— Девчонки, что делаем? Сплетничаем? — голос Санчеса прервал наш разговор. — Не думаю, что мое прошлое так уж интересно. — Он выпил немного воды и бросил стаканчик в мусор. — Сколько еще подходов с шинами? — спросил я. Он посмотрел мне в глаза. — Десять, а что? — В следующий раз их сделаю я. Он сжал губы, а затем кивнул. — Да, спасибо, ты же знаешь, что не обязан это делать. — Точно. — Я хлопнул его по спине и схватил свой шлем. — Но и ты тоже не обязан. Джекс с интересом наблюдал за нашим разговором, а затем пошел следом на поле. Роб взглянул на нас и крикнул: — Побежали! Этот день будет чертовски длинным. ♥♥♥ — Я не чувствую своих ног, — простонал я из ванны со льдом, находящейся рядом с ванной Санчеса. Он устанавливал рекорд по количеству раз, сколько можно сказать слово «блядь» за минуту. — Миллер! — голос Джекса прервал сеанс боли, когда сразу миллион маленьких иголочек атаковали мое тело. — Сегодня ты хорошо поработал. — Он остановился перед моей ванной и посмотрел на меня. Этим взглядом смотрели все квотербеки, когда не хотели использовать слова, чтобы сказать: «ты не слишком дерьмово сыграл». Я всегда уважал Джекса, как квотербека. С ним заключили контракт десять лет назад, и сейчас, в тридцать два года, он все еще был так же хорош, как и тогда, когда начал играть за «Смельчаков». Он был привилегированным квотербеком, из тех, которые начинали играть в одной команде и уходили на пенсию из той же команды. Говорил он редко, но когда это делал, мой слух всегда напрягался, чтобы его услышать, потому что, по какой-то причине, тот мне нравился. Я едва знал этого парня, но уже хотел отправиться с ним на войну. На футбольную войну. — Спасибо, мужик, — наконец сказал я. — Я все еще привыкаю к некоторым упражнениям. Знаю, сегодня кое в чем у меня был дерьмовый результат, но я тебя понял. — Я знаю, — быстро сказал он. — Просто позаботься о том, чтобы через двенадцать дней ни один из твоих старых товарищей по команде не оторвал мне голову, когда мы будем играть с «Пилотами», и у нас все будет хорошо. Я кивнул. — Именно ради этого я здесь: чтобы сохранить тебе жизнь. — И чтобы твой член работал, хотя все мы знаем, как редко ты его используешь, — вмешался Санчес, из-за чего Джекс закатил глаз, а затем ушел. — Ты продолжаешь говорить ему этот бред, а он все это терпит и не бросается на тебя. — Я видел такое раньше: квотербеки злились на своих ресиверов и были готовы бросить мяч кому угодно, даже в центр, чтобы не заработать хорошую статистику. — Джекс? — Санчес снова выругался и посмотрел на таймер. — Могу поклясться, что прошло больше пяти минут. — Он откинул голову назад на серебристую жестяную ванну; чертовски неудобную. — Мы с ним давно знакомы. Я говорю ему всякое дерьмо. Он его игнорирует, в любом случае пасует мне мяч, а я зарабатываю нам очки. Единственное, что могло бы стать между нами, это его сестра, и поверь мне, я этого не хочу. — Его сестра? Я не понимаю. — Ха! — Санчес усмехнулся, глядя в потолок. — Кинси. Новая лучшая подруга твоей бывшей лучшей подруги, лучшая подруга моей в-скором-времени-девушки-черлидера — это его младшая сестра. — Кинси? — повторил я. Маленькая раздражительная брюнетка, которая выглядела так, словно готова зарезать Санчеса, если он хотя бы дыхнет в ее сторону. — Она… — Абсолютная противоположность Джекса, поверь мне. Там, где он успокаивает целую комнату одним лишь гребаным взглядом, она вызывает бурю своим голосом. Настоящий позор, ведь она такая секси. Но этот ее голос. Словно ногтями царапают школьную доску. Мой член дрожит, мужик, и не в хорошем смысле. Мое тело онемело. Мой мозг разогнался до скорости миллион километров в минуту. Он сказал: «его девушка». Санчес хотел, чтобы Эмерсон стала его девушкой, и дерьмо в том, что это было его право. Он не притворялся, что не знает ее, не игнорировал ее. Не заставлял ее есть еду из «Макдональдса» и не требовал, чтобы она пролила свет на последние шесть лет своей жизни. Она бросила меня. Я сжал бортики ванны и попытался взять под контроль дыхание, когда воспоминания обвили мою грудь, из-за чего стало трудно дышать. Прошлое — Ты поздно пришел, — пробормотал отец. — Спишь с кем попало? — Нет. Я его ненавидел. Так сильно его ненавидел, что это все, что чувствовал, когда смотрел на его остекленевшие глаза и грязные волосы. Он пил. Снова. Я приготовился к худшему. Но он начал что-то бормотать о том, что позаботился о «той катастрофе, Эмерсон». У меня сердце сжалось в груди. Теперь мы созванивались не очень часто и на прошлой неделе, во время нашей пятничной беседы, Эм сказала, что ей нужно поговорить со мной о чем-то важном, а затем заплакала. Я надавил на нее, чтобы получить информацию, но она сказала, что нужно подождать… — Я пошел спать. — Я пихнул его, проходя мимо. — Ты жалок. Опять собираешься звонить этому белому мусору? — Отец покачнулся и раздался его злой смех. — У меня для тебя новость. Она больше тебя не побеспокоит. Я его проигнорировал. И вошел в свою комнату в поисках телефона. Только ничего не нашел. Отправился к отцу. — Где, черт возьми, мой телефон? — Он сломался. — Отец пожал плечами. — Утром получишь новый. Я помнил ее номер; так что все было нормально. Но ничего нормального не было. Потому что на следующий день я ей позвонил со своего нового телефона и знаете что? Ее номер был отключен. — Вытаскивай свою задницу, — Санчес брызнул холодной водой мне в лицо. — Я проголодался, и мне нужно, чтобы ты меня довез до нашего дома. Я застонал. — Пожалуйста, больше не говори «наш дом». Мы не живем вместе. — В любом случае, ты был бы хреновым сожителем, — проворчал Санчес. — Ты вообще знаешь, как улыбаться? Как хорошо проводить время? Я схватил полотенце и выбрался из ванны. — Да. Я просто предпочитаю придерживать свои хорошие времена для себя, — подмигнул я. Брови Санчес поднялись. — Пожалуйста, скажи, что ты неправильно выразился. — Абсолютно, — рассмеялся я. Он присоединился. И вдруг я понял, что произошло невозможное. Парень, который ухлестывал за любовью всей моей жизни, который мечтал увидеть ее голой, стал моим другом. И я так сильно из-за них переживал… Что даже не думал о себе. Или о том, каким одиноким был.