Саша мгновенно стушевалась. Рассказывать матери о Стасе у нее не было никакого желания. Она вообще не хотела никому ничего говорить. Может, он и не позвонит, и они больше не увидятся. Такой вариант развития событий следовало принимать в расчет. — Ну… У меня тут на работе всякие сложности, — промямлила она. — Ма, не понимаю, почему ты так распсиховалась? Ты ведь уверяла меня, что все давно перегорело, что ты наконец вздохнула свободно… И теперь совершенно спокойна. — Это когда он шатался по венским операм со своей музыкантшей, я была совершенно спокойна. А как только представила, что придется столкнуться с ним нос к носу… Можно подумать, ты не понимаешь. Саша понимала. И даже слишком хорошо понимала. Впрочем, когда отец ушел из семьи, а точнее, бежал второпях, его отношения с мамой были опасно шаткими. Два года назад Саше казалось, что родители уже на пороге развода, и арфистка отцу просто удачно подвернулась. Она полагала, что роман отца недолговечен… И вот поди ж ты. Он все еще с этой своей Линой и не собирается с ней расставаться. — Мам, дождись меня, мы с тобой вечером тихонечко сядем и все обсудим, — сказала Саша тоном новорожденного руководителя — уверенным и бодрым. Если мама почувствует, в каком она смятении, выйдет только хуже. Из них двоих кто-то должен взять на себя роль взрослого. Иначе они обе раскиснут и, обнявшись, весь вечер будут рыдать, как брошенные сиротки. — Хорошо, хорошо, я знаю: ты на работе, — зачастила мама. — Прости, пожалуйста. Я просто под впечатлением. Сижу себе, вяжу шарфик, и тут вдруг звонок. Поднимаю трубку и слышу… Она задохнулась и даже забулькала, как будто ее только что накрыло волной. — А кому это ты вяжешь шарф перед наступлением лета? — оторопела Саша. — Коммерческому директору, — мрачно ответила мама, все еще во власти злых демонов, одним из которых она считала бывшего мужа. — Как раз к осени закончу. — Коммерческому директору? — не поверила Саша. Ее мать работала в администрации гигантского современного торгового центра, коммерческий директор которого, по мнению Саши, должен был носить исключительно кашемировые кашне от-кутюр. — А ты не думала подарить ему ежедневник или энциклопедический словарь? — осторожно спросила она. И тут же представила себе их собственного коммерческого директора — грубого и циничного. Если бы ей вздумалось подарить ему на день рождения мохеровый шарф, связанный своими руками, тот наверняка посчитал бы, что его сотрудница нанюхалась канцелярского клея. — Ах, Сашка, ну что ему не сиделось за границей?! — с надрывом спросила мама, пропустив ее вопрос мимо ушей. — У меня было так спокойно на душе, когда я знала, что между нами — целая Европа. — А еще таможня и паспортный контроль, — пробурчала Саша. — Ладно, мам, не изводи себя раньше времени. Может, он еще и не приедет — концерт отменят или его арфистке захочется позагорать на пляжах Новой Зеландии, или еще что-нибудь. — Я печенкой чую, что он скоро появится, — стояла на своем мама. — Выпей горячей воды с яблочным уксусом, это спасет тебя от проблем с печенкой, — нравоучительным тоном заметила Саша. — И вообще, прекрати паниковать. В ухе раздался противный писк. Кто-то пытался дозвониться и упорно висел на линии. — Ладно, мамуль, пока. Дома поговорим, я сегодня не задержусь, — быстро закруглила разговор Саша и дала отбой. Дозванивалась до нее, разумеется, Кристинка. У лучших подруг со временем развивается шестое чувство, которое позволяет точно определять время, когда требуется срочное вмешательство. — Привет, это я, — возвестила Кристинка. — Отпросилась сегодня пораньше, надо заняться домом, а то у меня пыль по плинтусам растет, как мох на болоте. А ты еще в офисе? — Ну да, — оловянным голосом ответила Саша. — У тебя все в порядке? — озабоченным тоном спросила подруга. На долю секунды Саша замешкалась. Но тут же сбросила с себя оцепенение и быстро ответила: — Да, все хорошо. Кажется, впервые в жизни ей стало совершенно ясно, что на свете есть вещи, которые не стоит сразу выбалтывать. Если она сейчас распустит язык, встреча со Стасом превратится из очень личного переживания в бытовое происшествие. Кристинка обязательно примется потрошить ее, как пойманную на уху сардину, и горькое очарование момента окажется разрушено. А Саша вынуждена была признаться