Нагма ввинтилась ногами вперёд под одеяло, я полуприлёг рядом, опираясь спиной на мягкую стену. Спальная ячейка тут очень комфортная, не то что в низах. Девочка пристроилась поближе, закинула, как она любит, на меня руку и ногу, засопела уютно. — Хорошо, когда ты рядом, — сказала она тихо. — Сразу спокойно так. Я погладил её по растрёпанной головёнке. — Спи, егоза. Я с тобой. — И всегда-всегда будешь? — Конечно. — Ты меня любишь? — Очень. А чего ты вдруг? — От тебя пахнет Шонькой. — Я был у неё. — Шонька красивая. Особенно волосы. Я тоже хочу покрасить. Только в синий. — Давай не сейчас? У тебя ещё детские волосы, тонкие. Испортишь. Подожди ещё годиков несколько, ладно? — Ладно, — вздыхает она. — Мне надоело быть маленькой. — Это пройдёт, ватрушка. — Скорее бы. — Куда ты спешишь? — Я боюсь, что, пока я вырасту, тебя у меня кто-нибудь заберёт. Шоня, Дженадин, Лирка… Да мало ли кто. — Эй, глазастик, это не так работает, — тихо смеюсь я. — Подумай, ведь ты разом моя дочь и сестра. Поэтому я тебя люблю в два раза больше, чем вообще у людей бывает. Ты мой самый родной человек на свете. — Ну ладно, — вздыхает она, прижимаясь плотнее. — Но помни, ты мой. И если кто-то захочет тебя забрать, я его покусаю. Вот так — р-р-р! Она прихватила меня зубами за плечо и захихикала. — Ах ты кусака! — взъерошил ей волосы я. — Ишь, разбесилась. Спи давай. — Интересно, как там мама? — зевает она, успокаиваясь. — Скучаешь? — Агась. Но не очень сильно. Мне даже немножко стыдно от этого. В книжках дети всегда так страдают, если остаются без мамы. Рыдают без перерыва. А я чота нет. Я думаю, ей хорошо. — Она тебя любит. — Я знаю. Я вовсе не думаю, что она меня бросила, что разлюбила, потому что я плохая девочка и прочие книжные глупости. — Конечно, нет, ерунда какая. Ты самая лучшая на свете девочка! — Лучше Оньки? — Раза в полтора, минимум. По крайне мере по росту. — То-то же! А то уйдёшь к Лирке, усестришь Оньку, а меня забудешь! Вот тогда я точно буду все время рыдать, как в книжке. — Если все время рыдать, то будет нечем писать. — Ты всегда шутишь. А я серьёзно. — Извини, козявица. И нет, не уйду я к Лирке. — Это хорошо. Она вся как надколотый стакан. Если из такого пить, то губы порежешь, а если взять в руки, то лопнет и кипятком ошпарит. Удивительно, как она верно всё понимает в свои примерно двенадцать. Я и сам это вижу, но толку с этого видения… — Знаешь, пап, — Нагма повернула голову, прижалась подбородком к моему плечу и щекотно шепчет в самое ухо, — когда мама уехала, мне было грустно. И всё равно это были обалденнейшие два года. Ты, я, море, школа, рисунки, мультики, мороженое… Аллах смотрел моими глазами и радовался. — Мне тоже понравилось, колбаса. Ты думаешь, она вернётся? — Агась. Не сейчас, но однажды. Ты её не прогонишь? — Знаешь, стрекоза, давай обсудим тогда, когда это случится. А сейчас спи, потому что скоро утро уже. — Ладно. Но когда она вернётся, помни, ты мой! — Твой, твой. Спи уже. Нагма довольно муркнула, потёрлась о моё плечо щекой и вскоре засопела ровно и спокойно. Уснула. Когда через годик-другой она достигнет возраста отделения, мне будет не хватать этого безграничного доверия и любви. Глава 12. Give peace a chance — Как дела, Кери? — Не очень, прем, — вздыхает тот. — Пока отец был жив, я всё время на него злился: бубнит, пилит, заставляет учиться, постоянно читает нотации, а сам пьёт и запустил себя. А теперь понимаю, что он обо мне заботился, как умел, и ему единственному было не наплевать. Начинаю осознавать, что остался совсем один. — Ты не один, дро. У тебя теперь есть корпа. И нам на тебя не плевать. — Ну да, — ответил он уныло. — Но чувствую себя таким говном… — Нормальное состояние хорошего человека, — кивнул я. — Слушай, дельце к тебе есть небольшое. Можешь моей сестрёнке зарядку для планшета придумать? Штатную я не знаю, куда всунуть. — А какое у него питание? — Двести двадцать вольт, переменка, пятьдесят герц. — Знать бы ещё, что эти герцы с вольтами значат… — Ну, переменный ток — синусоида, так? Герцы — её частота. Пятьдесят раз в секунду плюс на минус и обратно. — А, понял. — С вольтами хуже. Это напряжение, то есть её амплитуда, но как её выразить в абсолютных величинах, у меня идей нет. — Ладно, я подумаю. Можно было бы какой-то преобразователь собрать, но у меня не из чего и нечем. — Не горит. Вернёмся ещё в твою лабу, всё заберём. А с этим что? — Кери как раз возится с ноутбуком Дмитрия. — Пока ничего. Это нашенский нот, но он закрыт хорошо, я прямо не знаю, как подобраться. Всегда можно разобрать и заменить модуль памяти, тогда он будет как новый, пароль не понадобится. Но модуля у меня нет, так что поковыряюсь пока. Попробую воткнуться в местную сеть и через коммуникатор потыкаться в порты. Я не очень много об этом знаю, к сожалению. — В любом случае, это больше, чем знаю я. Кстати, у меня к тебе ещё несколько вопросов общего характера. Есть время? — Чего у меня теперь дофига, так это времени, — вздохнул Кери. — В школу я в ближайшее время вряд ли вернусь… Спрашивай. — Вот, к примеру, кланы. Они тащат всякий технический шмурдяк с окраин, допустим. Но кому? — В смысле? — удивился Кери. — На рынок же. Ты же был на рынке.