– То есть ты все уже обдумал? – Ага. Детей брату, он их любит, своих-то у него всего двое, одна девочка и еще один дурачок. Он моих часто к себе берет, пряники им покупает, мед. А бабу в монастырь. И корову брату, и огород. А на детей я ему еще и с жалованья деньгу давать буду. Всем хорошо будет. И вам хорошо. Вы без меня и огня сейчас не разведете. – Болван! Я солдат, а не благородный. Большую часть жизни я прожил в палатке. Спал на земле, и даже на снегу, и в грязи. Половину своей жизни я провел в осадах. Либо ломал стены, либо сидел за стенами. Как ты думаешь, какое главное оружие солдата? – Не знаю… Стрелы, наверное, или копье. – Топор, мотыга и лопата. Мечом машешь редко, а лопатой – каждый день. Я земли выкопал больше, чем ты. Я с утра приказы писал, днем копал, а вечером, когда другие солдаты отдыхали, я лейтенанту коней чистил, упряжь ремонтировал и за его доспехом следил – где к кузнецу ходил, где и сам делал. Понимаешь? – Понимаю, – грустно вздохнул Ёган. – У меня никогда не было слуг. Даже когда я попал в гвардию. Там у многих были слуги, они могли себе это позволить, но я все делал сам. Сам мыл свою лошадь, даже стирал, если не было прачек, да и денег у меня не было на слуг. – А сейчас-то у вас вон сколько вещей, лошадей, седел, талеров на сто. – Может, и на сто, только часть из них нужно отдать. – Кому? Барону? – Нет, при чем тут барон. По обычаю военных корпораций десятина – деньга мертвых. – Мертвых? – Да, это доля принадлежит родственникам погибших. Так и называется – десятина мертвых. – Десятина… Прям как попам. И что ж, всегда по-честному отдавали? – Как правило… Корпорации, роты набираются в одной местности, там все друг друга знают, а зачастую еще и родственники. Ротмистры за этим следили, чтобы родственники всегда свое получали. Чтобы офицеры вели себя честно. – А что, бывают нечестные? – Бывало. Иногда не все отдают, а бывало, и вообще ничего. Ёган помолчал и спросил: – Значит, не возьмете меня в работу? – Некуда мне тебя брать. У меня ни кола, ни двора. – Так двор тут можно купить, – оживился Ёган, – тут много пустых, задарма возьмете. – Угомонись ты, – сказал Волков, – подумаю я. За разговором они добрались до харчевни, где солдат увидел, как местный мужик из конюшни выводит одного из двух оставшихся у него коней. Подъехав, Волков схватил конокрада за волосы, запрокинул ему голову и зашипел прямо в лицо: – Куда ты, смерд, повел моего коня? – Староста… – Тот вылупил от страха глаза, махнул рукой. – Староста… Волков бросил мужика, спрыгнул с коня и кинулся к старосте, которого сразу не заметил. Тот только успел злобно тявкнуть: – Мне… Кулак солдата заткнул его, сбил с ног. Староста упал на спину возле лужи, схватившись за лицо руками, заныл противно и фальшиво – Волкова это не остановило, он пнул лежачего сапогом в ребра, затем еще раз и еще. Люди вокруг стояли и смотрели ужасом. – Вор! – орал солдат, избивая старосту. – Крыса! Староста пополз по грязи, пытаясь забраться под телегу, и визжал: – Сказали мне, сказали коня взять! – Кто? – орал Волков. – Кто сказал? – Люди барона! – Воровать тебе сказали? Староста кряхтел, скулил, но молчал. Солдат пнул его еще раз, теперь уже в морду: – Кто тебе сказал? Что сказали? Где они? – Там! – Староста махнул рукой в сторону харчевни. – Там они! Волков пошел туда, Ёган кинулся следом. Трактирщик, стоящий на пороге, дернулся в сторону, чтобы не попасть под горячую руку, но Волков схватил его за рукав. – Где они? – сухо спросил он. Трактирщик сказать не смог, только указал пальцем на лестницу, что вела в комнату солдата. Волков взлетел по лестнице, забыл про боль в ноге, толкнул дверь и увидел троих. Это были люди барона, а именно: огромный сержант Удо Мюллер и два откормленных молодых детины. Они были в шлемах и замызганных стеганках; в руках копья, на поясах фальшионы, наглые морды смотрели с издевкой. Один из них сидел на кровати солдата и разглядывал дорогую сбрую. Сержант стоял посреди комнаты с кольчугой в руках, а третий присел у груды вещей и копался в ней. – Сержант Удо, – сказал солдат, забирая из рук сержанта кольчугу, – а что ты делаешь в моей комнате, когда меня нет? Никак воруешь? Тот, что сидел на кровати, встал, отбросил сбрую и взял в руки копье. Он был почти с сержанта ростом. Откормленный, румяный. Усмехаясь, сказал: – Мы свое берем. – Уходите, – сказал Волков, – иначе завтра расскажу барону. – А может, нам барон разрешил? – сказал сержант Удо. – Вот я завтра у него и спрошу. – А может, и не спросишь, – загадочно произнес мордатый стражник. – Так, значит, грабите постояльцев на земле барона. – Солдат улыбнулся. – Никого мы не грабим, – ответил стражник, – за своим пришли. – За каким своим? Что-то я тебя тут не видел, в харчевне, когда ламбрийцы живые были. – Тут были мои люди, – сказал сержант. – А, так вы за деньгами мертвых пришли? – догадался Волков. – Да, за деньгой мертвых, я их офицер и должен отследить, чтобы родственники погибших получили свою долю добычи. – Я им занесу, – произнес солдат. – Мы сами им принесем, – сказал мордатый стражник, – и сами посчитаем, сколько с тебя взять. «А что им будет, если они меня сейчас убьют? – подумал Волков. – Кто их будет судить? Барон? Не будет. Никто не будет. Убьют, и все. Для них эти вещи – огромное богатство». Солдат четко понял, что по-хорошему эта встреча уже не закончится. Но он попытался еще раз: – Завтра я принесу ваши деньги, здесь добра талеров на сто. Семьям ваших людей причитается десятина. – Никому ты ничего не принесешь, – сказал мордатый стражник уже без ухмылки, – мы все заберем и все сами посчитаем. Волков как бы невзначай взялся за эфес, но не как принято, а наоборот: большим пальцем от гарды, а не к ней. – А ну не тронь железо! – зарычал мордатый. Тот, что копался в куче добра, встал, оказавшись таким же рослым и крупным. – А ну-ка стойте! – вдруг заорал Ёган, хватая от стены ламбрийское копье. Лучше бы он этого не делал. Держал он его, как крестьянин грабли. – Стойте, – продолжал орать Ёган, – сейчас к барону побегу! Доложу, что вы разбойничаете! Сержант и стражники повернулись к нему, рассматривая наглеца и смеясь; один из них спросил: – А не зарезать ли нам тебя, смерд? Стражник, скорее всего, шутил, но Волков не стал это выяснять. Меч вылетел из ножен, и по ходу руки со всей силы солдат ударил в нос мордатого, снизу вверх, в челюсть. Тот выронил копье, схватился за лицо руками, заорал. Обратным движением меча второму стражнику достался удар по древку копья. Тот был несобран, копье держал некрепко – оно упало на пол, громко хлопнув. Сержант вылупил глаза, вцепился в эфес. Волков плашмя шлепнул его мечом по руке. Сухо и коротко предупредил: – Отрублю.