себе, что, несмотря на смятение и обиду, она ощущала после встречи с Гороховым еще и дикий, первобытный восторг. Было больно и сладко одновременно, словно ей снова пятнадцать лет и она ждет первого в своей жизни свидания. Кристинке она все расскажет потом, позже, когда успокоится. За перегородкой Таня Ясенева зашуршала фольгой, и сразу же запахло сдобой и яблоками с корицей. Точь-в-точь как в детстве. — Эй, алло! Ты меня совсем не слушаешь? — недовольным тоном спросила Кристинка, которая все это время, оказывается, что-то там тарахтела в трубку. — Прости, — Саша потрясла головой, — сейчас не самый удобный момент… — Ладно-ладно, — заговорщическим тоном прервала ее подруга. — Скажи только одну вещь: как там у тебя с новым назначением? — Все будет известно завтра, но шансы неплохие, — сдержанно ответила Саша. — Смотри, не пожалеть бы потом, — ворчливо заметила подруга. — Женщина, достигшая вершины успеха, часто обнаруживает, что все самое лучшее осталось внизу. — Господи, — взорвалась Саша. — Ты как моралист из какой-нибудь древней пьесы. Подойдет к краю сцены и выдаст что-нибудь эдакое, судьбоносное. — Я не моралист, а тонкий наблюдатель. Изучаю жизнь во всех ее проявлениях. Я уже вывела несколько законов, которые умные люди не должны игнорировать. — До сих пор мне казалось, что все твои законы касаются взаимоотношений с мужиками, — хмыкнула Саша. — Ладно, я позвоню тебе вечером. Она тут же представила себе несчастную взбаламученную маму и быстро добавила: — Нет, лучше я позвоню тебе завтра. Намечаются кое-какие события. После этих слов Кристинка вцепилась в нее, как клещ в собаку, и не отстала, пока Саша не призналась, что приезжает отец. — А тебе он не звонил? — поинтересовалась подруга мрачно. — Я сменила номер мобильника, — напомнила Саша. — А через Интернет я с ним не общаюсь. — Ну и зря. Он же не с тобой разводился, а с твоей матерью. Ты-то тут при чем? — В этом ты права, но мама сказала, что будет считать меня предательницей, если я помирюсь с отцом. Она сразу стала внушать мне, что он бросил нас обеих, и точка. Ладно, потом все тебе расскажу в подробностях. Не по телефону и не с работы. У нас тут, знаешь ли, не посекретничаешь. Она распрощалась с подругой и прислушалась к шуршанию за перегородкой. Судя по запахам, Ясенева решила заесть сладкое копченой колбасой. Умеют же люди себя порадовать. «А в моей жизни в последнее время так мало радости, — неожиданно подумала Саша. — Все, что угодно, только не радость». Она вспомнила о Горохове, о его ребенке, о возможном свидании, которое она вытребовала у Стаса, и в смятении зажмурилась. * * * У Горохова был такой вид, будто его огрели по голове клюшкой. Чувствовал он себя примерно так же. Вцепившись в ручку коляски, он наблюдал за тем, как Саша улепетывает от него по бульвару, сверкая подошвами умопомрачительных туфель. То, что она до сих пор не грохнулась со своих высоченных каблуков, наверняка было божьим промыслом. — Черт! — с чувством выругался Стас. — Черт, черт, черт! — Бросил взгляд на таращившего глазенки Виталика и сердито добавил: — А ты не подслушивай. И не вздумай нажаловаться, что я при тебе ругался. Номер телефона, который Саша продиктовала, еще ничего не значил. Она добежит до своего офиса и передумает встречаться. Или нет? Стас понятия не имел, что за мысли варились в ее умной голове. Она наверняка изменилась за эти годы. Наверняка. Но при этом казалась такой… родной! Стас был потрясен собственной реакцией на явление Саши Зиминой во плоти. Два года ее образ преследовал его. Даже когда он целовал жену, Саша обреталась где-то в подсознании. Очень близко. Слишком близко, чтобы это не насторожило Киру. Она чувствовала что-то неладное и постоянно задавала Стасу один и тот же сакраментальный вопрос: «Ты меня любишь?» Она спрашивала это и утром за завтраком, и вечером, когда встречала его после работы, когда нежно целовала в щечку возле машины и когда с жуткой целеустремленностью нападала на него ночью в постели… И вообще при каждом удобном случае. Ему изо всех сил приходилось подавлять раздражение, и он увиливал от ответа, выдавая что-нибудь вроде «Ты лучшая жена на свете» или «Мне с тобой невероятно повезло». Иногда ему казалось, что «лучшая жена на свете» готова придушить его собственными