— Если он ещё жив, — мрачно сказала девушка. — Жив, — уверенно ответил я. — И я его найду. Мы сидим и молчим. Лирания откинула голову назад и положила мне на плечо, её затылок упирается в моё ухо. Моя рука обхватывает её за талию и лежит на бедре. Я боюсь нарушить этот контакт, она — не знаю. — Ты ведь не уйдёшь? — спросила она неожиданно. — Если ты не выгонишь. — Зря, — сказала девушка, но гнать не стала. Она подтянула к себе колени, повернулась, перебрасывая ноги через окно в комнату и встала на пол. Я последовал её примеру, потому что задница на жёстком холодном и опасно узком карнизе уже изрядно затекла. Теперь мы стоим в тёмной комнате, друг напротив друга, между нами полшага, и я эти полшага делаю. Она меня не отталкивает, но её губы не отвечают. Я с неохотой прекращаю этот односторонний полупоцелуй. — Я не могу, прости, — говорит Лирания. — Дело не в тебе, просто не могу. — Кто это с тобой сделал? — Тонк. Подручный Пупера. Я делала всё, что он скажет, потому что Ония была заложницей. Иначе её бы продали клану. Он делал со мной… Очень мерзкие вещи, и я ему позволяла. Я грязная шлюха с тех пор, он меня так и называл. Странно, что Колбочка тебе не растрепала. — Я ей запретил. Не хотел слушать. — Однажды он вывел меня на крышу. Не знаю зачем, наверное, чтобы весь город увидел, что он со мной делает. Ему было мало, что я в его власти, он хотел, чтобы все об этом знали. Он сказал, что всё равно продаст мою сестру, и ничего я не сделаю, потому что принадлежу ему. Тогда я ударила его ногой в живот и сбросила вниз. И забрала Оньку, и никто мне ни слова не посмел сказать. Я грязная шлюха и убийца. Теперь ты знаешь, уходи. Я не стал ей говорить, что застрелил человека, напавшего на мою сестру. Это совсем другое. Я просто поймал её губы своими. Они снова не ответили, тогда я прижал девушку к себе. Она стояла как каменная статуя, потом вдруг задрожала и обмякла у меня в руках, разрыдавшись. Я осторожно довёл её до кровати, уложил, лёг рядом и обнял. Мы так и уснули — не раздеваясь, поверх покрывала, прижавшись друг к другу, как ложки в посудном ящике. *** Проснулся с первыми лучами солнца. Лирания лежит головой на моём плече, отлежав руку. Я осторожно освобождаюсь, стараясь не разбудить, и долго смотрю на спящую девушку. На неё падает свет из окна, и я вижу небольшие пятна крови на одежде — на животе майки и на штанинах спереди. Она режет себя. Режет живот и бёдра, нанося болезненные, но неглубокие порезы. Скрытый крик о помощи, самоистязание, жертва жестокому Мирозданию: «Смотри, мир, я уже наказала себя сама, не наказывай меня больше!» Жаль, это не работает. Не очень красивая, особенно сейчас, когда её магнетические глаза закрыты. Худая, с небольшой грудью, узкими бёдрами, торчащими ключицами, выпирающими тазовыми костями, длинными нервными пальцами рук с неровно обстриженными до мяса ногтями. Мне-подростку плевать, я борюсь с желанием поцеловать её спящую, но боюсь разбудить. Я-взрослый знаю, почему меня к ней тянет. В Лирании глубокий надлом, а я всегда выбираю сломанных. Моя умершая жена была переломана жизнью об колено и не оправилась от этого до конца своих дней. Мать Нагмы ― человек глубоко пострадавший. Змеямба выжжена внутри до пепла. Почему я всегда выбираю травмированных? Или они выбирают меня? Я им нужен, чтобы быть повязкой на ране, или они мне зачем-то нужны? Может быть, поэтому я стал врачом. Может быть, за это Мультиверсум давал мне референсы. Не знаю. Тихонько встал и осторожно вышел из комнаты, аккуратно задвинув за собой дверь. Спустился в вестибюль к вендинговому автомату, где с удивлением обнаружил спящих вповалку на скамейках ребят. Не всех, тут трое. На фоне стены контрастно пламенеет красно-рыжая растрёпанная причёска Шони, она просыпается, когда автомат начинает шипеть мне в стакан утренним кофе. — Прем? — спрашивает она, потягиваясь и протирая глаза. — Круто. А мы решили тебя дождаться, а потом так и уснули. Можно мне тоже кофе? Я протянул ей свой стакан и повторил заказ. — О, классный, не то что авансовая бурда, — она впилась полными яркими губами в клапан на крышке. Объективно говоря, Шоня гораздо красивее Лирании. Прекрасная фигура с длинными ногами, тонкой талией и крупной высокой грудью, правильные черты лица, большие серые глаза со скачущими в них задорными бесенятами. Я-подросток был бы не прочь. Я-подросток не прочь с кем угодно. Но тянет меня не к ней. — А где остальные? — спросил я Шоню. — Свалили, прем, — вздохнула она. — Чего так? — удивился я. Я ожидал некоторого процента кадровых потерь, но не на этом этапе. Наоборот, получив возможность оторваться