Я стояла за Миллером и ждала, когда Санчес закричал: — Я заблевал весь пол! Он зеленый! Я расхохоталась, а Санчес послал мне такой взгляд, от которого в обычных обстоятельствах я бы вздрогнула. — Идите! — Он указал нам на другую дверь. Миллер схватил меня за руку и потащил через коридор, и мы добрались до раздевалки для девушек менее чем за две минуты. Свет здесь не горел. Наши грудные клетки тяжело вздымались. И я могла поклясться, что слышала свое собственное сердцебиение, когда жар тела Миллера проник в мое личное пространство и заколыхался вокруг меня. — Ты в порядке? — Грубый вопрос Миллера был сродни пятну света в темноте, от чего я прильнула к нему, хотя знала, что не имела на это права. — Да, — прохрипела я. — Спасибо. Миллер провел рукой по моему голому плечу, а затем поиграл с моим полотенцем. Я затаила дыхание, когда его пальцы потянули за материал. — Ты не захочешь знать, о чем я сейчас думаю. — Он вздрогнул. Я сглотнула, слишком боясь двигаться. Его голос стал ниже. — Ты понятия не имеешь, как сильно мне хочется его сорвать. — Это не имело бы значения. Ты не можешь видеть меня в темноте. — Ну, у меня остались очень яркие воспоминания. Я втянула ртом воздух. Миллер выдохнул «проклятье» и отошел. — Увидимся сегодня вечером, Эм. — Хорошо. — На меня обрушилось разочарование, а затем и вина. — До вечера. — Принеси мои сочные печеньки, подружка. Я засмеялась. — Скажешь еще раз слово «сочные», и я верну назад кулон. — Понял, понял. Я подождала, пока он уйдет. Стоя в темноте, я закрыла глаза и попыталась успокоить дыхание, а затем, наконец-то, щелкнула выключателем. Глава 23 МИЛЛЕР Всю оставшуюся часть дня мои пальцы гудели от ощущения покалывания — из-за проклятого полотенца. Я попытался обуздать себя, но снова потерял контроль, когда подошел к квартире Санчеса, вошел и увидел прямо перед духовкой самую великолепную задницу. Она качалась под звуки музыки из стороны в сторону, а воздух наполнялся запахом печенья. У меня практически начался сердечный приступ, когда Эмерсон выпрямилась в рукавицах для духовки и все такое, еще раз слегка покачала попкой и поставила на гранитную столешницу поднос с печеньем. — Наслаждаешься шоу? — спросила она через плечо. Я застыл, разозлившись из-за того, что почувствовал, как покраснели мои щеки. — Ты знала, что я смотрю? — Ты громко ходишь. — Фигня. Я — пантера! — Да, конечно. — Она все еще не смотрела на меня. — Сто пятнадцати килограммовая пантера с сорок седьмым размером обуви. Просто удивительно, как ловко ты проскользнул в комнату. — Со смехом она начала махать руками над печеньем. — Ты думаешь, что вплываешь в комнату. А на самом деле топаешь. Поверь мне. Я чувствовала, как вибрировал пол. Я закатил глаза и потянулся за печеньем. Эм шлепнула меня лопаткой и сурово посмотрела. Я заметил, что пряди ее светлых волос упали на ее измазанные мукой щеки. — Какого черта, женщина! — Я потер свою руку. Мне не было больно, но все же. — Не смей! — Она сунула лопатку мне в лицо. — Пока Санчес не вернется из магазина. У него было недостаточно ингредиентов, так что я сделала лишь одну партию печенья. Я попробовал снова дотянуться до подноса с печеньем; мои пальцы практически коснулись шоколада, прежде чем я заработал еще один удар лопаткой. — Блин, ну больно же! — Миллер, я серьезно! — Мы ведь не монстры. Мы же не собираемся съедать целый поднос печенья. Она в удивлении задрала брови. — В самом деле? Потому что я отчетливо помню, что в старших классах ты съел две дюжины штук, а затем спрятал оставшуюся часть в подушке. — Ладно, во-первых… — Я положил руки на столешницу. — Я был растущим подростком, и мне нужен был белок. — Это, вообще, не белок, но продолжай. — Эмерсон махнула в мою сторону лопаткой. Я выхватил лопатку из ее руки и указал ею в лицо Эм. — Во-вторых, ты знаешь, что тогда я становился голоден среди ночи, так зачем ходить вниз по лестнице вниз, когда в моей подушке есть секретное место, где можно прятать еду? — Миллер! Ты заставил свою маму пришить к подушке карман, в котором можно прятать еду! Подушки с карманами не продаются! Я самоуверенно усмехнулся. — Лучшая идея в моей жизни. — Твоя мама просто устала от того, что ты постоянно всех будишь, громко топая, пока ходишь вверх и вниз по лестнице… вверх и вниз по лестнице… хныкая: «Мама, я хочу есть!» Она идеально подделала мой голос. — Закончила? — Я скрестил руки. — «Ма! Где мой цыпленок!», — хихикнула она. — «Ма! У нас снова закончилось молоко!» Эм медленно опустила руки. Она знала, что будет дальше. Я посмотрел на нее и, молча, поднял один палец, потом второй, потом третий. Она взвизгнула. И я метнулся к ней. Я всегда так делал. С ревом обхватил ее тело и отнес ее обратно на кухню, готовый сделать все необходимое, чтобы попробовать. Печенье. Не ее. О, черт, возможно, мне хотелось и того, и другого. У меня в голове мелькнуло очень яркое изображение Эмерсон, покрытой шоколадом. Я поставил Эм на ноги и прижал столешнице: — Печенье на бочку.