывается, такая же. Смотрю и мучаюсь. Но смотрю. — Бедолага, — я обнимаю девушку за узкие плечи и прижимаю к себе. — Знаешь, прем… — Что? — Ты ведь никому не расскажешь, правда? Никогда-никогда? — Конечно. — Я с ней… Заплатила за заднюю комнату. — О, чёрт. — И не говори. Безумие, да? Я совсем долбанутая, прем? — Ты глубоко травмированная, Дженадин. И да, это чертовски близко к безумию, я серьёзно. Не надо этого делать больше. — Я знаю. Но почему-то не могу уйти. Смотрю и смотрю, как она танцует. И вспоминаю, как у нас было. И меня снова тошнит и тащит, тащит и тошнит — как если дышки перебрать. — Пойдём отсюда. — Зайди к ней, прем, а? Пусть она с тобой, а я посмотрю? — Дженадин, это очень плохая, совсем дурная идея. Не буду я этого делать, и ты тут не стой. — Я понимаю, да. Я уже ведро тут наплакала, но боюсь, что пойду снова. И снова. А потому убью её, наверное, чтобы прекратить это. Дашь свой пистолет, прем? — Не дам. Всё, пошли, — я мягко преодолел её сопротивление и увёл от проклятого шалмана. Плечи под моими руками сотрясаются от рыданий. Шонька заявляется, когда я отпаиваю Колбочку сладкой газировкой с капелькой алкоголя. Вредно для печени, но психика важнее. Этому миру нужен десант психотерапевтов, крыша у всех не на месте. Впрочем, кто б говорил. — Ты чего, Док, так просидел тут весь вечер с бумажками? Я с тебя поражаюсь! — удивляется рыжая. — Дженадин, ты плакала, что ли? Иди сюда, у тебя макияж весь на щеки утёк! Она протирает лицо Колбочки салфеткой, с дивной непосредственностью плюя на неё для увлажнения. Та не сопротивляется, только жалобно шмыгает носом. — Нет, я это так оставить не могу! — заявляет Шоня. — Если уж мы тратим деньги, как ненормальные, то надо это хотя бы делать с удовольствием! А ну, пошли со мной! Пошли-пошли, ничего даже слышать не хочу! Шонька, оказывается, отрывается в ночном клубе. Кроме масок и некоторого перебора с неоном, такой наверняка можно и в нашем мире найти. Нарочито индустриальный дизайн помещения, как будто его переделали из заводской подсобки, что вряд ли — откуда на Средке заводы? Грохочет простая, но ритмичная музыка, гоняя бесконечно по кругу один рифф, моргает в такт свет, все пляшут немудрёные танцы — где по одному, а где в компании. — Сюда! — с трудом перекрикивая музыку, тащит нас за руки Шоня.