– Все нормально, – пристально всматриваясь в ураган в его глазах, произнесла я. – Я даже сейчас на нее злюсь. Возможно. – Она бы тебя поняла. – Вот видишь! – Его лицо озарила улыбка, а пальцы сжались на моих коленях – и это я тоже почувствовала. – А говорила, что вы мало знали друг друга. – Ты не похож на отца, – зачем-то брякнула я. Это было правдой: они с Отсо не только не походили друг на друга внешне, но и словно были слеплены совсем из разного теста. – Я похож на мать. – Он замер. Такое ощущение, что говорить о матери ему было тоже не совсем приятно. – Вот в кого у тебя такие задорные кучеряшки, – выдохнула я. И почувствовала, как краснею до самых кончиков ушей. – Точно, – усмехнулся он. – Так ты мне скажешь, какой она была? Мика выпрямился, но продолжал смотреть так же внимательно. – Самой доброй, – ответила я искренне. – Самой светлой. – Мой голос дрогнул и осип. – И… самой чистой на свете. Слезинки задрожали на его ресницах. – Ее письма были такими же. Я представила письмо Оливии к брату. Уверена, оно было наполнено светом и надеждой. И даже когда он рвал или выбрасывал их, они продолжали источать тепло. Такой уж она была, Оливия Ярвинен. Бесконечно доброй. И эта ее доброта ужасно раздражала всех вокруг. И даже меня. – Так что же заставило ее сделать это? – спросил Мика, снова подходя к надгробию. – Зачем она пошла в лес? В этот момент мне захотелось запинать себя вот этими самыми ногами, которые покоились неподвижно на подножке инвалидной коляски. Я отчаянно нуждалась в этой беспощадной боли, чтобы не трястись всем телом и не переживать, что Мика заметит. – Тогда я еще ходила, – начала рассказ я. – Мы… мы поехали на озеро. Оливия просто обожала озера. – Я словно растеряла все слова, они убежали от меня к кому-то другому, кто не нуждался в том, чтобы отчаянно выдумывать ответы. – Она… она сказала, что разговаривает с лесом. И когда она это делает, то слышит маму. Та… отвечает ей шумом ветвей и криком птиц. – Я подняла глаза на солнце, льющее на нас сквозь ветви вязов свое неподобающее великолепие – такое же яркое, как свет, который излучала Оливия. – Я думаю, что она искала там утешения. Но не нашла. – Прости. Прости меня, прости… – Мика пошарил по карманам, но ничего не нашел, тогда приложил к моему лицу свою ладонь. В этот момент я с ужасом поняла, что плачу. – Я бы многое сейчас отдал, чтобы познакомиться с ней, – хрипло произнес он. Всхлипнув, я подняла на него взгляд. Черт. Мика улыбался искренней, доброй улыбкой. Он смотрел на меня, склонив голову набок, – точно так же, как это делала когда-то Оливия. – Я бы многое отдала за возможность вернуть ее, – сквозь комок в горле выдавила я. И в этот раз я была абсолютно честна. 18 – Кстати, – тряхнув копной каштановых волос, вдруг сказал Мика. Сунул руку за ворот своей футболки и вытащил оттуда болтавшийся на цепочке серебряный крестик. – Это, кажется, принадлежало ей. Мое сердце толкнулось и замерло. – Да, – прошептала я. Трудно было не узнать его. В последний раз я видела этот крест в лесу на мерзлой траве. – Я взял его себе как напоминание о том, что иногда бывает поздно. Для раскаяния, для встречи, для любви – неважно. Иногда просто бывает поздно, и ничего уже нельзя изменить. – А разве можно носить чужой крест? – с трудом выдавила я. – А разве нет? – Я не знаю. Мы оба не были экспертами в религии и не знали всех тонкостей. – Я просто хочу, чтобы частичка Оливии была со мной. Я кивнула. – Она верила, что он может защитить ее от всего. «Она заблуждалась», – но никто из нас не произнес этого вслух. Только где-то в верхушках деревьев громко каркнул ворон. Мы еще немного постояли у могилы, а затем двинулись в обратный путь. – Так почему ты переехал? – спросила я, когда мы покинули территорию кладбища. – Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе то, в чем не признавался еще никому? – пропел парень. Голос его звучал так, будто он намеренно хотел казаться веселым, чтобы не придавать серьезности разговору. – Я – единственная, кого ты знаешь в этом городе, – напомнила я. Подняла голову и увидела, что Мика заметно сник. Но у него все же хватило мужества посмотреть мне в лицо: – Моя мама вышла замуж, и у нее скоро родится новый маленький Мика. – Ого. – А так как я не очень лажу с ее новым мужем, считающим себя полноправным хозяином в нашем доме, то она предложила мне пожить у отца. Я не стал унижаться и просить остаться там до совершеннолетия. Если мешаю им – о’кей. Один звонок Отсо решил проблему, и вот я здесь. Он старался казаться веселым и бодрым, но взгляд у него был такой, словно ему хотелось закричать от боли. Я вдруг поймала себя на мысли, что это всего вторая наша встреча, а я уже неплохо гадаю по глазам Мики Ярвинена. – И как вы ладите с отцом? – Пока тяжеловато. Представь: двое взрослых мужчин, которые практически не знали друг друга, теперь вынуждены общаться и проживать на одной территории. – Вы не ругаетесь? – Наши обеды и ужины проходят в тишине, – признался парень. – Дай ему шанс, – улыбнулась я. – Ты – все, что у него осталось. – Оливия бы так сказала? – Несомненно. Когда мы добрались до моего дома, Софья ждала меня на веранде. Она поднялась с кресла, сняла капюшон куртки и выдернула из ушей наушники. Я бы все отдала за то, чтобы раз за разом прокручивать на повторе ее изумленное лицо. – Здрасьте, – хмыкнула она, переводя взгляд с меня на Мику и обратно. – А я-то думала, куда это тебя понесло? – Привет. – Парень подкатил меня к ступеням. – Это Софья, моя сестра, – нехотя представила я ее и указала на своего спутника: – А это Мика, наш сосед. – Правда? – оживилась сестра. – Да. Мика Ярвинен. – Он протянул ей руку. – Ух, ты. – Она пожала ее, глядя на него снизу вверх. – А я и не знала, что у Отсо есть…