— Очень… Э… обтягивающе, — сказал я осторожно, рассматривая Алькины леггинсы, каким-то чудом не лопнувшие на Колбочковых ягодицах. — Хреново выглядит, да? — расстроилась она. — Слишком… анатомически. — Я так и думала, — вздохнула девушка, — но уж больно ткань хороша. Раз в жизни достались верхушечные тряпки, и такой облом. Эй, Лирка, будешь мерить? Колбочка принялась стаскивать с себя леггинсы, не смущаясь тем, что под ними только узенькие трусики. — После тебя? — мрачно спросила Лирания. — Обойдусь. — Не выпендривайся, дро, — ответила Дженадин. — Я-то не обидчивая, а вот ты выглядишь надутой дурой. — А ты — шалавой! — злобно бросила ей в лицо девушка. — Так я и есть шалава, — спокойно согласилась Колбочка. — Мне целку из себя строить незачем. Кто есть, тем и выгляжу. А ты-то зачем такая стерва? Подумай об этом, дро. — Я тебе сейчас… — начала вставать с кровати Лирания, но я решительно встал между ними. — Стоп, девочки. Нет причин для ссоры. — Ах, нет? — зашипела Лирания. — Ну да, конечно, тебе нет! У тебя всё прекрасно! А, к чёрту вас, целуйтесь тут друг с другом! Пошли отсюда, Ония! — Но Лииир… — заныла девочка, глядя на недоделенные сладости. — Пошли, я сказала! — Лирания схватила сестру за руку и потащила к двери. — Не нужны нам подачки! — Тебе не нужны, ты и уходи! — протестует она, оглядываясь назад полными слёз глазами. — Пусти, мне больно! Ты злюка, злюка! — Заткнись! Ты ещё не знаешь, что такое больно! — рявкнула девушка и вытащила разрыдавшуюся сестру в коридор. *** — Па… то есть братец, чего это она? — растерянно спросила Нагма. — Мы уже почти поделили! Это мне, это Оньке, это Лирке, это, поменьше, тебе, Колбочка. — А чего это мне поменьше? — спросила Дженадин. — Потому что у тебя и так попа большая! Колбочка только глаза закатила. — А почему мне вообще не досталось? — уточнил я. — А разве ты ешь сладкое? — удивилась Нагма. — Ты же мне всегда отдаёшь! Это что, теперь переделивать, что ли? — Не переделивай, — сказал я. — Знаешь, возьми долю Лиры и Оньки и отнеси им. — Точно? — переспросила сестра. — А то я, если что, могу и сама всё слопать! — Слипнется. Иди-иди, им сейчас явно не помешает побольше сладкого. От нервов. — Я же говорю, Лирка наглухо шибанутая, — сказала Колбочка, стоя в трусах и с сожалением разглядывая леггинсы. — Изображает из себя невесть что, прынцесса типа. Можно подумать, я не знаю, что… — Не надо, Дженадин, — перебил я девушку. — Если хочешь сказать про неё гадость, лучше помолчи. — Ты всё-таки залип, — грустно констатировала Колбочка. — Я так и знала. На неё все залипают. — Дело не в этом, — покачал головой я. — Просто хреново за спиной такие вещи обсуждать. Не надо так. — Залип-залип. Я-то вижу. Но ничего тебе не обломится, не надейся. Лирка-недоторога, на всю башку ушибленная, с тех пор как… Ах да, ты ведь не хочешь знать, да? — Если бы мне было нужно это знать, она бы мне рассказала, верно? — Да пофиг, подумаешь, — Колбочка с досадой бросила леггинсы на кровать и принялась натягивать штаны. — А вот с одёжкой она зря. Сиськи у неё, положим, тоже маловаты, у девушки твоего брата побогаче хозяйство, но штаны, может, и подошли бы. Хотя… Не, Лирка худая слишком, только утягивать. — Никому, в общем, не угодил, — прокомментировал я с досадой. — Только пересрались на ровном месте. — Ну, хоть приятными тряпочками по себе повозила, — хмыкнула Колбочка. — Правду говорят, натуральная ткань — тактильный оргазм. Не то что синтетика из автоматов. Ладно, не жила хорошо — и нефиг привыкать. — Погоди убиваться, — сказал я. — Будут тебе ещё тряпочки. Ты забыла — у вас новый прем, теперь всё по-другому. *** — Лирания плачет и злится на тебя, Онька плачет и злится на Лиранию, на меня никто не злится, но меня выгнали, — сообщила Нагма. — Я оставила им конфеты. — Правильно, глазастик, так и надо. Колбочка уже ушла, я укладываю Нагму спать, время совсем позднее. — А почему Лира на тебя злится? — сестра прижимается ко мне, упираясь в бок острыми коленками. — Не знаю, колбаса. Думаю, кто-то её обидел. — Но ведь не ты? Чего же она на тебя злится? — Так бывает, спи. — Это неправильно, ты хороший. — Никто не бывает хорошим для всех. — Кроме тебя, — убеждённо ответила Нагма. — Потому что ты самый лучший брат на свете! — Как скажешь, солнышко. Но ты спи, время к полуночи. — Скажи, братик Док, — спрашивает она уже совсем сонным голосом. — А ты теперь всегда будешь брат, или потом снова станешь папа? — Не знаю. А ты бы как хотела? — И я не знаю, — вздыхает она. — Я тебя и так и так люблю. — И я тебя, ватрушка. А представь, если я теперь вообще расти не буду? Останусь навсегда мальчишкой? — Ой, а так бывает? — тут же распахнула зелёные глаза Нагма. — Ты серьёзно? — Вообще, не бывает, но и помолодеть так, как я, не бывает тоже. Так что я серьёзно. И такое может быть. Теперь сна ни в одном глазу — выпросталась из-под одеяла, села, натянув на голые коленки «фубольку» с «Металликой». — Тогда, получается, я однажды до тебя дорасту? — Получается, так. — Круто! — возбуждённо сказала Нагма. — А потом стану старше? — Прикинь — да. — Агась… — задумалась она. Хмурит лоб, бровями двигает, щёки надувает, чешет нос — картина «Нагма мыслит». — О чём думаешь, колбаса? — Тогда, когда я до тебя дорасту, я с тобой женюсь! — сказала она решительно. — Правильно «выйду замуж», — поправил я. — Женятся мальчики. — Неважно, значит, выйду. — Допустим, — улыбнулся я. — Но ты ведь будешь взрослеть дальше, а я так и останусь подростком. Тебя скоро начнут спрашивать: «Эй, дама, как это вы женились на ребёнке? Вам не стыдно?»