руками. Безлунными ночами это ощущение бывало столь ярким, что Стас перекатывался на свою сторону кровати, ближе к краю, и долго лежал, прислушиваясь к Кириному дыханию, в котором ему чудился привкус гнева. Делая предложение руки и сердца, он был уверен, что Кирина любовь поможет залечить нанесенные Сашей Зиминой раны, успокоит и умиротворит. Но из этого ничего не вышло. Раны не затягивались, и Кира ничего не могла с этим поделать. Однако с упорством маньяка она все дула и дула на угли, пытаясь разжечь какой-никакой огонь в семейном очаге. Стас полагал, что жена скорее умрет, нежели признается в том, что ее усилия никогда не окупятся. Судя по всему, Кира готова была тянуть лямку до конца своих дней. И до конца его дней. Интересно, что сделает его жена, если вдруг узнает, что он встречался со своей бывшей? И собирается встретиться снова. Устроит скандал? Вряд ли. Скорее отравит его мышьяком, как в старом добром детективе. С невозмутимым видом поцелует в лобик и закажет самый роскошный венок, имеющийся в распоряжении ближайшей похоронной конторы. Да, Кира и в самом деле любила его — странной упорной любовью, не омраченной слезами и скандалами. С ней было просто невозможно серьезно поссориться, потому что она ни на что не обижалась, зато вечно словно принюхивалась и приглядывалась, пытаясь определить, что у Стаса на уме. Никаких доверительных разговоров у них не случалось: Стас иной раз мог ляпнуть что-нибудь в сердцах, но этим все и заканчивалось. Если он напивался и откровенничал, она поглощала его искренность, как темное озеро брошенный в него камень — по лицу ее проходила тень, вот и все. Поначалу Стас думал, что Кира просто накапливает обиды и однажды устроит настоящий фейерверк. Но вскоре понял, что фейерверка не будет, потому что между ними никогда не проскакивает искра. Им не хватает страсти, огня… С Сашей все было по-другому. И будет по-другому, даже если они всего лишь выпьют вместе кофе. Самое худшее, что можно придумать, — это снова связаться с ней. Наступить на те же самые грабли. Но он собирался наступить и, кажется, даже занес ногу. — На тебя напал столбняк? — неожиданно услышал Стас голос матери. — Я тебе кричу, машу, а ты стоишь, как памятник Гарибальди. Она подходила к нему раскрасневшаяся, запыхавшаяся, с горящими от возбуждения глазами. Чтобы пробудить в Саше Зиминой ревность, Стас сказал, будто ждет гуляющую по магазинам Киру. На самом-то деле Кира сидела дома, а сопровождал он собственную мать, которая никогда не упускала случая пристегнуть сына к какому-нибудь полезному делу. Женившись, Стас привел Киру в родительский дом и пока что не собирался его покидать. Гороховы были большой семьей с бабушками, дедушками, тетями, дядями, двоюродными и троюродными сестрами и братьями, которые то и дело наезжали из самых разных уголков земли и не сомневались в том, что их примут со всем радушием. Старший Горохов соединил две квартиры на этаже в одну большую и просторную, где и его собственным детям, и гостившей родне жилось весьма неплохо. — Да помоги же мне с сумками, — попросила Светлана Дмитриевна, плотно увешанная пакетами. — Прости, я задумался, — ответил Стас, обратив наконец внимание на окружающий мир. — Ах ты, мой тюпочка! — Светлана Дмитриевна склонилась над коляской. — Ах ты, мой сладенький пончик! — Опять ты над ним причитаешь. Он же — пацан, а не какой-нибудь домашний кролик. — Очень остроумно. — Светлана Дмитриевна выпрямилась и откинула челку со лба. Она была крупной и статной женщиной с пронзительными глазами и копной русых волос, которые вполне подошли бы какой-нибудь кинодиве. — Ты не испытываешь никакой нежности к детям, — добавила она обвиняющим тоном. — Так и есть, — согласился Стас, блуждая взглядом по окрестностям. — У тебя отсутствует отцовский инстинкт. — Это потому, что я женился не на той женщине. — Ты серьезно? — Светлана Дмитриевна так удивилась, что едва не выронила из рук бутылочку, которой собиралась осчастливить Виталика. — Никогда еще я не слышала от тебя ничего подобного. — Зато я от тебя слышал, — отрывисто бросил Стас. А потом передразнил противным голосом: — Ах, Стасушка, что же ты наделал?! Ты совершил опрометчивый поступок. Как же я за тебя переживаю, Стасушка! Светлана Дмитриевна откинула голову назад и от души рассмеялась.