на Средке, ребята должны быть полны энтузиазма. То, что за всё придётся платить, они осознают позже. — Скажи, прем… — отвела глаза Шоня. — А правда, что ты грохнул двух клановых на Средке? — Двух? — удивился я. — Одного пристрелил, другому сломал шею. Значит, наводчик огрёб больше, чем я планировал. Вроде и несильно стукнул, но нервы, нервы… Нервы и талант. Взрослым я себя лучше контролировал. Впрочем, ничуть не жалко. Я не упаду в яму суицидных рефлексий и самотравмирования от того, что прибил какого-то подонка. — А с чего все взяли, что это я? — Ну, тебя пока не опознали, но по описанию догадаться было несложно. Парень с двумя мелкими девчонками, кафе-мороженое, куртка у тебя опять же очень приметная… Я сразу допёрла и говорю такая: «Вау, народ, это же наш прем!» — И что народ? — Кто как. Одно дело погулять на халяву на Средке, другое — встрять в разборки с кланом и попасть под каток полисов за то, что в одной корпе с тобой. В общем, тех, кто вернулся, ты видишь тут. Остальные свалили. — Тебя, значит, это не смущает? — Я не хочу в аренду, прем, — сказала Шоня откровенно. — Меня от этой идеи с детства тошнит до судорог. Так что я ставлю на тебя. В её глазах я прочитал недосказанное: «Ты уж не подведи». Увы, я не тот человек, который может давать гарантии. — Кому ещё кофе, народ? — спросил я проснувшихся ребят. — Денежки-то, небось, прогудели? — До последнего тока, прем! — улыбнулся Зоник, забавный паренёк лет пятнадцати с зачёсанными на бок обесцвеченными до белизны волосами. — Но оно того стоило. — Не думала, что однажды буду платить за парня в борделе! — фыркнула Шоня. — Я не виноват, что карта у тебя! — ничуть не смутившись, отмахнулся тот. — Видела бы ты, какие девки там в аренде! И что они вытворяют! — Тьфу на тебя! Слышать об этом не хочу! — Бордели — гадость. Покупать бессмысленное тело… — убеждённо заявил Лендик, влюблённый в Шоню чернявый худой подросток. — Это твоё тело бессмысленно, — парировал Зоник, — потому что ты девственник, которому никто не даёт. И не даст. Так и будешь дрочить на фотки Шони, которые ты делаешь тайком, пока она не видит. — Ах ты гад! — вскинулся парень. — Заткнитесь оба, — сказала Шоня. — Во-первых, я вижу. Во-вторых, мне не жалко, пусть дрочит. В-третьих, с чего вы взяли, что према интересуют ваши половые трудности? Лендик покраснел, как помидор, Зоник обратился ко мне: — Извини, прем. Кстати, мы тут тебе курточку прикупили, потому что твоя уж больно круто засветилась. — И майки же всем сделали! — всплеснула руками девушка. — С шуздрами! Глянь! Она распахнула куртку и выпятила скульптурно обрисованную тонкой майкой грудь. Соски натянули ткань так, что Лендик шумно сглотнул. — Знатные у тебя сисяндры, — уважительно прокомментировал Зоник. — Но в борделе была одна… — Заткнись, озабоченный, — отмахнулась она. — Тебе нравится, прем? — Ты про майку или… На майке расположилось изрядно деформированное Шонькиными формами, но вполне узнаваемое изображение оскалившегося на весь мир опоссума, с его характерной агрессивно-охреневшей мимикой. Так вот ты какой, Шуздр! — Про майку, но комплименты меня не смущают. — Шикарная грудь, факт, — не стал её разочаровывать я. — Майка тоже отличная, молодцы. — На, это тебе, прем, — Зоник протянул мне свёрток. — У нас их теперь дофига, народ-то свалил… — Один свалил, другой привалит, — сказал я с уверенностью, которую не испытываю. Я стянул с себя куртку, выгрузив на скамейку пистолет. Ребята уставились на него в тяжёлом молчании. Оно дело хорохориться заочно, другое — когда перед тобой орудие убийства, ещё пахнущее сгоревшим порохом. Надо, кстати, почистить. — Колбочка не появлялась? — спросил я, чтобы отвлечь их от мрачных мыслей. — Не видели, прем, — сказал Ленди. — Надо сходить, проверить, как она. Я снял майку и развернул новую, с шуздром. — Кто это тебя? — спросила Шоня, разглядывая свежие синяки на моих рёбрах. У меня только-только после Пупера стало заживать, и тут Лирания освежила. — Неважно. Он больше не будет, — ответил я честно, но туманно. Ребята переглянулись со значением, но я не стал опровергать то, что они там себе надумали. Натянул куртку — немного похожую на наши косухи, только с кучей пластиковых вставок, носящих декоративно-защитный характер. Нарочито спокойно убрал во внутренний карман пистолет. В старой он лежал удобнее, но они правы — в ней я слишком хорошо засветился. — Найдите пару маечек поменьше, — попросил я. — Мелким дам. Они теперь тоже Шуздры. Нагма и Онька уже проснулись, но ещё валяются. Я загнал их в душ, проследил, чтобы почистили зубы, потом выдал принесённый снизу завтрак и маечки.